Онтологические прогулки

Эта полемическая статья в несколько сокращённом и изменённом виде была напечатана на страницах «Литературной России» (№49, 2012 г.) и посвящалась юбилею изгнания наполеоновских войск из России и окончанию отечественной войны 25 декабря 1812 года, как об этом было объявлено в манифесте императора Александра I. Как известно, война продолжалась ещё два с лишним года, но уже за пределами России. Тем не менее, именно московский поход Наполеона вызывал и вызывает  многочисленные вопросы, подчас неразрешённые до сих пор, а возможно, – и неразрешимые в обозримом будущем.

Когда я говорю о загадках этой войны, то подразумеваю, что их две: во-первых, почему Наполеон решился на поход в Россию  и,  во-вторых, почему он сумел оттуда уйти, хотя и с потерями, но ещё смог продолжать длительное время войну на территории Европы.

 

             В самом деле, ведь поход Наполеона в Россию не был такой уж неожиданностью и не явился следствием его необузданной агрессивности и страсти к мировому господству. Тогдашний расклад политических и военных сил не позволял об этом и думать. В беседе с доверенным лицом императора Александра князем А. Куракиным 7 авг. 1810 г. Наполеон сказал: «Моё внимание обращено исключительно на Англию, Голландию, Испанию, Италию, поэтому нет ничего, что могло бы вести к недоразумению между нами. (…) Если я буду принуждён воевать с вами, то совершенно против моей воли: вести 400 000 войска на север, проливать кровь без всякой цели, не имея в виду никакой выгоды!» (Цит. по кн. С.М. Соловьёва «Александр I»).

                Так в чём же причина таких, прямо скажем, политически неоправданных, если не сказать безрассудных, действий великого полководца, казалось бы, заранее обречённых на неудачу? Очевидным не только для современных историков, но и для современников прошлых событий было то, что между Александром и Наполеоном что-то как бы сломалось.

      При открытии кампании 1812 года против России Наполеон обратился с воззванием к своей армии (GrandeArme´e): «Воины! Вторая польская война начинается. Первая кончилась при Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась на вечный союз с Францией и вечную войну с Англией. Ныне нарушает она свои клятвы. (…)

Россия даёт нам на выбор бесчестие или войну, но он сомнителен. Мы пойдём вперед. Перейдём Неман и внесём войну в сердце её. Вторая польская война столько же прославит французское оружие, сколько и первая. Но мир, который мы заключим, будет прочен и уничтожит пятидесятилетнее гордое и неуместное влияние России на дела Европы». (Этот и некоторые другие документы цит. по Сб. «Наполеон Бонапарт. Путь полководца» М.. 2008).

Даже при первом взгляде на этот документ возникает много вопросов: стоило ли ради каких-то интересов «мифического государства» Польша начинать столь значительную кампанию и даже называть войну с Россией «второй польской войной»? По Тильзитскому миру в рамках наполеоновской империи было создано так называемое «Великое герцогство Варшавское», образованное из прусской и австро-венгерской частей прежней Польши, отошедших к этим государствам после трёх разделов Польши в ХVIII веке. Казалось бы, хватит, всё равно ведь Польше «от Балтийского до Чёрного моря» не быть никогда. Это было понятно не только Наполеону и его окружению, но и всем правителям европейских государств того времени, но и сегодняшним (кроме Пилсудского, естественно). Однако огромная кампания против России начинается именно как «вторая польская война»… Что бы это значило? Постараемся ответить на этот вопрос немного позднее.

Совершенно ясно, что «завоевать» Россию Наполеон даже и не думал – не то что по тогдашним, но и по временам сто-сто пятьдесят лет спустя, – это было бессмысленной задачей. Может, он думал о смене правящей династии? Вряд ли. Речь могла идти только о заключении мирного договора, а возможно, и союза, в укрепление Тильзитского мира 1807 года, за который Россия уже была вознаграждена Финляндией, при этом Наполеон обещал не вмешиваться в русско-турецкие отношения. В обмен на что? На присоединение России к «континентальной блокаде».

               Здесь мы и подходим к одной из загадок наполеоновских войн. Завоевав Италию, принудив к миру большую часть мелких германских государств, упразднив Священную Римскую империю (1806 год), Наполеон своим династическим браком с принцессой Габсбургского дома Марией-Луизой (1810 г.) установил в континентальной Европе фактически новый миропорядок, весьма стабильный и прочный, гарантировавший долгий мир и, действительно, «прогрессивное», т.е. правовое развитие народов и государств.

    С.М. Соловьёв, крупнейший русский историк этого периода, сравнивал явление Наполеона с русским богатырством. На поле брани вышли как бы равные богатыри.

 

После вступления на престол в инструкции русским послам при иностранных дворах 4 июля 1801 года Александр I писал: «Если я подниму оружие, то это единственно для обороны от нападения, для защиты моих народов». Но это пожелание осталось только на бумаге. «Властитель слабый и лукавый…» попал под обаяние британской политики и её «агента» (пользуясь современной терминологией) графа Семёна Воронцова.

Так что поход 1812 года Великой Армии (около 670 тысяч человек) имел целью не более чем вернуть русского царя к соблюдению условий Тильзитского мира, то есть «континентальной блокады», а в Петербурге продолжали принимать английские торговые суда в нарушение этого договора. О численности наполеоновской армии, которая вторглась на территорию России и о её составе, существуют самые разные мнения. Говоря об огромной массе войск, двинувшихся на Москву, часто забывают, что Наполеон оставил большой резерв на западных рубежах. Сам он писал об этом так ( конечно, уже впоследствии, задним числом анализируя причины своего поражения): «400 тысяч человек перешли Вислу; только 160 тысяч миновали Смоленск; 240 тысяч оставались в резерве между Вислой, Днепром и Двиной (…), едва 140 тысяч знали французский язык. Поход 1812 года в России стоил нынешней Франции не более 50 тысяч человек.

Потери Англии в обеих Индиях, в экспедициях Голландской, Буэнос-Айресской, Св. Домингской, Египетской (…) – превосходят всякое понятие». Не этим ли объясняется то, что Наполеон с такой лёгкостью бросил свою разгромленную армию и поспешно бежал на запад – всё равно лучшие части – свою знаменитую гвардию – он сумел спасти и вывести почти без потерь.

Однако всё это объясняет только детали похода, но ничего не говорят о его предпосылках. А они состоят в том, что война началась и продолжалась в результате английской интриги, что прекрасно понимал и Наполеон, и его вынужденный «оппонент» Александр.

Интрига оказалась сильнее. Британия, в конце концов, выиграла эту войну, став в довольно недалёком будущем настоящей Великобританией, которой подчинилось полмира.

             В России всегда говорили: «англичанка мутит», эта мысль, увы, остаётся верной и до сих пор, если к «англичанке» присоединить и «американку». Попытки объединить Европу не удались ни Наполеону, ни Гитлеру, ни Сталину, а только тем же самым «англосаксам» в их собственных интересах. Размышляя уже в ссылке о своих прошлых победах и промахах, Наполеон писал: «Я составил план высадки в Англию. Впрочем, я никогда не думал действительно исполнить его; предприятие это не удалось бы не по недостатку в средствах к высадке, а по невозможности произвести отступление». Судя по всему, опасения такого же рода были и у Гитлера, почему ни тот, ни другой полководцы не решились на этот рискованный десант: они ясно понимали, что захвата Лондона недостаточно для победы над Англией – неизбежно началась бы партизанская война. Впрочем, Наполеон рассчитывал на поддержку хотя бы некоторой части народа  (особенно Шотландии, вопрос о самостоятельности которой не сходит с повестки дня до сих пор) народа: «По овладении Лондоном образовалась бы сильная партия против олигархов», – писал он в тех же заметках. Однако мысли о подобном ходе войны в России ему почему-то в голову не приходили.

 

Нужно заметить, что раздумывая над этим роковым для себя шагом, Наполеон внимательно изучал ход русско-шведской войны начала ХVIII века, поскольку считал себя отчасти преемником Карла ХII. В наших исторических документах и исследованиях много говорится о победах Петра I над шведами в Прибалтике, о победе под Полтавой, но мало упоминают о целях и задачах, которые ставил перед собой шведский король в ходе этой войны. А он вовсе не стремился разгромить своего соперника Петра  I, но думал о новом европейском  континентальном устройстве, разумеется, под своей эгидой. И тут нет ничего странного: его прямой предшественник –  король шведский Густав-Адольф –  управлял событиями в Европе в ходе Тридцатилетней войны, так что корни для этих замыслов, ой, какие глубокие. Опять-таки задним числом размышляя о всех этих вопросах, Наполеон писал о действиях Карла в 1709 году: «Он овладел Польшей, занимал Ригу,  находился в десяти переходах от Москвы и, по всей вероятности, овладел бы столицей, но он уклонился с прямого пути и пошёл в Украину на соединение с Мазепой, который привёл ему не более 6 тысяч войска. (…)

Если Карл ХII намеревался идти к Москве (а он именно такую цель и преследовал – Г.М.), то движение его к Смоленску было сообразно с правилами военного искусства. (…) К чему было вступать в сражение? Если бы он одержал победу над Полтавой, то что предпринял бы с 18 тысячами войска в сорока переходах от Москвы? Он не имел надежды нанести противнику решительного удара».

Из этого вдумчивого размышления как будто и следует, что сам Наполеон вроде бы должен был бы учесть все ошибки своего предшественника. Однако они почему-то повторились, и причём в том же самом виде. Ещё Петр I применял тактику заманивания противника в глубь страны. То же самое повторилось и при Кутузове. Всё вроде бы ясно, но что-то не складывается.

Опять маячит польская интрига. И среди советников молодого царя Александра I ряд поляков во главе с А. Чарторыйским, и у Наполеона такие же советники. Что этим правителям  далась какая-то Польша? Да ведь и Сталин с Гитлером никак не могли её поделить, и по сей день польский вопрос не сходит с повестки дня; его всё время назойливо ставят нам на вид. Ответ может быть только один: война была нужна Наполеону только с одной целью: принудить Александра к более жёсткому соблюдению условий Тильзитского мира, и особенно условий «континентальной блокады».

Интересное суждение, частично подтверждающее нашу мысль, о замыслах Наполеона принадлежит знаменитой Жермене де Сталь. Отвергнутая Наполеоном женщина на всю жизнь сохранила к нему лютую ненависть, но в своих суждениях была очень проницательна. В её записках о пребывании в России в 1812 году она писала, что конечной целью войны Наполеона против России было «стремление сосредоточить в руках дома Бонапартов и компании всю торговлю английскими товарами», - и с иронией заключает: «Достойный повод, чтобы взволновать все народы материка!». Конечно, такая оценка «континентальной блокады» Англии, предпринятой Наполеоном, вполне достойна дочери знаменитого банкира барона  Неккера, но для мадам де Сталь личный фактор при оценке политических событий всегда оказывался важнее любого другого, а её ненависть к Наполеону, вызванная глубокой женской обидой, была постоянной и неизменной.

Ещё одно свидетельство  значимости польского вопроса при войне с Россией – это одно из воззваний польских националистов к полякам, которые распространялись после занятия Вильно: «Поляки! Вы служите под русскими знамёнами. Эта служба была вам дозволена, пока у вас не было отечества, но теперь всё изменилось. Польша воскресла, и теперь надо сражаться ради её полного восстановления, ради того, чтобы заставить русских признать права, которые у вас отняты несправедливостью и силой. Генеральная конфедерация Польши и Литвы отзывает всех поляков с русской службы. Польские генералы, офицеры, солдаты!   Повинуйтесь голосу отечества: покиньте знамёна ваших притеснителей, спешите все к нам, чтобы стать под знаменем Ягеллонов,  Казимиров, Собесских!».

Отряды польских войск в Великой Армии возглавлял Ю. Понятовский, племянник последнего польского короля,  и Наполеон ему присвоил даже звание маршала.

Теперь о второй загадке наполеоновского похода: какие неведомые силы толкнули расчётливого и опытного полководца к совершению безумного марша на Москву и почему ему удалось оттуда уйти? Один из виднейших мемуаристов Ф.П. Сегюр  прямо констатирует, что уже при самом начале похода, когда Наполеон находился в районе Витебска, у него возникли самые серьёзные опасения относительно исхода всей кампании. Он констатирует: «Приходилось уже вести не войну с королями, но войну с классами, войну с партиями, войну религиозную и национальную – все войны разом.

Император увидел тогда всю необъятность своего предприятия.  Пока на его пути были только короли, для него, более великого, чем они, победа над ними была безделицей; но короли побеждены, он перед народами; и здесь, на другом конце Европы, он опять наталкивается на ту же Испанию, но далёкую, бедную, бесконечную. Он удивлён, он колеблется и останавливается».

Свои военные кампании в Испании даже в последние годы сам Наполеон расценивал как большую удачу, и гордился тем, что буквально в считанные дни сумел разгромить испанскую армию.  Однако от этого война в Испании не только не завершилась, а наоборот как раз и началась – но она имела уже партизанский характер. Сразу после вторжения в Россию русская православная церковь объявила Наполеона Антихристом. Это произвело сильное впечатление на крестьянские массы, а о том, что любая война в России принимает религиозный характер, мы писали уже неоднократно.

После взятия Смоленска, когда лето уже было на исходе, перед Наполеоном встала серьёзная проблема: или, опираясь на более или менее надёжный польский  тыл, остаться на зимние квартиры, планируя тем самым кампанию на два или три года, или продолжать двигаться вперёд. Судя по всему, армия искренне верила Наполеону и готова была подчиниться любому решению, но опасность грозила совсем с другой стороны: тлеющая партизанская война в Испании породила волнения и в самой Франции, так что затягивать кампанию было слишком опасно для  престижа власти самого императора. Он пошёл вперёд.

Перед Бородинским сражением, чтобы воодушевить войска, Наполеон показывал им портрет только что родившегося своего сына, предполагаемого наследника великой империи. Нам сегодня это может показаться диким, если не просто-напросто смехотворным . Но это настолько воодушевило войска, что они с криками «да здравствует император» прямо с парада шли в бой. Об итогах Бородинской битвы Наполеон сказал так: «Сражение при Бородино было одно из тех, где необыкновенные усилия имели самые неудовлетворительные результаты». Что было дальше, известно каждому, но тут снова масса неясностей.

             Есть ещё одна интересная сторона событий 1812–1814 годов. Она связана с последствиями сдачи Москвы и отступлением наполеоновских войск. Мы, сегодняшние, руководствуясь опытом разного рода окружений и «котлов», которые практиковались в ходе войны 1941–45 годов, как с той, так и с другой стороны, вправе задаться вопросом:  а почему Наполеону вообще разрешено было отступить из Москвы? Он находился там почти два месяца. За это время легко можно было осуществить манёвр по окружению Москвы с запада. Но Кутузов на это не пошёл, хотя русская армия даже после значительных потерь при Бородине превышала численность наполеоновских войск в Москве почти в четыре раза. Наши историки говорят, что мудрость Кутузова состояла в том, что он отправил остатки войска Наполеона отступать по старой смоленской дороге. Достаточно было окружить Наполеона под Москвой, и проблема борьбы с «узурпацией власти» была бы решена одним ударом. Почему-то Кутузов не пошёл на такое решение? Может быть, было неизвестное нам распоряжение Александра, который уже тогда загодя планировал вторжение на территорию Европы? Если бы Наполеон был убит, то сама постановка этой цели – установление в Европе нового миропорядка – оказалась бы бессмысленной.  Возможно, нужен был не просто образ врага, а сам враг, живой и здоровый, чтобы, якобы преследуя его, создать Священный Союз ( уже тогда начало сказываться влияние Меттерниха). По этому поводу есть разные мнения. Но историки склоняются к тому суждению, что Кутузов понимал: Наполеон – не враг России. Враг России – Британская империя.

 Он рекомендовал Александру не вступать в европейские конфликты на стороне тех или иных коалиций, следуя действиям императрицы Екатерины, которая для России рекомендовала тактику «вооружённого нейтралитета». Но Александр был слишком увлечён, а отчасти и обязан ганноверской династии английских королей.

Ещё во время пребывания Наполеона в Москве в октябре 1812 года в Париже возник антинаполеоновский заговор Мале и Лагори – группа республикански настроенных генералов задумала восстановить идеалы французской революции и свергнуть зарвавшегося императора. Заговор был раскрыт, но это не могло не обеспокоить Наполеона: он рисковал остаться один, за тысячи вёрст от Парижа, без поддержки из Франции. Остаться на зимовку в Москве было почти невозможно, тем более что многонациональная армия на глазах стала превращаться в шайки грабителей и мародёров. Один из мемуаристов (де ла Флиз) вообще обвиняет Наполеона в том, что он отступлением из Москвы по разорённой местности намеренно уничтожил армию, чтобы «сэкономить» на выплате ей жалованья, так как рассматривал её уже как «отработанный материал». Между прочим, мы помним такого же рода «манёвры» проводились  в период Смутного времени, так что здесь есть о чём задуматься. Ни одна из политических целей, поставленных Наполеоном, не была достигнута.

Однако почему же всё-таки Кутузов позволил Наполеону отступить из Москвы? Об этом частично сказано выше, а остальное предстоит сказать историкам будущего времени.

 

              Относительно исторической роли Наполеона мы сошлёмся на суждения всемирно значимых авторитетов: «Наполеон есть краткое изображение мира». – «Жизнь его – жизнь полубога. Можно сказать, что свет, озарявший его, не потухал ни на минуту: вот почему жизнь его так лучезарна», – приводит Д.С. Мережковский в своей книге «Наполеон» суждения Гёте и заключает: «Божий посланник, мученик за человечество, новый Прометей, распятый на скале Св. Елены, новый Мессия; и разбойник вне закона, корсиканский людоед, апокалипсический зверь из бездны, антихрист».

             Становится ясно, что вопрос о борьбе с Наполеоном – это вопрос религиозный, а не просто тема для исторических исследований. Также обстояло дело и при борьбе с Гитлером.

              Ещё немного о конфликте с Англией и о так называемой «континентальной блокаде»: дело в том, что именно этот вопрос очень «тактично» обходят все историки, особенно советские. А суть его состоит вот в чём – опять сошлёмся на мнение Мережковского. «Наполеон "чудовищный деспот", – за Францией, а за Англией кто? Лорд Питт, парламент Сити, business, а может быть, и плутовство – Плутократия. Что страшнее, один великий деспот, "Робеспьер на коне", или миллион маленьких плутов?».

            Ответ ясен. С ним можно вполне согласиться, глядя из сегодняшнего времени.

 

           Ещё один важный вопрос: ко времени Бородинской битвы у наполеоновской армии оставалось около 100 тысяч человек, а русская армия, отступившая из Москвы, почти сохранила свою прежнюю численность. Об этом мы уже говорили выше. Вот тут нужно  ещё раз поставить стратегический вопрос,  почему Кутузов всё же не окружил армию Наполеона и дал ей возможность отступить во главе с самим Наполеоном? Неужели воинская операция под названием «котёл» тогда не была известна? Рискну предположить, что Кутузову и не хотелось по-настоящему бороться с Наполеоном. Он прекрасно понимал, к чему приведёт разгром наполеоновской армии – к господству Англии и раздроблению Европы. А как мы уже отмечали, Александр, вероятно, думал иначе. Л.Толстой пишет, что Кутузов умер в 1813 году и с его смертью как бы окончился национальный характер войны со стороны России. Дальше – ещё полтора года войны, разные поражения и потери русской и союзнических армий. Император Александр упорно лез в европейские интриги и даже не замечал, что им управляют внешние и чуждые силы.

               Мережковский говорит: «Русская кампания – неизбежное следствие континентальной блокады, поединка Франции с Англией». Но важнее всего религиозный аспект этой борьбы. Опять сошлёмся на  его же мнение: под Бородином французы дрались «за мир и Человека», русские – «за отечество и ещё что-то большее, сами не знали за что; думали: "за Христа против Антихриста"».

               Опять-таки задним числом, как бы подводя итоги своей деятельности,  Наполеон писал: «В сражении при Ватерлоо ничего не удалось; а если бы всё удалось, то Франция была бы спасена, Европа получила бы иной вид». Что такое «иной вид»? Нам кажется, что это был бы образ европейского правового государства, которое с таким муками и трудами как бы осуществляется сегодня, но под совершенно иными знамёнами и лозунгами. Эту мысль можно пояснить ещё одним признанием Наполеона, которое изложено им в Речи перед гвардией, когда он узнал о вступлении союзников в Париж: «Я предложил императору Александру мир с большим пожертвованием: поставить Францию в старые границы с отречением от всех завоеваний, от всего, что мы приобрели со времён революции. Он не только отказал, но пошёл ещё далее: по внушению вероломных людей, которым подарил я жизнь, которых осыпал благодеяниями, он уполномочил всех носить белую кокарду (символ династии французских Бурбонов – Г.М.), и вскоре она совершенно заменит национальную кокарду». После побед союзнических армий ситуация сложилась так, что Наполеон, сам уже изменивший делу революции, вновь оказался как бы защитником гражданских прав и свобод, а Александр I и его новый «друг» Меттерних в союзе с британскими правителями внесли во Францию те же порядки, которые народ с негодованием отверг двадцать с лишним лет тому назад. Уже выросло новое поколение людей, которое не знало, что такое королевская власть и что такое притеснение правящих классов наподобие «права первой ночи» ( см. пьесы и оперы «женитьба Фигаро», «Севильский цирюльник»). И вот якобы будет всё по-старому. Но уж точно,  не будет.    

              Наполеон был и остаётся символом национального единства Франции, сравнимым, как уже говорилось, с образами русского богатырства, а в современной истории – только с Гитлером и Муссолини (и, может быть, – с Бен-Гурионом). Вот почему вернее всего оказывается мнение Пушкина о Наполеоне:

 

Хвала! Он русскому народу

Высокий жребий указал.

И миру вечную свободу

Из мрака ссылки завещал.