Онтологические прогулки

 

 

 

Оглавление:

 

Часть 1. Внутри системы

 

1. Система и антисистема: общие контуры. Эволюция Апокалипсиса.  
2. Система как гносеологическая проблема.
3. Система как целостность. Система и личность.
4. Система и системная картина мира.
5. Кризис как универсальный момент становления системы.
6. Утопия как один из структурных элементов системы.
7. Антиутопия как инструментальный элемент системы.
8. Утопия и системная модель постоянной мобилизации. Русский маятник.
9. Русская Утопия и Бесконечность. Виртуальная реальность как вызов.
10. Неизбежность глобального конструктивизма. Конструктивизм как новый способ существования системы.
11.  Космос как новая Русская Утопия.

 

Часть 2.

 

1. Антисистема.
2. Российская система и её антисистемы.
3.  Бифуркация как структурный элемент становления системы.  Ранний российский марксизм, Брестский мир и советская осень 1923 года как пример проявления бифуркации.
4. Позднесоветские модификации российской системы и её антисистемы.
5. Трансформация Запада в антисистему.
6. Межцивилизационная война как столкновение систем.
7. Нацизм и Украина как антисистема.

   Горизонт зимы 2023 года (В качестве эпилога)

 

 

          Появление этого текста было стимулировано актуальностью термина «антисистема», который стремительно вошёл в российский политический дискурс в начале этого десятилетия. Но проработка понятия «антисистема» потребовала прояснения более фундаментальной структуры – системы, а это, в свою очередь, привлекло внимание к важнейшему элементу любой системы – утопии. В итоге, эти три термина были вынесены в название книги.

          Структура текста имеет двойную оптику. С одной стороны, эта структура старается вписываться в формально-логические стандарты, предъявляя начальные главы, деление на части и то, что может считаться заключением. Но, одновременно с этим, данный текст имеет и ризоматическую оптику. Значительное количество его элементов могут рассматриваться как скрытые центры, вокруг которых формируется всё остальное. При желании все эти центры могут быть развёрнуты в целостные повествования, обладающие достаточно большим смысловым объёмом.

          Текст имеет лишь формальное завершение. В действительности любой анализ социальных процессов не может быть завершён в полной мере. При этом он не может претендовать на окончательность. Фундаментальные социальные процессы ускользают от чёткой, однозначной фиксации; жизнь в основе своей – иррациональна. А всё, что может создать наше мышление в рамках социальной проблематики, это – комплекс моделей, являющихся частными вариантами происходящего.

          Тем не менее, необходимость формирования таких моделей с каждым годом становится всё более актуальной задачей. Перемены наступают стремительно, и из-за высокой скорости изменений общество не успевает адаптироваться. Если воспользоваться метафорой Э. Тоффлера, мы живём в состоянии непрерывного столкновения с Будущим. И сегодня мир достиг того уровня развития, при котором скорость перемен уже неподвластна технологиям торможениям – ни материальным, ни социальным, ни идеологическим.

          В этих условиях появление новых моделей реальности способно уменьшить уровень той социальной дезориентации, в которой мы пребываем.

 

          Я от всего сердца благодарю тех, без кого эта книга не могла состояться:

 

          Татьяну Антонову – мою жену, поддерживавшую меня во время написания этого текста, приложившую много сил для его редактирования, и в диалоге с которой рождались многие из изложенных здесь идей;

          Андрея Иванникова – моего сына, серьёзно повлиявшего на замысел этого текста, и чья поддержка способствовала тому, что текст из простого проекта превратился в реальность;

          Алексея Кочеткова – моего друга, благодаря которому мои интересы сфокусировались на социально-философской проблематике, хотя его видение ряда проблем отличается от того, что представлено здесь.

 

 

Часть 1. Внутри системы

 

1. Система и антисистема: общие контуры. Эволюция Апокалипсиса.

 

Сегодня термин «антисистема» становится одним из самых популярных в российской публицистике. Если ранее он был «собственностью» нескольких частных теорий (в частности, присутствовал в книгах Л.Н. Гумилёва), и не выходил за их пределы, то сегодня «антисистема» – это уже часть повседневного публицистического дискурса. В общественном пространстве это слово присутствует уже как нечто само собой разумеющееся и почти привычное. В этом контексте можно сказать, что оно входит в моду. Феномен моды располагается как раз между привычными ожиданиями и новизной. И «антисистема» вполне такому состоянию соответствует.

 

2. Феномен моды на термины и типы дискурса не возникает беспричинно. Востребованность термина «антисистема» на глубинном уровне связано с тем, что в современном мире происходит стремительный рост явлений и структур, главным характером деятельности которых является деструктивность. Именно это обстоятельство становится основанием для популярности термина «антисистема».

 

3. Eсли в прошлом антисистемы не определяли общее направление исторической жизни, являясь всего лишь её частным элементом, то современность может быть определена как состояние глобального конфликта между системами и антисистемами. Антисистемы начинают претендовать на ведущую роль в историческом процессе. На фоне таких конфликтов популяризация термина «антисистема» выглядит не только оправданной, но и опаздывающей. Социальные теории прореагировали на этот феномен достаточно поздно, что, впрочем, не удивительно. Подобное опаздывание в истории социально-гуманитарных дисциплин происходило неоднократно и, вполне вероятно, является для них экзистенциальной нормой в том смысле, что они не столько предсказывают события, сколько идут за ними вслед. И новые термины и понятия в сфере этих дисциплин появляются тогда, когда явления, этими терминами обозначаемые, достигли достаточной степени яркости для того, чтобы стать заметными.

 

4. Причина роста значения антисистем сегодня связано с двумя группами причин: внутренними и внешними. Внутренние причины касаются, в первую очередь Запада. Западная система не справляется с внутренними, системными противоречиями и, в итоге, стремительно перерождается. Система трансформируется в антисистему. Внешние причины роста антисистем связаны с международными отношениями. Если в прошлом антисистемы были порождением самих систем, то сегодня они в значительной степени имеют внешнее происхождение. (Яркий пример тому – Украина.) Антисистемы становятся инструментами межцивилизационной войны и их появление призвано решать проблемы не той системы, внутри которой они действуют непосредственно, а системы, их сконструировавшей и внедрившей.

 

***

 

5. Как только слово (термин) становится частью общего информационного пространства, он обретает анонимность. Такое положение – знак признания. Но, в то же время, оно содержит в себе ряд опасностей для понимания. Анонимное (общепринятое) используется как само собой разумеющееся, не требующее уточнений и конкретизаций. Используя общепринятые термины, мы, как правило, не вдумываемся в их содержание, предполагая, что оно всем понятно. Но в действительности такое «очевидное понимание» (смысловая прозрачность) часто является иллюзорной. И к «антисистеме» такое положение дел относится в полной мере. Антисистема – это термин с нечётким смыслом.

 

6. Всё, что обозначается как «само собой разумеющееся», всегда рискует утратить статус понятия и превратится в слово-символ. Символ в отличие от понятия не объясняет, а указывает. Это – указание на что-то иное по отношению к себе (Э. Кассирер). По сути, символ – это семантический элемент, выполняющий инструментальную функцию: являясь частью какого-либо высказывания, он связывает различные его части: отталкиваясь от одной, направляет мышление к следующей.

 

7. Такой символизм (символизм повседневной речи) необходимо отличать от символизма религиозного, в рамках которого символ нечто иное: семантическая сфера, объединяющая в себе комплекс родственных значений, обладающих способностью к рационализации – смысловому прояснению. Логическая структура религиозного символа – дедуктивна и в этом смысле вертикальна: дедукция это – нисхождение от общего к частному. Символ повседневной речи – функционален и горизонтален: это – посредник между некими А и С, находящимися на одной линии горизонта.

 

8. Существование антисистемы в качестве символа повседневной речи не является каким-то уникальным событием. С большой долей вероятности можно предположить, что таковыми является большинство «общепринятых терминов». Образцовым примером такого положения является слово «общество». Его смысл, на первый взгляд, понятен всем. Но вопреки такой «общей понятности» универсального определения общества не существует. С разных точек наблюдения смысл этого слова проясняется различным образом. Возможность универсального определения в данном случае производна от возможности устранения множества топосов фиксации. Но, т.к. последнее – невозможно, то и универсальное определение так же оказывается невозможным. В итоге, термин, на котором основываются по сути все социально-гуманитарные дисциплины, оказывается не универсальным понятием, а универсальной символической конструкцией, способной к частным понятийным конкретизациям, но, теряющей в процессе таких конкретизаций значительную часть своего семантического потенциала.

 

9. Связь с конкретным топосом наблюдения, который, в свою очередь, зависим не только от объективных, но и от субъективных обстоятельств, свойственна всем основным терминам, с которыми связаны социально-гуманитарные концепции.  Отсутствие возможностей для создания универсальных определений делает невозможным и создание единой социальной теории.

 

10. Несмотря на отсутствие общей социальной теории, объясняющей устройство общества, его структуру, механизмы функционирования и воспроизводства, и пр., опираясь на различные топосы наблюдения можно выделить локальные черты общественной жизни, существование которых очевидно. Такие очевидности – с определённой степенью допущения – можно определить как объективные. Соответственно, при невозможности создания универсальных теорий, возможно создание теорий локальных, в рамках которых могут быть зафиксированы отдельные аспекты жизни общества. Пример объективной очевидности: мы не знаем, вследствие каких именно причин общественная жизнь оказывается способна к самоорганизации, но само наличие такой самоорганизации можно зафиксировать.

 

***

 

11. Термин «антисистема» онтологически и логически вторичен. Он производен от того термина, которому противостоит. Такая вторичность подсказывает, что и как явление антисистема вторична относительно системы. Возникновение антисистемы – это реакция на существование системы.

 

12. Антисистема создаётся на основе системы. Часть общества, до этого интегрированного в систему, как правило, – внезапно становится на позиции её отрицания. Соответственно, возникновение антисистемы является следствием локального самоотчуждения системы. Система порождает свою противоположность. 

 

13. Как часто системы порождают свои противоположности – антисистемы? – Исторический опыт подсказывает, что ни одна эпоха не обладает монополией на производство антисистем. Взаимодействие системы и антисистемы – устойчивый, регулярно воспроизводящийся сюжет мировой истории. Он не привязан ни к определённому времени, ни к конкретной территории.

 

14. Можно предположить, что увеличение количества антисистем является знаком переходного времени. Системы меняют свои устойчивые состояния, переходят от одной фазы своего становления к другой. Но верность или ложность такого предположения может показать лишь время. В любом случае сегодняшняя роль антисистем и их влияние на судьбу мира является уникальным с исторической точки зрения. Переходные периоды мир переживал и ранее, но никогда в прошлом факты существования антисистем не ставили само существование мира под знак вопроса. Антисистемы могли способствовать уничтожению какого-либо устойчивого состояния системы или даже привести систему (цивилизацию) к гибели, но на место одной цивилизации приходила другая, история мира продолжалась. Сегодняшняя ситуация развёртывается на фоне горизонта, на котором очевидно присутствие апокалиптических перспектив. Такие перспективы не являются для этого горизонта основными, но они вполне различимы. Сегодняшние антисистемы способны уничтожить не только отдельные цивилизации, но и мир в целом.

 

***

 

15. Сегодня как никогда в рамках новейшей истории распространён термин «Апокалипсис», звучащий при оценках существующей геополитической ситуации. При этом сам этот термин уже не является исключительно христианским; христианство потеряло монополию на него. В настоящий момент Апокалипсис – это знак глобальной катастрофы; обозначение событий, которые положат конец человеческой истории. Возможность такого сценария осознаётся самыми разными людьми и независимо от их конфессиональных (религиозных) убеждений. Сегодня этот термин является частью постхристианской (светской) культуры в не меньшей степени, чем культуры религиозной (в её традиционном понимании).

 

16. Распространённость апокалиптической проблематики свидетельствует о том, что христианство утратило контроль над Апокалипсисом. Смысловой объём апокалиптического перерос свои изначальные, сформированные христианством границы. Теперь уже не Апокалипсис – частный концепт христианства, а христианство – частный аспект апокалиптической реальности. Если ранее можно было говорить, что апокалиптическое меньше христианского, то теперь ситуация – прямо противоположная.   

 

17. В рамках христианской картины мира апокалиптическое являлось горизонтом реальности, онтологический центр которой находился в повседневном «здесь и сейчас». Потустороннее как социальная перспектива не подменяла собою повседневное, но привносило в него дополнительное, часто трагическое, напряжение. Сегодня центр реальности переместился в будущее – на апокалиптический горизонт. И этот горизонт в своей предельной актуализации, безусловно, негативен. Он не имеет никаких позитивных (утверждающих) смысловых коннотаций. Это – абсолютное ничто человеческой истории, лишь вследствие инерционности традиции окрашиваемое в цвета пламени.

 

18. С перемещением онтологического центра повседневности на линию будущего, повседневная реальность утрачивает устойчивые онтологические основания, почву, на которой она формируется и на которую опирается. Вследствие этого повседневное всё отчётливее осознаёт пустоту под собой. Оно утрачивает способность производить собственные смыслы, т.к. всё, что внутри него происходит, является глубинно производным не от него самого, а от будущего, которое может сообщить настоящему лишь одно: тебя уже почти нет. Это означает, что настоящее существует в режиме призрачности и иллюзорности.

 

19. Это ощущение зыбкости происходящего в данный момент сочетается с настойчивыми призывами русского почвенничества вернуться к собственным истокам, т.е. опереться на прошлое. Но под знаком Апокалипсиса прошлого уже нет. Русский традиционализм, апеллирующий к событиям истории, как и всё остальное, сегодня зависит не от прошлого, а от будущего. Но этого обстоятельства традиционализм замечать не хочет. Как правило, он по-прежнему уверен, что именно в прошлом хранятся все те тайны, что позволят разгадать смысл настоящего и догадаться о том, каким может быть будущее. 

 

20. Сегодняшний традиционализм – не важно: русский, китайский, американский или какой-либо ещё, – может быть только футуристическим традиционализмом. Его задача – не столько сохранить прошлое, как он его понимает в настоящий момент, сколько постараться создать такое будущее, которое в обязательном порядке нуждалось бы в прошлом. Не важно, какой именно смысловой конфигурацией будет обладать это грядущее прошлое. Важно – чтобы будущее нуждалось в прошлом как идее.

 

21. Логика действий футуристического традиционализма парадоксальна, т.к. подчиняется принципу «вопреки всему!». Традиционализм устремляется к будущему, когда Апокалипсис говорит: будущего нет.

 

22. На самом деле действие «вопреки всему» является единственной формой подлинно христианского действия. И современность лишь актуализирует эту форму. Тем самым современность актуализирует и подлинное христианское мироощущение. Это мироощущение не может и не должно ориентироваться на получение некоего воздаяния, бонусов, награды за содеянное. Единственный очевидный «бонус», который получает жизнь, это смерть. Действие вопреки всему в своей предельной последовательности означает «вопреки смерти», «независимо от смерти».

 

***

 

23. Как уже было отмечено, современная ситуация в мире актуализирует апокалиптическую тематику. Часто говорится о том, что «Апокалипсис становится ближе». В связи с этим возникает тенденция понимания Апокалипсиса как некоего явления, способного входить в мир неким постепенным образом. В рамках такой логики этого явления в нашей жизни может быть больше или меньше. Соответственно, жизнь может в большей или меньшей степени «наполняться» апокалиптичностью. Представляется, что такое понимание этого события не является верным. Присутствие Апокалипсиса в человеческой жизни – это некое стабильное состояние. С точки зрения непосредственного присутствия в повседневной жизни оно всегда одинаково. И его главной характеристикой является отсутствие.

 

24. Апокалипсис не является имманентным событием по отношению к исторической жизни. По крайней мере, пока. Но он может таковым стать. Апокалиптическое всегда являет себя как возможное. Оно всегда располагается на линии горизонта.

 

25. Дистанция, отделяющая наблюдателя от линии горизонта, всегда одинакова. Наше движение к горизонту предполагает одновременное отдаление горизонта от нас. Соответственно, дистанция между нами и горизонтом как возможностью формально не уменьшается.

 

26. Об Апокалипсисе как событии на горизонте нельзя говорить, что он наступает. Апокалипсис либо уже есть, и тогда это событие присутствует (или, точнее, будет присутствовать) в жизни в своём полном объёме, либо его нет. Никаких промежуточных фаз в данном случае не существует.

 

27. Когда отмечается, что апокалиптическое возрастает, это означает, что апокалиптический горизонт становится ярче. Апокалиптическое как возможность настойчивее заявляет о себе. Применительно к человеческому существованию такая возможность конкретизирует себя как глобальная угроза.

 

28. Наличие постоянной дистанции между повседневным «сейчас» и горизонтом не должно успокаивать. Тем более, давать каких-либо гарантий стабильности. Даже если подобная ситуация существовала столетиями. Апокалипсис – это не то, к чему идём мы, а то, что может прийти к нам. И дистанцию от горизонта до настоящего момента оно может преодолеть одним прыжком. Так, например, туча, ещё несколько минут назад находившаяся где-то далеко, в несколько мгновений перемещается к нам и начинается буря.

 

29. Возрастание Апокалипсиса – это усиление яркости его образа на горизонте. Как событие Апокалипсис при этом не становится ближе, но в качестве возможности его вероятность усиливается. По крайней мере, она становится более зримой.

 

30. Именно потому, что возрастание Апокалипсиса свидетельствует о себе посредством усиления своей яркости, можно говорить о том, что сам феномен возрастания имеет, прежде всего, эстетическую репрезентацию. И лишь оформившись в качестве эстетического явления, апокалиптическая тема начинает воздействовать на другие аспекты и направления восприятия.

 

31. Мы никогда не сталкивались с Апокалипсисом как актуальным явлением. Для настоящего момента оно всегда существовало и существует для нас в качестве явления потенциального.

 

32. По мере развития мировых цивилизаций возрастает их сложность. Следовательно, возрастает и степень их хрупкости. Рост хрупкости, в свою очередь, предполагает увеличение вероятности возникновения крайне негативных (апокалиптических) сценариев.

 

33. Само развитие человечества способствует усилению яркости апокалиптических образов на горизонте развития. Чем более интенсивным является это развитие, тем ярче апокалиптический фон как один из вероятных сценариев дальнейшего человеческого существования.

 

34. Усиление апокалиптической яркости включает в себя и эстетические аспекты. Такая яркость вносит свой вклад в красоту существующей реальности. Как неоднократно отмечал Н.А. Бердяев, цветы осени – особенно прекрасны.

 

***

 

 

35. Апокалиптический фон существования не является чем-то уникальным, связанным исключительно со спецификой сегодняшнего момента. Тем более, его наличие не может быть основанием для истерических реакций. Мир существует на фоне очевидного апокалиптического горизонта с момента возникновения ядерного оружия и начала Холодной войны (1945-1991). Когда образ Апокалипсиса присутствует в жизни нескольких поколений, он, как и всё остальное, существующее столь же долго, становится элементом привычного восприятия. На фоне Апокалипсиса можно существовать, заниматься привычной деятельностью, добиваться положительных результатов и, более того, испытывать состояние счастья. Образ Апокалипсиса был с нами вчера, присутствует сегодня, и, будем надеяться, никуда не исчезнет завтра. Но апокалиптические возможности прошлого качественно отличаются от аналогичных возможностей современности. В прошлом Апокалипсис показывал себя как возможность глобальной ядерной войны, развязанной сверхдержавами. Каждая из таких держав являлась самостоятельной системой, внутри которой действовали механизмы, ориентирующие саму систему на позитивное, конструктивное действие. И как показала послевоенная история, эти механизмы действовали эффективно. Логика становления системы в выборе между позитивным и негативным вариантами действия будет подталкивать саму систему к первому типу действий. Система стремится к самосохранению. Но сегодня Апокалипсис может стать результатом действий не систем, а антисистем, а их логика действия – принципиально иная. Она не воспринимает позитивное действие как ценность. Наоборот, естественная стихия реализации антисистемной логики – разрушение. И тот же ядерный конфликт в данном контексте вполне вписывается в антисистемный комплекс ценностей. В этой связи необходимо признать, что апокалиптический сценарий развития событий сегодня более вероятен, чем в прошлом.

 

36. Очевидным примером подталкивания мира к ядерному конфликту является сегодняшняя политика прибалтийских государств. Та же Литва, в частности, заявляя о начале блокады Калининградской области, провоцирует конфликт между Россией и НАТО, последствия которого вполне очевидны. Прибалтийские государства – банальный пример существования современных антисистем, для которых путь в будущее закрыт.  В качестве национальных самостоятельных государств Литва, Латвия и Эстония существовать не будут. Время малых национальных государств прошло. А в Прибалтике это время завершилось очень давно, ещё в 1940 году. Вся постсоветская история Прибалтики – это время имитации национального государственного строительства и ничего более. Но, не имея будущего для себя, прибалтийская «национальная» элита пытается закрыть путь в будущее и для всего остального мира. Посредством очевидных политических провокаций она стремится превратить один из локальных военных конфликтов в глобальный. То, что сама Прибалтика исчезнет на ранних этапах такого конфликта, эту элиту не беспокоит. Это – очевидный пример антисистемной логики, ориентирующейся на разрушение.

 

37. Современная ситуация ярко демонстрирует одно из важнейших различий между системой и антисистемой. Антисистема – это всегда дефицит экзистенциальной ответственности за собственные действия.

 

38. В ситуации, когда глобальные риски для мирового существования возрастают, что является неизбежным следствием технологического развития, фактор ответственности за принятие решений становится одним из главных элементов политической жизни. Но именно в этот момент реальное значение действий сил, не обладающих такой ответственностью, резко увеличивается. Такие силы стремятся выйти на первый план и навязать себя, собственные амбиции и методы, мировому сообществу. В ситуации, требующей от мирового сообщества усиления рациональности, происходит всплеск политического иррационализма. Это обстоятельство непосредственно способствуют росту вероятности апокалиптических сценариев.

 

39. Сам термин «апокалиптическое», имея ближневосточное происхождение, сегодня понятен любому человеку, не обязательно являющемуся христианином или мусульманином. Апокалипсис – это всего лишь прекращение существование человечества. Соответственно, апокалиптическое – это то, что (актуально или потенциально) связано с этим событием. То, что мир не переживёт большую ядерную войну, сегодня очевидно для каждого здравомыслящего сознания.

 

40. В актуализации апокалиптической тематики, которая, вполне вероятно, будет лишь усиливаться, присутствует нечто, что постмодернизм определяет как постиронию. Эта постирония затрагивает отношения между миром и христианством. Современная массовая культура предпринимает настойчивые усилия для того, чтобы забыть о христианстве, создать такой образ истории, в которой христианство не играет никакой существенной роли. Постирония в данном случае указывает лишь на то, что если нечто (сообщество, структура, отдельная личность) не хочет осваивать христианский опыт, начиная с первых книг Нового завета, ему в любом случае придётся это сделать, но начав с последней из этих книг. 

 

***

 

41. Существование на фоне апокалиптических возможностей должно быть осознано. Само их наличие не может быть заретушировано повседневной бессмысленностью, активно навязывающей себя общественному сознанию в виде всевозможных скандалов, светских хроник, телевизионных ток-шоу и прочей ерунды. Наоборот, сфера возможного призывает нас к сосредоточению на главном, на том, что является внутренним ядром существования, ради чего предпринимается множество бытовых, повседневных усилий и что часто откладывается на более поздние сроки. Но самое главное в жизни не возникает «потом», когда некие «предварительные условия» для его возникновения будут выполнены. Всё самое главное в жизни присутствует непрерывно и проявляется здесь и сейчас. И в первую очередь это относится к индивидуальному человеческому существованию, которое сегодня получает стимул для своего подлинного осознания.

 

42. Апокалиптическое сегодня – это рационально осознаваемая возможность, а не непосредственное переживание. В качестве возможности оно являет себя как особое направление взгляда, точка наблюдения, с которой привычное можно увидеть под новым углом зрения. Соответственно, оно не воплощается в какой-либо новой эмоциональности, традиционно ассоциирующейся со страхом, паникой и их производными. Страх и паника – это не апокалиптическое само по себе, а частная реакция субъекта на него. Подлинное апокалиптическое есть спокойствие.

 

43. Современные горизонты подталкивают существование субъекта к обретению подлинности, к внутренней сосредоточенности и принятию творческих жизненных решений. Парадоксальным образом апокалиптичность горизонта – наряду с беспрецедентными техническими (бытовыми) возможностями – делает современность самым прекрасным моментом в истории человечества. Но восприятие яркости и красоты современного времени требует от субъекта внутреннего усилия. Она может быть очевидной только лишь в том случае, если сам субъект сможет измениться, отказавшись от отождествления себя со стандартами, сформированными идеологией массового потребления. В любом ином случае современность раскроется как блеклость и тревожность, обессмысливающие существование и завершающиеся смертью. Впрочем, подобные возможности восприятия реальности присутствовали в каждом историческом периоде. И, к сожалению, социальное большинство именно этому пути и следовало.  

 

44. Эстетическая категория «прекрасное» не тождественна категории «приятное». Прекрасное обладает предельной степенью яркости, отчётливости и образной полноты. Но в таком качестве прекрасное не является основанием для удовольствия и сопутствующего ему чувства самоуспокоенности, а антропологическим призывом: оно требует от человека принятия реальности в том состоянии и в тех формах, в которых она пребывает в момент призыва, независимо от человеческих желаний и склонностей. Такое приятие реальности и есть обретение экзистенциальной подлинности.

 

45. Обретение экзистенциальной подлинности предполагает отказ от эгоцентризма – от убеждения, что мир существует для конкретной личности и этой личности чем-то обязан. Действительная ситуация свидетельствует, что мир никому ничего не должен. Судьба личности в этом мире сводится к исчезновению. И все попытки остаться здесь навсегда – иллюзорны и бессмысленны. Там, где, возможно, проясняется подлинный смысл земного существования, земная память, апеллирующая к заслугам и достижениям, уже не имеет значения.

 

46. Забвение исторического имеет двойное основание: с одной стороны, оно связано с процессом исторического становления, и в этом смысле его основание имманентно самой истории. С другой стороны, оно имеет трансцендентное основание: там, где нет истории, история не нужна.

 

47. Безусловно, глобальность исторического забвения может вызывать протест со стороны исторической личности. В связи с этим, можно порадоваться за личность в том смысле, что способность к метафизическому протесту может придавать человеческому существованию особую наполненность, но, в то же время, этот протест не приводит ни к каким устойчивым результатам. И в связи с этим, всё, что можно по этому поводу сказать протестующим, это: продолжайте развлекаться. Никаких иных последствий эти протесты не имеют.

(Продолжение следует)