Комментарий | 0

Русская философия. Совершенное мышление 131

 

Внимательно просмотренные выпуски "Игры в бисер" Игоря Волгина показали мне, насколько сильно "действующие" российские филологи, литературоведы, культурологи и даже писатели находятся в методологической матрице общественно-исторического восприятия литературы. Даже этого не замечая. Эта матрица настолько въелась в их восприятие, что они ее в себе даже не отслеживают. А если и отслеживают, то принимают как само собой разумеющееся.

То есть современное российское литературоведение может видеть только то, что открывается в срезе "человек – общество". Поскольку же в этом срезе доминантой является тип общественных отношений и связей, то человек становится элементом общественной истории, социальным элементом.
А вот собственно человеческое, или индивидуально-человеческое, доминантой которого является феноменальность (культурность), а не социальность, этой матрицей не ухватывается. Единственное, что остается "социальной" матрице в восприятии индивидуального – интерпретация, разгадывание, гипостазирование, предположение.
 
Именно поэтому так скучны и одновременно забавны интеллектуальные разговоры участников "Игры в бисер": разговаривая об очередном тексте, интеллект они как раз и не применяют! Но очень даже применяют – свои собственные, индивидуальные особенности восприятия. Каждый из них в обсуждаемом тексте видит отраженного себя, потом рассудочно это восприятие интериоризирует, после чего объявляет эту действительно игру – результатом применения способности к размышлению.
 
Метод, конечно, уже хорошо отработанный, особенно в западной культуре, но столь же хорошо устарелый. В 21-ом веке заниматься герменевтикой, то есть игрой возможностей интерпретации, может быть продуктивно только в развивающих группах и начальных классах школы.
 
Но только не для наших интеллектуалов. Так Игорь Волгин каждую передачу завершает наставлением "читайте классику" и интерпретируйте ее, как хотите, потому что ее можно воспринимать как угодно, что, собственно, и демонстрируют в его передаче наши профессора, редакторы литжурналов, критики и культурологи. Детский сад прочтения русской и мировой литературы. Свинарник интерпретаций. Бижутерия смыслов.
 
Если в советское время эти же профессора и критики выдвигали на передний план классовую основу общественного восприятия, то есть консолидированную норму, то сегодня они же упирают на индивидуальную основу всё того же общественного, то есть группового и уже нормированного, восприятия. Практически с равным успехом можно было бы приглашать в эту передачу обитателей околоподъездных завалинок: они так же пошамкали бы нам о том, кто от кого забеременел, кто талантлив, кто любит, а кто нет, кто несчастен, кто сумасшедший и т.д.
 
Если спросить профессионалов-специалистов литературы, писали ли, например, Толстой, Гоголь, Чехов или Пастернак, для того, чтобы их потомки могли на их произведениях тренировать способность к разнообразию ассоциаций, они, конечно, ответят отрицательно, станут говорить об общекультурной ценности литературы, становлении личности и пр. Их не прижмешь к стене, потому они как раз отделены от литературы стеной своей профессии.
 
Для меня литература – не тренажер, точнее, прежде всего не тренажер, и оставленный мне в наследство текст, особенно – русский текст, – это и есть я сам не в разнообразии и множестве моих возможностей, а в их однозначности.
 
Потому что текст отсылает меня не ко мне самому, которым я себя уже знаю и которым я себя и все остальные меня могут представить, а ко мне единственному.
Одному!
Выбор есть только в пространстве "человек-общество", потому что можно изменить не только свои взгляды, но и своё общественное положение.
Изменить свои взгляды и положение в топосе "человек-культура" невозможно.
Хочешь ты этого или нет, ты есть живой опыт своих предков, или, по Гоголю, живой опыт родной тебе земли, или, по Толстому, привычное от вечности, или, по Чехову, связь с небом.
Здесь действительная глубина гамлетовского вопроса.
Не быть – значит забыть, кто ты.
Кто ты есть уже.
Любая интерпретация здесь – забвение. Потому что интерпретация здесь невозможна.
Здесь невозможна половина или часть. Это мир атомов.
Здесь есть или нет.
Чувствуешь или нет.
Переживаешь или нет.
Знаешь или нет.
Помнишь или нет.
Здесь нет лжи.
Потому что нет правды.
Здесь самое сложное – просто.
А самое простое – сложно.
Здесь бытие.
И пустота.
Ты один.
Потому что ты – всё.
Здесь рождается, живет и умирает русская литература, потому что здесь рождается, живет и умирает всё.
Так что выбор у человека есть только один – быть собой или нет.
Удержать небесную струну или порвать ее в небытии интерпретаций и множественности восприятия.
Вернуться к привычному от вечности или продолжать тянуть лямку ограничений времени, пространства и причинности.
Предстоять живым вечности или играть с жизнью как с игрушкой.
Быть одной и той же жизнью или расплодиться крысами.
Нет выбора.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка