Литературная критика

Игорь Михайлов. Не Книга Имён: Классики и современники / — [б. м.]: Литературное бюро Натальи Рубановой, 2022. — 206 с. ISBN 97­8-5-0056-7409-8

Печальна и уродлива биполярнутая г-жа Литпроцессия в стране сего языка, да и какою ей быть, коли Литпроцесса, как пресловутого секса в экс-ссср, у «других писателей», жалованных с барского плеча литманагеров чел-овеческому ресурсу в качестве «единственных», тут якобы нет?

Печальна и идеально уродлива, как словечко «писательница», не сказать «авторка»: ловите ж фем-ваш-привет от своей фараонки-докторки-инженерки! Ну а мы – как писатель с писателем: по-мужски потолкуем, смейтесь-смейтесь, ибо курица ваша – не птица, Болгария – не заграница, приматы же от искусства пола не имеют и, как мёртвые, сраму не имут. Вот и Михайлов тоже: тоже сраму «не имёт»... или «не имут»? Если допустить вольное «мы, Михайлов…», не имут.

Об Игоре Михайловиче Михайлове как о мёртвом – или хорошо, или ничего, что критики, они же нередко писатели, и проделывают с лёгкостию необычайной. Мало кто пишет о прозе его, ещё меньше – об эссеистике. Даже презренным «бартером» на резвые статьи не отвечают, хоть опыляет он рецензиями всяческие лит-СМИ, в том числе именитые. Ан писатели-прости-господи бдят – о себе лишь, любимых, пекутся. Себя, нарциссов оранжерейных, помпезничают. А то, что критик их – литератор, оных нежней, не помнят: деменция-с, впору конечности развести или присесть. «Писатели» – что с них взять! А если возьмёшь, они анализ тут же в фейсбучек… стишата-прозок, кал, кровь, моча, лимфа, сперма, у кого есть, сок желудочный, сок поджелудочный, панорамный снимок того-сего, сумочка-Pradа-по-секрету-всему-свету… «Широко известные в узких кругах», с дипломчиками, «златыми» перьями в точке пятой да премийками – как без монет звонких бойких, так и купюр шелестящих манко: чай не лауреаты биг-букнутые! В цэдээлах, что коровки пасущиеся, – чем уже известность, тем злей «писатель», и перхоть на свитере не порок: олень под гитарку всё стерпит… Ни вируса тронного, ни февраля адова нет на них, всё мимо прошло, мимо, мимо блаженненьких… «Ах, как это неприлично! Да как она смеет про нас писать! Кто такая? Или такой? Или такое… а такое бывает вообще? И о чём это, волки-свиньи-товарищи, всё? И для кого? И по какому праву? Да что он/а/о вообще о себе возомнил/а/о, эта/о/т Рубанова? Какой такой литагент? А может, ино?..»

Ну да, планетяне. Эссе автора сего почти неприлично, но какие приличия в последние времена! Главное – успеть записать, хотя графоман дышит в затылок, а что думают «коллеги по цеху»… но – чу, не всё ли равно, да и кто эти коллеги,  сядешь ль с ними на одном поле? Оные и так обдумались, и сяк – негоже де тем, у кого ты печатаешься в журнале, печататься у тебя: и ровно наоборот – негоже редактору, издающему книжку твою, писать о ней… А критиков – мать-перемать / отец-переотец – днём с огнём, как и людей, в округе: одни двуногие, другие, десятые – а поворотись-ка, сынку!  

Потому и пишет скорбные сии строки о «Не Книге Имён» – сама Рубанова: сборник Михайлова аккурат в именном её  книжном импринте вышел, она томик-то вдоль-поперёк учитала, хотя запятую-другую упустить и могла: чукча не корректор, хотя ремеслом владеет – как же без ремесла-то? Земелюшка-чернозём! Творцы-Татарский-нам-нахненужны-нам-нужны-Криэйторы… упс: присказку считать законченным опусом, перейти к сказке, а-кто-слушал-молодец – тому ничего не будет.

…

Название «Не Книга Имён» – результат авторского компромисса: на одной чаше весов роман «Книга имён» Жозе Сарамаго, на другой – фильм Франсуа Жирара «Песня имён» и поминальная записка в церкви. Михайлов собрал в томик избранные имена литераторов, которых ему хотелось бы назвать собеседниками или даже друзьями, присвоив себе: от Пушкина до Паустовского, от Торквато Тассо до Бродского и далее.

Кстати, избранные пишущие – современники Игоря Михайлова, как-то: Наталия Гилярова, Андрей Бычков (оба, кстати, авторы импринта «Литературное  бюро Натальи Рубановой»[1]), Михаил Моргулис, ну и сама Рубанова (да, опять, опять и снова она – а куда деваться, если ищешь Кремль, а попадаешь всегда на Курский вокзал, и кончились конфеты «Василёк», и «Слеза комсомолки» высохла на вымени под вздохи ангелов, и херес в буфет не привезут никогда-а-а, потому что испил/а/о ты цистерну свою, ОМ!).

В «Не Книге» полтора десятка эссе о писателях, которых нет смысла поминать всуе, предварительно не прочитав. Отсюда и «не» в названии: кстати, «не» по-корейски – это «да», на том и стоим. Автор к своим героям явно неравнодушен, да и как иначе, если это Достоевский, Чехов, Толстые, Бродский, Веничка Ерофеев, Поль Верлен, Торквато Тассо? Джойс, Блок, Заболоцкий… Северянин, Куприн, Олеша… И Андерсен, которого Рубанова обожает – хоть в гроб его томик ей клади, хотя она заблаговременно настаивает на кремации: «Так экологичней!»

Есть, помимо всего прочего, в «Не Книге Имён» и засланные казачки: Жак Брель и Пазолини, но в основном литераторы – и даже, не к ночи будь помянуты, совписы: хотя Рубанова всячески их из книги Михайлова изгоняла, Михайлов на Горьком с Пришвиным и Ко настоял – что ж, на то авторское право и лево!

Михайлов, кстати, любит идеализировать, творить кумиров, ставить на постамент – причём искренне. Вот, например, пассаж о Геннадии Шпаликове: «У каждого поколения двадцатилетних должен быть, вероятно, свой идеал. И если идеала нет в настоящем, мы ищем его в прошлом. Поэтому Шпаликов — вечен».

Или – о Горьком: «Так кем же он был? Писателем, шарлатаном, босяком, барином, воинствующим безбожником, лицемером? Да всего понемножку. Но прежде всего – настоящим русским писателем. Несмотря ни на что».

Или – о Лидии Гинзбург: «Её книги “О лирике”, “О психологической прозе”, “Записки блокадного человека” и многие другие должны быть в библиотеке каждого уважающего себя писателя… Думаю, сейчас Лидия Яковлевна не написала бы ни строчки».

Или – о Пришвине: «Но если творчество – капля, то Пришвин – океан».

Или – о Некрасове: «Некрасов продолжается. Благодаря таким подвижникам, как Ольга Владимировна Ломан – и её книге!»

Или – о графомане (как считает Рубанова, и не только она) Хлебникове: «Велимир – верлибр – вельми мир, и смех и горе, кузнечик русского стиха…», etc.

Самое же проникновенное эссе о современниках посвящено Михаилу Моргулису: «Кажется, он был чем-то похож на отца Александра Меня. Мне он просто напоминал моего отца. Весьма возможно, если бы Христос спустился на грешную землю, он был бы Моргулисом… Михаил был замечательным, очень тонким, точным русско-американским писателем, вобравшим в себя всё лучшее из русской и американской прозы. Здесь, как в наваристом украинском борще, был и Бабель, и Керуак, возможно, Бротиган, Хемингуэй, Чехов и прочие…».

Ну а потом опять о Рубановой, на посошок: «Итак, сейчас будем разбираться, кто такая Наталья Рубанова: кающаяся грешница, Мария Магдалина, а может, и не кающаяся – Настасья Филипповна, Марфа или Мария, а может, кто ещё? ... Литагент[2], критик, издатель Рубанова крадут у нас писателя-Рубанову. Поэтому и рассказы её, в которые входишь, как в тёплую реку, столь скоротечны. Хочется всё это, как мгновение, остановить, продолжить, продлить очарование…»: гран мерси, продолжение следует!

Продляем: в финале «Не Книги Имён» Игорь Михайлов феерично ополчился на графоманов, которых по рецепту доктора Чехова рекомендует сечь розгами: «Всякого только что родившегося младенца следует старательно омыть и, давши ему отдохнуть от первых впечатлений, сильно высечь со словами: “Не пиши! Не пиши! Не будь писателем!”». Что ж, именно это мы и имели честь напомнить бесценному читателю, пожелав ему здравия душевного, как, впрочем, и себе – не хворать.

19.12.2022