Онтологические прогулки

 Из книги "На пороге инобытия. Зарисовки к новой метафизике".

            Либо загадкой признается бытие, и в таком случае философу не остаётся ничего, кроме как объяснить человека извне, либо же загадкой признается человек, через которого только и может быть вскрыто значение бытия. Первородная аксиома мысли состоит в том, что именно giiothise auton («познай самого себя») является ключом к построению метафизики, пренебрегая которым, мы неизбежно впадаем в коренную иллюзию сознания. Мышление без бытия не есть мышление, но и бытие без мышления не может сознавать себя таковым, поскольку осознание и есть эффект мышления, которое должно быть доведено до отвлеченно-рефлективного уровня, чтобы речь зашла о свидетельствовании, как принципиальной позиции во всем бытии. Таковой позицией обладает лишь человек, себе же самому предлагающий два способа в формулировании метафизики. С одной стороны, санкция бытия, объекта, т.е. бытия в значении наличного бытия как сущего, сплошного потока становления, признается определяющей, и в таком случае вы формулируете метафизику объектного типа, центром которой оказывается либо мир как целое (космоцентризм), либо Бог (теоцентризм). Существенной разницы между этими двумя моделями не предполагается уже хотя бы потому, что здесь вы исходите из убеждения в существовании объективной реальности, в ее устоявшемся значении, которое если на чем и может быть основано, так лишь на слепой вере. Опора этой веры - в отсутствии зазора между миром для нас (феноменом) и миром самим по себе (ноуменом). Первый мир, осознаваемый извне, даётся в опыте не прямо, а косвенно, почему, во-первых, может познаваться лишь вширь, а не вглубь, а во-вторых, всегда частичен, а не полон, поскольку в своём существовании всецело определяется опытом, который только и сообщает ему реальность. Таким образом, антропный принцип космологии всегда находится в сильной позиции. Второй мир осознаётся изнутри через непосредственную интуицию самосознания, которая сводится к подозрению о том, что реальность не может быть исчерпана одной только чувственной достоверностью, поскольку она имеет своей единственной санкцией лишь то, что сообщает ей реальность, а именно мышление.

          Если вы претендуете на то, чтобы объяснить бытие из самого бытия, то вашим заслуженным поприщем может быть только наука, а не метафизика, поскольку метафизика начинается именно с означенного выше подозрения. Но если вы не соглашаетесь с тем, чтобы объяснить бытие из самого бытия, предпочитая объяснять оное из мышления, то уже впадаете тем самым в грубое заблуждение, которое таково именно потому, что не может опереться ни на какой опыт в качестве своего основания. Поэтому, по большому счету, нет никакой разницы между креационистской догмой и признанием материи, по Гегелю, инобытием сознания: творческая активность сознания исчерпывается тем, что она сообщает материи ту форму, вне которой материя просто не может существовать, что уподобляет сознание Демиургу, организующему безначальный Хаос в упорядоченный Космос. Но справедливо и то, что форма без материи есть пустая, бессодержательная фикция. В связи с этим постановка вопроса о различии идеального и реального в значении различия материи и сознания обессмысливается: с одной стороны, именно сознание, которым определяется особая позиция человека в бытии, есть проводник интуиции о несовпадении свидетеля с тем, что ему даётся в повседневном опыте, а с другой стороны, сознание без материи лишается того антифона, по контрасту с которым оно только и может свидетельствовать о своей особости.

          Метафизика субъектного типа начинается с подозрения, которым мы обязаны Эммануилу Канту: субъектность, как особая позиция человека не в бытии, а помимо бытия, определяется не мышлением, но волей, которая сама по себе и есть не что иное, как способность самоопределения. Если мышление только регулирует данность бытия в опыте, то преломление воли конституирует таковую посредством того, что Георг Гегель резонно называет отчуждением духа. Таким образом, коренное отличие новой метафизики состоит в том, что она есть сознательно антропоцентрическая метафизика, актуализация которой невозможна без подозрения о принципиальном отличии человека, как вещи самой по себе, от бытия, данность которого определяется двояко: с одной стороны, как экстериоризация, т.е. представление сознания, а с другой стороны, как объективация, т.е. преломление воли. Объективация здесь - это акт трансцендентальной, а не эмпирической воли, т.к. последняя может быть объяснена из бытия точно так же, как и мышление. Что же касается духа, то он, будучи всецело отличным от природы, как безразличия формы и материи, упирающегося в безосновность, предстает совпадением противоположностей сознания и воли, взятых при этом уже не как явления среди явлений, но как вещи сами по себе. Таковы общие начертания того, что можно именовать новой метафизикой в ее принципиальном отличии от метафизики старой.