Онтологические прогулки

Тема, к которой я обращаюсь в серии статей, первая из которых представлена здесь вниманию читателя, навеяна мне самыми прозаическими и грубыми социальными реалиями, в которые я вынужден погружаться каждый день, как вынуждено погружаться большинство моих соотечественников и современников. Эта тема, конечно же, не нова, особенно для западной философии, давно и очень широко представлена в литературе социально-философской и экзистенциальной направленности, но актуальность ее, к сожалению, до сих пор не уменьшилась. Она отсылает к таким явлениям нашей эпохи, как «индустриальное общество», «культура модерна» и «состояние постмодерна», как отражающее кризис первых двух; эти явления вошли в постсоветскую социальную действительность с опозданием на несколько десятилетий, и многие из окружающих нас сейчас реалий были предвидены и объяснены в свое время такими философами как Карл Ясперс, Жан Бодрийяр, Франсуа Лиотар, Герберт Маркузе и многими другими западными интеллектуалами левого толка. Но из-за своей широты, глубины и универсальности эта тема все еще нуждается в некоторой систематизации и пояснении, с тем, чтобы стать доступной большему числу людей. В нижеследующей статье я постарался собрать воедино ключевые моменты описания и объяснения возникновения феномена «массового общества», дать их обобщающий комментарий и раскрыть условия его возникновения в единстве их исторических и логических предпосылок.

Масса (людей) существовала во все времена и во всяком обществе, но только в западноевропейских социумах последних 100 – 150 лет она стала претендовать на то, чтобы представлять собой всё общество. Под «массой» мы подразумеваем множество не связанных друг с другом людей, не разграниченных в своей принадлежности к различным слоям общества, которые в своём сочетании составляют некое единство. Это единство представляет собой соотнесенность людей друг с другом через воспринятые ими слова и мнения, усвоенные стереотипы общения, представления о рациональных целях и способах их достижения. Как преходящее явление масса существовала всегда. Масса как публика – типический продукт определённого исторического этапа, общепринятым обозначением которого является слово «модерн»; именно в эпоху модерна толпа, прежде теснившаяся на заднем плане начинает выходить на авансцену истории и превращаться в главное её действующее лицо.

Среди материальных причин возникновения массового общества решающей, несомненно, является бурное развитие техники и технологии, применимой к повседневным нуждам людей, которое спровоцировало  демографический взрыв. Как пишет К. Ясперс, «неведомый ранее рост населения в течение одного столетия стал возможным благодаря развитию техники. Открытия и изобретения создали: новый базис производства, организацию предприятий, методическое изучение наибольшей производительности труда, транспорт и сообщение, повсюду доставляющие всё необходимое, упорядочение жизни посредством формального права и полиции; и на основании всего этого - точную калькуляцию на предприятиях. Это развитие связано с рационализацией деятельности: решения принимаются не инстинктивно или по склонности, а на основании знания и расчёта; развитие связанно и с механизацией: труд превращается в просчитанную до предела, связанную с необходимыми правилами деятельность, которая может быть совершена различными индивидами, но остаётся одной и той же» [1, 35-36]. Таким образом, мы видим, что развитие техники привело к росту численности общества. Но этим влияние материальной и социальной техники на «массовизацию» общества не ограничилось: техника наряду с либеральной демократией произвели на свет массу не только в количественном, но в качественном (и гораздо более существенном) смысле. Проявление идеологической функции техники гораздо менее заметно для общественного сознания, поскольку происходит внутри него самого, и влияние техники на общество осуществляется  не только через преобразование его материальной среды обитания, но прежде всего и главным образом через трансформацию его культурно-информационного и политического ландшафта.

Общеизвестно, что возможность бурного прогресса техники и технологии была обусловлено математизацией экспериментального естествознания. Идеологическое влияние стоящей за развитием техники прикладной науки  на общественное сознание стало проявляться очевидным образом с тех самых пор, когда конкретные научные дисциплины, категорически отказавшись от идеалистической философии на гребне успеха, перестали искать какой-либо другой легитимации, кроме показаний своего метода, а  наука в её собственной интерпретации превратилась в causa sui, стала воспринимать себя как данное и санкционировать тем самым свой и поныне ещё актуальный образ разделения труда, несостоятельность и тупиковость которого не может оставаться долгое время тайной за семью печатями. В философском сознании общества  эта идеологемма спровоцировала то, что можно назвать вырождением идеи Разума в манипулятивный интеллект.

Если проследить  до самых истоков её возникновения, то окажется, что тенденция сведения Разума к манипулятивному интеллекту имеет глубокие корни: «со времён канонизации аристотелевской логики понятие Логоса, вне зависимости от его первоначального понимания как сущности бытия в греческой философии, срастается с идеей упорядочивающего, классифицирующего и завоёвывающего разума. И эта идея разума становится всё более антагонистичной по отношению к тем наклонностям и установкам, которые скорее рецептивны, чем продуктивны и стремятся скорее к достижению удовлетворения, чем к выходу вовне, которые, иными словами, по своему существу остаются связанными с принципом удовольствия. Они кажутся чем-то неразумным и иррациональным, подлежащим овладению и сдерживанию для того, чтобы служить прогрессу разума. Предназначение разума – обеспечить реализацию человеческих возможностей путём всё более эффективного преобразования и эксплуатирования природы. Однако, похоже, что с течением времени цель меняется местами со средствами: время, отдаваемое отчуждённому труду, прихватывает и время для индивидуальных потребностей – и начинает определять сами потребности. Логос раскрывается как логика господства. А затем, когда логика редуцирует целостные массивы мысли к знакам и символам, законы мышления превращаются, в конце концов, в технику расчёта и манипулирования» [2, 100-101].

Ускоренное развитие социально-материальной техники сделало возможным рост благосостояния огромных масс населения, что не могло не отразиться   на массовом сознании. Каким образом повышение уровня материальной обеспеченности людей сказалось на массовой психологии, описывает К. Ясперс: «следствием развития техники для повседневной жизни является уверенность в обеспеченности всем необходимым для жизни, но таким образом, что удовольствие от этого уменьшается, поскольку эту обеспеченность ожидают как нечто само собой разумеющееся, а не воспринимают как позитивное исполнение надежды… По мере того, как растёт масштаб обеспечения жизни, увеличивается ощущение недостатка и угрозы опасности» [1,37].

         Кроме того, в институциональном плане рост благосостояния приводит к зависимости масс населения от обеспечивающего их производственного аппарата: «массы населения не могут жить без огромного аппарата в работе которого они участвуют в качестве колёсиков, чтобы таким образом обеспечить своё существование. Зато мы обеспечены так, как никогда ещё на протяжении истории не были обеспечены массы людей» [1, 36]. Естественно, что этот аппарат со временем стал приобретать всё более ярко выраженный бюрократический характер.

        Ещё одним фактором, сыгравшим важнейшую роль в возникновении  массового общества, является самодовление капиталистического способа производства и саморегулирование рыночной экономики, которое раскрывает Э. Фромм: «В XIX веке рынок как главный регулятор освобождается от всех традиционных ограничений и в полной мере занимает подобающее ему место. И хотя все были уверенны, что поступают в соответствии со своей собственной выгодой, на самом деле их действия обуславливались анонимными законами рынка и экономическими механизмами. Отдельный капиталист расширяет своё предприятие прежде всего не потому, что он этого хочет, а потому, что вынужден это делать, поскольку… отсрочка в дальнейшем расширении производства означала бы регресс. Фактически, когда бизнес растёт, волей-неволей приходится его и дальше наращивать. В этом действии экономического закона, скрытого от человека и вынуждающего его к тем или иным поступкам, не давая ему свободы принимать решения, мы видим начало той совокупности явлений, которая полностью сложилась только в XX веке» [3, 103-104].  Вышеупомянутое самодовление капиталистического способа деятельности проявило свои социально-психологические следствия в усилении установки на соперничество, на конкуренцию многих индивидов, которым необходимо продать свою рабочую силу и свои услуги на рынке труда, который с переходом к постиндустриальному (информационному) обществу постепенно трансформировался в «рынок личностей», когда человек сам себя начал воспринимать как товар, который необходимо продать с максимальной выгодой. Явившись экономической основой функционирования рынка, эта конкуренция привела к определенному антропологическому следствию в виде так называемого «культа успеха», и в этой борьбе за успех одна за другой потерпели крушение все общественные и нравственные нормы человеческой солидарности, а значимость жизни свелась к стремлению быть первым в конкурентной гонке (что мы и теперь наблюдаем повсеместно в стремлении и призывах «стать лидером»).

        Ещё один составляющий элемент капиталистического способа производства: а именно – прибыль как побудительная причина и самовоспроизводящаяся цель всякой экономической деятельности, привела к гипостазированию экономической машины, когда в общественном сознании она стала выступать как автономный организм, независящий от потребностей и воли человека, а целью производства оказалась не общественная польза, не удовлетворение от процесса труда, а единственно прибыль, получаемая от помещения капитала. Человек как целостное живое существо стал все активнее вытесняться на периферию общественной системы, а его место начинает занимать бизнес и производство-потребление. По сути это означало, что «в сфере экономики человек перестает быть мерой всех вещей» [3].

         Дальнейшее конституирование  массового общества как общества потребления происходит в процессе взаимодействия трансформирующегося капитализма с научно-техническим прогрессом, приведшим в XX веке к двум промышленным революциям (30-х – 50-х и 70-х – 90-х гг.), когда конвейер и простую неавтоматическую систему машин сменила полуавтоматическая, а затем полностью автоматическая и компьютерно-кибернетическая, и интернетное управление производством и поведением людей, как на производстве, так и вне его – в сфере потребления, распределения и досуга. Центр тяжести эксплуатации трудящихся капитал перенёс с производства на сферу потребления и связанную с ней сферу услуг и распределения. Прибыли капитала при этом возросли. Однако массы освободившихся от ручного труда рабочих («синих воротничков»), выйдя из сферы промышленности, не обрели желанную свободу, ибо потребление и распределение также относятся к материальному производству, как и промышленность. А эта последняя набирает такие гигантские обороты, что человек оказывается буквально обреченным на массовое и форсированное потребление всех произведенных товаров, чтобы поддерживать её функционирование на необходимом уровне.

          В результате этого резкого роста производительности техники она увлекает за собой человеческие потребности и привязывает их к себе и логике своего собственного развития. Массовые количества и бесчисленные виды вещей начинают превосходить воображение каждого отдельно взятого человека, потребности которого становятся все менее определенными и понятными для него самого. На то, как и почему это произошло, проливает свет следующая мысль Жана Бодрийяра: «С началом индустриальной эпохи обретает связность система изделий, получая её от строя техники и социальных структур; в результате уже система потребностей оказывается менее связной, чем система вещей. Последняя утверждает свою связность во всём, и тем самым получает возможность моделировать целую цивилизацию по своему образцу… а поскольку товарам присуща большая системная связность, то потребности устремляются к ним, становятся сами дробно-дискретными, и с трудом, чисто произвольно размещаются в клетках системы вещей. В конечном счёте система индивидуальных потребностей захлёстывает мир вещей своей абсолютной случайностью, но сама эта случайность оказывается некоторым образом инвентаризована, классифицирована, расчленена системой вещей; следовательно, ею становится возможно управлять (в чём и состоит реальная задача системы в социоэкономическом плане)» [4, 157]

         Из своего «симбиоза» с техникой человечество извлекло колоссальную материальную выгоду: c начала XX века валовый мировой продукт (в неизменных ценах) увеличился в 19 раз, то есть больше, чем за всю обозримую предшествующую историю человечества. И, в конце концов, наступил момент, когда неограниченные возможности цивилизации в контрасте с ограниченностью среднего человека обрели оттенок избытка – чрезмерного, то есть излишнего изобилия. В результате перед нами – толпа как таковая, в чьём распоряжении сегодня всё, что создано цивилизацией.

         Таким образом, можно утверждать, что к возникновению потребительского массового общества привело сочетание следующих обстоятельств: бурное развитие техники и технологии, применимой к улучшению условий повседневной жизни; внедрение результатов естествознания в мировоззрение масс и вытеснение ими оттуда трансцендентных элементов идеалистической философии и религии, в результате чего выкристаллизовалось новое историческое самосознание западной культуры как культуры модерна; широкое распространение демократических политических практик, позволивших массам взять под свой контроль развитие общества; трансформации капитализма из «накопительского» вида в «потребительский» с переносом акцента на большее потребление произведённого; отставание развития человеческих потребностей от возможностей техники и производства, в результате чего первые попадают в зависимость от последних.

         Ясно также, что все эти обстоятельства не являются независимыми, а в той или иной степени обуславливают друг друга.

Литература:

1. Ясперс К., Бодрийяр Ж., Призрак толпы – М.: Алгоритм, 2008. - 272с.
2. Маркузе Г.,  Эрос и цивилизация. Одномерный человек – М.: Издательство АСТ, 2002. – 526, [2]с.
3.  Фромм Э. Здоровое общество. – М.: Транзиткнига, 2005. – 576 с.
4. Бодрийяр, Ж.  Система вещей. – М.: Рудомино, 1995. – 168с.