Онтологические прогулки

 

 

 

 

8. Утопия и системная модель постоянной мобилизации. Русский маятник

(Продолжение 2)

 

***

 

506.    Русская утопия как единство трансцендентного и имманентного являет себя в образе Земли. Русская Земля – есть образ Русского Мира в его трансцендентном измерении.

 

507.    Русская Земля онтологически предшествует Русскому миру. Земля создаёт Мир. Земля создаёт народ. Посредством Земли народ обретает Благодать (митрополит Илларион).

 

508.   Так понятая Земля преодолевает любые эмпирические границы и ускользает от всех рациональных определений. Любое определение этого главного для русской истории символа является неполным и, следовательно, неточным.

 

509.    Всё, что наполняет собою Землю, является онтологически вторичным относительно неё и частным. Мир, народ, государство, общество, культура – это всего лишь частные конкретизации изначального русского единства – Русской Земли. И в таком понимании Земля не сводится к пространству. Пространство – это не земля, а территория.  Земля – это больше, чем пространство. Она включает в себя всё, что было, есть и будет в Русском мире. И в таком понимании Земля это ещё и синтез времён. Но Русская Земля не умещается исключительно в сфере имманентного, исторического. Она пребывает здесь, и не здесь. И в таком пребывании она оказывается связующим звеном между Временем и Вечностью.

 

510.    Образ Русской Земли имеет очевидное православное происхождение. Онтологическое присутствие Земли в реальности – это проекция Образа Христа на мир. Христос – это единство двух природ: Божественной и человеческой. Русская Земля – это единство двух способов присутствия: пребывание в земном измерении и пребывание в трансцендентном.

 

511.    Русская Земля делает Русский мир и Русское православие изначально (в корневом смысле) тождественными друг другу. Историки могут оспаривать этот тезис, обращая внимание на то обстоятельство, что Православие однажды пришло на Русскую Землю и что относительно долгое время Православие и Земля существовали в раздельности друг от друга. Но Православие в действительности не приходило на Русскую Землю, приходила Весть. Православие родилось на Русской Земле. И это событие указывает на одну из фундаментальных особенностей православного христианства. Католицизм приходит на новые земли и превращает их в себя. Православие рождается на той земле, куда пришла весть. Так же, как Православие родилось на Русской Земле, оно родилось и в Греции, и в Болгарии, и в Сербии. И рождаясь на конкретной земле, Православие вбирает в себя особенности этой земли и, одновременно, преобразует её.

 

512.   Можно говорить о подлинности или неподлинности католицизма. Этот вопрос, в частности, вызвал к жизни протестантизм. Но по отношению к Православию сам вопрос неуместен: неподлинное не может родиться.  

 

513.   История Православия – это история множества рождений. И в этом контексте православная история – это актуализация изначального христианского архетипа. Родившись однажды, Православие продолжает рождаться и далее. И посредством таких рождений оно делает причастным всё новые и новые народы к истокам христианской истории.

 

514.   Язычество не могло создать Русскую Землю в принципе. И не могло создать Русский народ. Язычество – это религия родов и небольших племён. Язычество не объединяет, а разъединяет, не создаёт принципиально нового, а пытается сохранить старое. Оно изначально консервативно и не может быть иным. Оно держится за свой консерватизм даже тогда, когда подобные установки очевидным образом губительны для тех, на кого они направлены.

 

515.    В точном смысле язычество и не является религией. Оно является мифологией, трансформирующейся в религию. И, как представляется, эта трансформация не может быть завершена. С этой точки зрения язычество застывает между прошлым и будущим, но в поле его зрения остаётся исключительно прошлое.

 

516.   Христианство, в отличие от язычества, изначально футуристично. Новое вино не вливается в старые мехи. Христианство – это взгляд в будущее, каким бы страшным и неудобным для обыденного существования это будущее не было. И то, что главное событие истории с точки зрения христианства было в прошлом, никак не отрицает его изначальной футуристической установки.

 

517.   Именно православное самосознание делает образ Русской Земли впервые явленным. Оно же превращает русскую письменность в подлинный Голос этой Земли. И так же, как классическая античная культура начиналась с Гесиода и Гомера, русская культура началась со «Слова о Законе и Благодати» митрополита Иллариона.

 

518.    Русская Земля, помимо других своих конкретизаций, являет себя как рассказ. Это рассказ о том, как Христос идёт по своей земле. Для каждого народа, на земле которого родилось православие, Христос становится своим. И именование Русский Христос не является аналогией и условностью. В Сербии есть Сербский Христос, в Болгарии – Болгарский Христос. Везде Иисус – часть того народа, который он создаёт в конкретный момент истории. Народ – это те, кто населяют Землю.

 

519.    Русская Земля как идея трансформирует оппозицию «имманентное – трансцендентное». Под знаком Земли всё имманентное проявляется в качестве частных аспектов трансцендентного.

 

520.    На фоне Русской Земли всё, что существует в сфере имманентного, обладает сущностной неполнотой и несовершенством. Реальное – всегда меньше того, чем оно может и должно быть. И подлинный центр русского самосознания – не в сфере данного, а в сфере воображаемого. Установка «Мечтать!» отражает не локальный каприз и специфику сиюминутного исторического момента, а способ пребывания русского народа в мире.

 

***

 

521.    Русская Утопия, как и всё пребывающее в Русском мире, несёт на себе отпечаток онтологической двойственности. Трансцендентное не пребывает в мире само по себе. Его внутримировое присутствие есть результат падения-в-мир.

 

522.    Любое падение-в-мир онтологически двойственно. Упавшее сохраняет в себе первичный импульс, вызвавший его к жизни, но его действительная форма является искажением этого импульса.

 

523.    Одним из очевидных проявлений такого падения является русское государство как эпицентр и главный субъект общего строя жизни. Реальная практика этого государства всегда будет несовершенной относительно тех задач, что вызвали его к жизни. Такое государство всегда открыто для критики. Но критика реального государства ни в коей мере не является отрицанием государства как идеи. Вне государства не может быть Русской Земли как единства. Государство – это одна из естественных форм пребывания Русской Земли в мире.

 

524.    Эта онтологическая двойственность свойственна всему, что существует в Русском мире. Сам Русский мир – это Русская Земля в состоянии своего падения.

 

525.    Если Русский мир ограничивать исключительно сферой имманентного, то он, как любой другой мир, утрачивает персоналистические основания своего существования и перестаёт быть миром в целостном, онтологическом понимании. Деперсонализированный мир – это квинтэссенция падения. Именно такой мир и может быть определён как система.

 

***

 

526.    Русская Земля как событие ориентирована на собирание, соединение, обретение единства. Она втягивает в себя и преобразует. Логика любого подлинно русского мышления – это логика синтеза. Анализ (разложение, дробление) никогда не был и не может быть органичным для этого мышления.

 

527.   Основные идеологемы, приходившие в Россию с Запада, имели аналитическую структуру. В первую очередь это относится к марксизму, интерпретирующему жизнь любого общества, в первую очередь, не как единство, как конфликт разных элементов друг с другом. Отсюда – внутренний конфликт марксизма на русской почве. Это конфликт между реальной марксистской практикой и марксистской Утопией. В отличие от Запада, в СССР, в итоге, победила Утопия. Если для западного марксизма главным концептом является идея конфликта, то для советского марксизма таковым стала идея коммунизма как образа будущего.

 

528.    Аналитичность является основой и современного российского национализма, не обязательно – именно русского. Национализм разлагает изначальное единство Земли на отдельные элементы, после чего один из этих элементов противопоставляет всем остальным. По сути, в основании мышления национализма находится именно марксистская логика, причём, это логика именно западного марксизма. Национализм осуществляет трансфер идеи социального конфликта в этническую сферу, попутно лишая её рациональной чёткости и систематичности. Эта связь марксизма и национализма не удивительна и вполне объяснима с учётом того обстоятельства, что формирование национализма происходило в рамках советской модели мышления.

 

529.    Национализм подменяет идею первичности Земли идеей первичности народа. Для него Земля становится частным атрибутом народа, а не наоборот. Это неизбежно трансформирует национализм в нацизм со свойственной ему абсолютизацией биологического начала. На Западе национализм давно интерпретируется в качестве одной из светских религий, приходящих на смену религиям традиционного типа, и такая интерпретация является безусловно верной. Но это религия, отсылающая к ценностям рода, т.е. новая форма язычества, трансформировавшегося, наконец, в религиозные формы.

 

530.   Русские националисты с удовольствием используют термин «соборность», но для них соборность – это единство народа, а не единство Земли. Но Земля больше, чем народ.

 

531.    Русская Земля – это не только Земля для русских, но и Земля для всех. Принадлежит ли Русская Земля русскому народу? – Нет. Русский народ принадлежит Русской Земле.

 

532.   Принадлежать Земле означает служить ей. И только служение Земле делает живущих на ней теми, кто они есть. В связи с этим представление о возможности долговременного существования русской эмиграции как некой автономной диаспоры представляется спорным. Достаточно быстро русская диаспора превращается в русскоязычную. Но набор соответствующих воспоминаний, происхождение и знание русского языка не делает автоматически человека  русским.

 

***

 

533.    В перспективе индивидуального существования Русская Земля раскрывает себя в образе Родины. Те конкретные места нашей жизни, которые мы называем своей Родиной, пронизаны образом Русской Земли как целостности. Сквозь земное просматривается трансцендентное. 

 

534.    Родина для русского человека это не просто конкретное место, где он родился и вырос. Это место, где он впервые интуитивно воспринял образ Земли, где этот образ впервые открылся ему и где, соответственно, он впервые почувствовал себя частью этой Земли, т.е. впервые осознал себя русским. Это событие и есть обретение корней.

 

535.   Корни русского человека связаны с местом его детства, в котором состоялось его духовное пробуждение. Но вместе с этим местом они устремляются к трансцендентному образу Земли Русской. Корни русского растут не вниз, а вверх.

 

536.   Русские изначально осознавали своё пребывание за пределами Русской Земли как отрыв от духовных основ, от источника душевных сил. Возможно, в этом – корень русской тоски по Родине. Когда русский человек долго пребывает за пределами страны, он чувствует, что перестаёт быть русским, что силы, пришедшие к нему от почвы, покидают его.

 

537.   Когда разрыв внутренней связи между индивидуальным сознанием и почвой исчезает или истончается, русский человек становится обременительным, прежде всего, для самого себя.

 

***

 

538.   Русская земля, будучи Землёй для всех и наделяя русских возможностью служить ей, не требует от других народов, живущих на этой Земле, чтобы они превращались в русских. Мир Русского Православия – это мир культурно-исторического разнообразия. Русская Земля заинтересована в том, чтобы карел осознавал себя карелом, а якут – якутом. Одна из тайн Русской Земли в том, что создавая русских, она создаёт и другие народы. Те же якуты за пределами Русской Земли – это не единый народ, а множество родов и малых этнических образований, чьё существование аналогично состоянию восточных славян дохристианского времени. В дохристианской Руси существовало множество славянских родов и племенных союзов (славиний), но единого народа не было. Все народы Русской цивилизации, органично входящие в её состав, были созданы силой Русской Земли.

 

539.   Но многонациональный состав России не должен заслонять главного. Россия – это цивилизация, которая была создана именно русскими и без русских она не могла бы состояться. Россия – это именно Русская цивилизация. И эта цивилизация состоялась бы, даже если какой-либо из ныне существующих народов не вошёл бы в её состав. За одним исключением: это русские. Без них никакого цивилизационного проекта на территории России возникнуть не могло.

 

540.   Русская цивилизация говорит по-русски и ни на каком другом языке говорить не может. Русский язык – единственный, на котором могут быть высказаны глубинные смыслы этой цивилизации. Всевозможные спекуляции на тему существования некоего абстрактного евразийского пространства, столь популярные в среде современной российской пятой колонны, являются либо сознательными действиями, направленными на разрушение страны, либо проявлением банальной глупости.

 

541.   Сущностное равенство разных народов в деле создания современной России предполагает равенство в служении. Но способен ли какой-либо другой народ вынести на себе ту цивилизационную нагрузку, которая выпала на долю русского народа в ходе такого строительства? Сам вопрос является риторическим. Когда всевозможные местечковые националисты заявляют о каком-либо «цивилизационном равенстве», они претендуют на получение дополнительных бонусов и привилегий, что само по себе равенством не является. Но все разговоры на подобные темы надо начинать не с темы привилегий, а с требования обрести равенство в труде: работайте в той же степени, в какой работали и работают русские в процессе цивилизационного строительства, умирайте так же, как умирали русские люди, создававшие Русский мир, забывайте о себе во имя этих целей, и уже тогда говорите о равенстве прав. Потому, что, как показала история, единственным реальным правом в рамках исторического (цивилизационного, государственного) созидания является право умереть за свою страну.

 

542.    Русский народ – системообразующий народ Русской цивилизации. Русский язык – структурное основание этой цивилизации. Исконные Русские земли – исторические центры этой цивилизации. И если цивилизация хочет выжить, а эта цель изначально заложена в механизмах её существования, она должна заботиться о сохранении своей русскости.

 

543.    При том, что каждый народ внутри России является выражением исторической индивидуальности Русской цивилизации, в условиях межцивилизационных конфликтов, сегодня являющихся нормой исторической жизни, всё это своеобразие уходит в тень и, по сути, перестаёт иметь значение. В рамках цивилизационного конфликта все народы России являются русскими: они защищают Русский мир и, соответственно, возможность своего существования в будущем.  

 

544.    Региональный (нерусский) национализм ещё более губителен для малых народов, чем русский национализм – для русских. Русский национализм обречён на маргинальное существование; его деятельность имеет смысл и значение только тогда, когда он забывает о себе самом. Региональный национализм, спекулируя на идее региональной самобытности, очень быстро уничтожает тот этнос, от имени которого выступает. Любое заявление от имени некой этнической группы, что она не является частью Русской цивилизации, является декларацией о намерении совершить суицид. И такие заявления должны моментально пресекаться государством. Любой малый народ России, охваченный националистическими настроениями, должен осознавать, что в этот момент он двигается в сторону бездны. И особенно быстрым это движение оказывается тогда, когда по каким-либо историческим причинам этот народ временно оказался за пределами границ Российской Федерации.

 

545.   Региональный национализм неизбежно порождает перезагрузку местной системы. Но системы обладают разным потенциалом, что предопределяет своеобразие способов системной перезагрузки. Русская система перезагружается, снося все надстроечные элементы. Но достаточно ли этого, например, для перезагрузки казахской системы, внезапно осознавшей себя в качестве суверенной? – В данном случае перезагрузка системы будет осуществляться не посредством сноса элитарных надстроек, а посредством уменьшения числа казахов. Но сегодня главная проблема подобных систем связана с самим фактом их существования. Эти системы, как и ряд русских эмигрантов, обременительны для самих себя. Задачи сохранения собственной суверенности вступают в противоречие с их возможностями. Применительно к Казахстану, в частности, это означает, что чем дольше будет существовать казахское националистическое государство, тем меньше в нём будет оставаться казахов. И речь идёт (не дай Бог!), не о каком-то внешнем геноциде, а о банальной эмиграции. Образцовой моделью для подобных государств является Молдавия. Реакция государства на этот процесс вполне прогнозируема. Казахское общество войдёт в состояние постоянной (устойчивой) мобилизации. Эта модель сразу же потребует идеологического обоснования, наиболее вероятной формой которого станет местный нацизм. Итог – очевиден: растворение казахов либо внутри России, либо – внутри Китая, но уже не в качестве какого-либо автономно существующего этноса. В лучшем случае это будут региональные общины, но и их основанием станут исключительно криминальные формы деятельности.     

 

***

 

546.    Русский национализм – это Русская Утопия в состоянии падения. Феномен этого идейного образования актуализирует вопрос о возможности существования Русской Утопии в её предельно чистом состоянии. Положительного ответа этот вопрос не имеет. Всё, что существует в мире, так или иначе опалено этим миром. Падение – это универсальное состояние. Но степень падения может быть разной. Поздняя советская Утопия, при том, что советское государство очень быстро объявило негласное табу на её разработку, выглядит более органичной идеалам Русской Земли, чем утопия националистическая. По крайней мере, советская идеология не создавала нацистов, а национализм время от времени их производит.

 

***

 

547.    Время, когда возник Русский маятник, и страна обрела очевидную аритмичность развития, может быть установлено лишь примерно. Причины возникновения такого ритма, тем более, вариативны. Но к тому моменту, когда этот ритм становится предельно зримым (2-я половина XVI века), в русской истории начинают присутствовать на постоянной основе два структурных фактора – внешний (конфликт с Западом) и внутренний (наличие Зауралья, Сибири как дикой границы, как возможности расширения).

 

548.    К середине XVI века относится и появление русской государственной Утопии «Москва – Третий Рим». Сама фраза впервые прочитывается в документах 1523-1524 годов, но в тот момент она не являлась и не могла являться основой доктрины. К середине столетия она обрела доктринальное звучание. Сочетание трёх факторов (новая редакция Утопии, противостояние Западу и наличие Дикой границы)  стало основанием для установления того устойчивого состояния Русской системы, в рамках которого существование русского народа является отчётливым. Если подобные фазы нуждаются в неких символических датах, то в качестве начала этого этапа можно считать 16 января 1547 года, когда состоялось венчание Ивана IV на царство. Это событие стало символическим знаком очередной трансформации Русского государства, которое входило в русскую жизнь в виде абсолютной монархии.  

 

549.    Это символическое событие не стоит переоценивать. Ситуация, когда явление становится очевидным, не тождественна ситуации его возникновения. Тенденции, которые ярко проявили себя к середине XVI века, начали формироваться значительно раньше, что и делает понимание их генезиса проблематичным.

 

550.    Конфликт Русского мира с Западом – это история агрессии Запада против России. На первый взгляд, эта агрессия вписывается в эвристическую модель конфликта цивилизаций (О. Шпенглер, С. Хантингтон), но в данном случае содержание самой модели должно быть скорректировано. Конфликт цивилизаций предполагает наличие взаимной агрессии. Но, по крайней мере, до середины XVI века, ни о какой наступательной политике России на Запад говорить нельзя. В рамках русско-западных отношений конфликт цивилизаций имел очевидную однолинейную направленность. Это не конфликт России и Запада, а конфликт Запада с Россией.

 

551.   Тем не менее, до середины XVI века западная агрессия не была постоянным, фоновым аспектом русской жизни. Актуальность «западного фактора» нарастала постепенно и в качестве исторической константы он проявляется уже в следующем столетии. Причина эпизодичности западной агрессии до XVI века связана не с каким-либо изменением отношения Европейской цивилизации к Русскому миру, оно всегда было примерно одним и тем же, а с внутренним состоянием этой цивилизации. Внутренние европейские противоречия не позволяли Европе осуществлять активную внешнюю экспансию. До конца XV века Европа сама находилась в состоянии внутренней сборки, и в качестве единой цивилизации существовала скорее потенциально, чем актуально. Но и когда Европа перешла к активной экспансии, её главный вектор был направлен не на Россию. Поэтому можно считать, что роль Запада в формировании Русского маятника возрастала постепенно, и на первых этапах этого процесса не была главной. Фактор Запада в русской истории – это переменная, которая с течением времени превратилась в константу. Но к тому моменту режим постоянной мобилизации в России уже существовал. Соответственно, Маятник уже работал.

 

552.    Сибирь, наоборот, является устойчивым (константным) фактором русской истории. Роль этого фактора многоаспектна и в значительной степени противоречива. В первую очередь она связана со стремительным расширением границ Русского мира. Сибирь сделала нетождественными друг другу границы Русского мира и границы власти Русского государства. Сибирские просторы – это огромные территории, на которых государство часто присутствовало лишь номинально.

 

553.    Показательно, что если в центре Русского мира власть государства стремительно усиливалась, то на его периферии не менее быстро формировалась Иная Россия, не являвшаяся, по сути, государством вообще. В становлении системы возникает эффект контрастности: предельная концентрация государственной власти в центре сочетается с децентрализацией периферии.

 

554.    Сибирь отменяет и тот социальный порядок, который в центре системы считался естественным и обязательным. Сибирь – это отказ от норм сословного общества. Задача выживания в сибирских реалиях требует внесословной этики. Здесь важнее реальные дела, взаимная поддержка друг друга, а не социальные статусы и нормы сословного этикета. Когда сибирский охотник покидал зимовье в тайге, он оставлял в нём спички и продовольствие. Он не знал, кто и когда ими воспользуется, но понимал, что это будет такой же человек, как и он сам. Это – отношения реального равенства и братства. То, что в Центре в лучшем случае присутствовало в качестве надежды на будущее, в Сибири было осуществлённой нормой.

 

555.    Сибирь скорректировало и русское восприятие собственности. Любая собственность возникает там, где существует дефицит ценностей. Главной ценностью Русского мира была земля. Но в Сибири говорить о дефиците земли было абсурдно. Фундаментальный аграрный конфликт русской жизни в Сибири не имел оснований. На место классовой и сословной этике приходила этика трудовая: собственность – это, что возникло в результате труда самого собственника и его семьи. В своей основе это и есть этика христианская.

 

556.   Сибирь на какой-то исторический момент стала местом реального воплощения Русской Утопии. Она осуществила синтез настоящего и будущего. А в связи с тем, что в Сибири оказалось очень много религиозных пассионариев, не питавших глубокого почтения к ортодоксии, это обстоятельство было очень быстро осознано в соответствующих религиозных категориях.

 

557.   Парадокс Русской Утопии в Сибири в том, что она стала реализацией Православного проекта, но само это Православие явило себя во внецерковных формах. Русский православный проект был осуществлён вне РПЦ и часто – при её активном сопротивлении.

 

558.    Русское православие в Сибири, особенно во времена Раскола и после него, на структурном уровне сходно с западным протестантизмом: множество самых разнообразных, автономно существующих течений, границы между которыми очень подвижны, непостоянны.

 

559.    Сибирское неортодоксальное православие – это тот самый русский православный протестантизм, о возможности / угрозе возникновении которого начали говорить в конце прошлого столетия. Но к тому времени православный протестантизм как историческое явление уже давно состоялся. Но, в отличие от католицизма, эта протестантская волна не уничтожила ортодоксального православия, не подменила его собой. Очевидное объяснение этому явлению связано с местом его осуществления. Если на Западе протестантское движение затронуло центр местной системы, то у нас оно существовало, в основном, на периферии.  Но удивительным образом, нуждающимся в дополнительном объяснении, русский протестантизм не был осмыслен в качестве такового российской исторической мыслью. Это явление оказалось ею незамеченным.

 

560.    В отличие от западной трудовой этики, опирающейся на принципы индивидуализма, этика в Сибири являла собой сплав коллективистских и индивидуалистических ценностей. Первичными в этом сплаве были ценности коллективизма: без поддержки со стороны других людей человеку в Сибири не выжить. Но, в свою очередь, выживание коллектива здесь зависит от личной инициативы и индивидуальных качеств каждого его члена. Коллективу требуются не просто индивиды, а личности. Этика, которая ориентирована на развитие личностного начала, но, при этом, требует от личности служения общему делу, является персоналистической этикой.

 

561.   Психология русской общины в центре никогда не была персоналистической. Наоборот, она тормозила развитие личностного начала. Соответственно, и естественной формой миропонимания крестьянской общины является пантеизм. То, что такой пантеизм имел христианскую атрибутику, ничего не меняет в его сущности. По сути, русские крестьянские общины центральных районов страны на протяжении нескольких столетий были центрами христианского пантеизма, как бы абсурдно это словосочетание не звучало. И когда говорится о России как православной стране, не лишне вспомнить о том, какая социальная группа составляла очевидное большинство в стране, и какую форму христианства она исповедовала. «Аутентичное христианство» не пантеистично, а персоналистично. Но до уровня персоналистического восприятия обществу необходимо дорасти. Сибирские жизненные обстоятельства активно способствовали такому росту.

 

562.   Огромность и своеобразие сибирских пространств способствовали развитию русского воображения. Сегодня очевидным является представление о том, что Россия – это страна с огромной территорией. Но возникновение такого представления стало возможным только благодаря вхождению Сибири в состав страны.

 

563.   Историческое величие страны неизбежно предполагает значительность её территории. Без фактора территории о каком-либо историческом величии можно говорить лишь с оговорками. Сегодняшняя завышенная самооценка британской политической элиты опирается на воспоминания об эпохе Британской империи. Греческая античность не получила бы столь высокого статуса в последующих исторических оценках, если бы её наследие не было адаптировано Римом и не стало бы частью Империи. Геополитическая тоска Германии, ставшая формальной причиной двух мировых войн, основывается на ощущении, что немецкий народ достоин большей территории, чем та, которую он фактически занимает. Образ Великой России неотделим от её пространственных масштабов. И именно Сибирь сделала Россию подлинно Великой.

 

564.   Великая Россия изначально рождалась как Великий Русский мир, а не как Великое Русское государство. Наоборот, государство скорее препятствовало стремительному расширению страны, нежели поощряло его. Применительно к Сибири можно сказать, что государство не устанавливало Русский мир в регионе, а приходило туда, где Русский мир уже существовал.

 

565.   Утверждение Русского государства в Сибири, с одной стороны, становилось гарантией окончательного вхождения региона в состав страны, с другой – интеграцию в Сибирь тех социальных норм, которые Русскому сибирскому миру были изначально чужды. При этом если для Русского общества Сибирь была непосредственным местом жизни, родным домом, то, для государства Сибирь, открывалось, прежде всего, как пространство, наполненное богатством. Отсюда – колониальная логика освоения региона, существовавшая не только в царское, но и в советское время и существующая до сих пор.

 

566.    Большое пространство учит мечтать масштабно, мыслить глобально. Мышление, запертое в границах маленького, предельно детализированного региона, в лучшем случае может обрести форму безупречной логичности (Античная Греция) и в таком качестве обрести ценность для будущего, в худшем – остаться провинциальным и в своей провинциальности – наивным и неважным. Мышление, формирующееся в границах сибирских ландшафтов, обретает космический масштаб.

 

567.   Одним из главных достижений русской интеллектуальной культуры является русский космизм. Но никакого космизма не возникло бы без Сибири. И последующего освоения космоса тоже не было бы.

 

568.    Для масштабной игры воображения всегда необходим опыт восприятия бесконечности. И чем нагляднее и зримее этот опыт, тем лучше, тем больше возможностей он открывает. И Сибирь возможность обретения такого опыта предоставила. 

 

569.   На структурном уровне Сибирь в процессе генезиса Русской цивилизации сыграла роль не менее важную, чем роль Москвы и Санкт-Петербурга. Без неё Русский мир в качестве цивилизации не состоялся бы.

 

570.   Но почти сразу же после своего появления Сибирь стала для Русского мира не только пространством новых возможностей, но и серьёзной проблемой, прежде всего – структурной. Эта неосвоенная периферия системы оказалась многократно большей, чем центр. Сибирь втягивала в себя людей и растворяла их в себе. Открывая перед русскими новые перспективы, Сибирь, в то же время, грозила распылением русского народа и, в итоге, его исчезновением. При этом Сибирь стала проблемой и для государства, и для системы в целом. Отток населения обесточивал центральные районы страны. Русское крестьянство уходило с освоенных территорий, из-за чего старые освоенные районы могли превратиться и, порой, превращались в пустоши. Негативные последствия этого процесса очевидны.

 

571.   При этом Сибирь оставалась технологически зависимой от центра страны. Многие товары первой необходимости, в том числе и оружие, производились в центре, а в Сибирь экспортировались. В отрыве от центра Русская Сибирь, при всех её достоинствах, была не жизнеспособной.

 

572.   Реакцией системы на спонтанный и хаотичный рост собственной периферии стал переход в режим постоянной мобилизации. Непосредственным проявлением этого перехода стало развитие института крепостного права. В 1649 году этот институт получил своё окончательное оформление.

 

573.   Учреждение крепостного права позволило решить одну из важнейших внутрисистемных проблем. Но оно же предопределило характер дальнейшего становления системы. Прежде всего, это становление стало характеризоваться уклонением от урбанизации, что, в свою очередь, снижало общие темпы развития страны во всех сферах жизни. В то же время, крепостное право, изначально, будучи инструментом решения проблем, очень быстро само превратилось в проблему. Оно стало основанием роста социальной напряжённости внутри системы, превращая страну в пороховую бочку, способную взорваться в любой момент. Попыткой решения этой проблемы стала целенаправленная автономизация существования крестьянской общины во время правления Николая I (С. Сергеев). Община обрела новые возможности в сфере самоуправления. Но, при этом, развитие общины было ограничено жёсткими рамками. Ситуация, в рамках которой русское общество существовало в качестве расколотого общества, во времена Николая I получила структурное подкрепление. Границы между двумя русскими мирами – городским и аграрным – в результате реорганизации общины не уменьшались, а увеличивались. Русский мир фактически был двумирьем: две разные реальности существовали в формальном взаимодействии друг с другом, но у каждой из них была своя логика внутреннего становления, своя система ценностей и свой собственный образ мира. Удержать эти сферы вместе в рамках единой конструкции могла только авторитарная модель управления.

 

574.   Режим постоянной мобилизации невозможен вне бюрократической властной модели. Но, как и любая модель, бюрократизм имеет тенденцию к развитию. Рождённый в рамках задачи осуществления постоянного контроля над всеми важными сферами общественной жизни, бюрократизм, развиваясь, дробит собственные компетенции, устанавливая всё более детализированные стандарты контроля и отчётности, попутно стремясь расширить своё влияние на новые отрасли и сферы. Этот процесс неизбежно порождает рост бюрократического аппарата и приводит к осознанию бюрократией себя в качестве самостоятельной социально-политической силы. Появившаяся для решения внутрисистемных проблем, бюрократия сама становится проблемой для системы в том смысле, что процесс системной эволюции непосредственно зависит от бюрократических решений. При этом бюрократия активно перестраивает систему в соответствии с собственными интересами и возможностями, попутно гарантируя себе защиту и неуязвимость. Масштабная эволюция системы, неизбежно предполагающая конфликт с бюрократией, в государстве бюрократического типа оказывается невозможной. В этом случае перезагрузка системы оказывается более простым решением, нежели осуществление стратегии постепенных изменений.

 

575.    В бюрократическом государстве именно существование бюрократии, а не какие-либо другие факторы, является причиной сохранения постоянной мобилизационной модели. И в ситуации, когда модель испытывает проблемы с самообоснованием, т.е. когда острота внутрисистемных противоречий недостаточна для признания, что мобилизационная модель оправданна, бюрократия сама создаст такие проблемы, а после этого начнёт их решать в присущей ей манере.

 

576.    Последнее явление Сибири в качестве Иной России связано с Пугачёвским восстанием. В Санкт-Петербурге в тот момент вполне серьёзно обсуждалась возможность отъезда Екатерины II за пределы страны. Поражение Пугачёва стало символом исчезновения Иной России, её образ окончательно переместился в будущее. Но к этому моменту модель постоянной мобилизации уже обрела иные стимулы для своего существования: конфликт с Западом стал константой, а европейские районы России были пронизаны социальными антагонизмами.

(Продолжение следует)