Поэзия

 

 

 

 

 

 

 

 

                La mia ragazza sa,
                Che se dovrа finire
                Un altro uomo troverа,
                La mia ragazza sa,
                Che se dovrа finire
                Un'altra donna ci sarа…

                Из одноимённой песенки
                              Джанни Моранди

 

 

Школьный вечер, белый танец –
сладкий сон далёких дней…
Пой, печальный итальянец,
пой для девочки моей.
Пусть она не понимает
слов чужого языка,
но под сердце проникает
итальянская тоска.
Ты споёшь, а мы станцуем.
А потом погасят свет…
Первым робким поцелуем,
сладким дымом сигарет,
незатейливой пластинкой
иностранного певца,
чувство с лёгкою грустинкой
тронет юные сердца.
Эта песня, этот вечер,
как путёвка в бурный век
взрослой жизни, как предтеча
ярких шумных дискотек
с новым ритмом, мощным звуком,
фейерверками огней…
как грядущая разлука
для девчонок и парней.

 

 

 

 

 

 

                Папке моему

Ещё немного и весна
откроет новый паблик.
И если спилена сосна,
то будет плыть кораблик.

За ним по лужам побегут
мальчишки, улыбаясь
и от восторга, на бегу,
по-взрослому ругаясь.

 

 

 

 

 

 

Обрывки снов шестидесятых –
миг пробужденья после сна
на облаках стерильной ваты;
тоталитарная весна
стучит по льду хоккейной клюшкой...
Не сдохнуть, выжить, чтобы жить –
пить молоко солдатской кружкой
и полной ложкой рыбий жир;
ждать папку вечером с работы –
хмельного, с запахом вина;
и помнить сладкий запах пота,
солярки, сена и зерна;
стихи как эхо и награды –
реликвии его войны;
все полусказки полуправды
кривого зеркала страны,
где чебурашка самый верный,
а добрый – Гена-крокодил
знать твёрдо, как и Символ Веры,
что ты сегодня затвердил.

 

 

 

 

 

Утром – под систему в лазарет,
вечером – на шоу «Назарет»…
Всё – лекарство, всё во благо, впрок
и глюкоза, и тяжёлый рок.
Стоек, несгибаем старец Пит.
В трапезной приходит аппетит.
Не страшнее дьявол ОРВИ.
Космос ближе Спаса на Крови.
Купол храма лечит высотой…
Телеграмма в семьдесят шестой,
в Гефсиманский яблоневый сад
не доходит – выбыл адресат
в год двадцатый, двадцать первый век…
Феликс обещает: I’ll Be Back.
Над Исетью колокольный звон –
Иисуса встретил Симеон.

 

 

 

 

 

 

 «Звезда с звездою говорит»
на языке вселенной.
Летит большой метеорит
к земле благословенной –
как падший ангел горних сфер,
как повод для рыданий…
Так в церковь или в старый сквер
твой путь для оправданий?
Горит вечерняя звезда –
посланница востока.
Речь троеперстием тверда –
сражение жестоко.
Детей заблудших легион
на поле вечной битвы
спасёт святой центурион…
лишь силою молитвы.

 

 

 

 

 

 

Расчерти поверхность на квадраты.
По осям абсцисс и ординат
рассчитай мои координаты
и пусти ракету в мой квадрат.

Пусть горит земля под сапогами, –
сгинет недруг в огненном котле…
Пусть летит журавлик-оригами
в хлопьях снега к выжженной земле.

 

 

 

 

 

 

Рагулин и Кузькин ложатся под шайбы –
«врагу не сдаётся наш гордый Варяг».
Сегодня за наших отскоки и штанги,
а все стопроцентные тащит Третьяк.

Беснуются звёзды-профессионалы
и катят к воротам, волна за волной,
но силы иссякли и времени мало,
а русские встали железной стеной.

На память о битве останутся шрамы.
Канадцы в Москве кровью смоют позор.
Развенчаны мифы. Валерка Харламов
играет не хуже, чем их Бобби Орр.

 

 

 

 

 

                Взвейтесь, соколы, орлами,
                Полно горе горевать!
                                              Из песни

Печальные аллюзии
и верится с трудом –
летит из тёплой Грузии
Серёга в отчий дом.
Торопится на Родину,
на пядь родной земли,
где клюква, да смородина,
да утром журавли
взлетают над колодцами,
над зеленью полей,
над сопками, болотцами…
За клином журавлей
друзей разноголосица –
все соколы, орлы…
летят... с небес доносится
щемящее курлы.

 

 

 

 

 

 

 

Останавливает время
козлоногий Пан – апрель.
Час потехи. Дальше бремя
слушать Божию свирель.

Заштрихован сеткой веток
голубого неба пласт.
Миг удачи крайне редок.
Ожидание – балласт.

И не выкуришь словечко
из бамбуковой тоски.
Не сгорит до срока свечка.
Не утонут поплавки.

Всё застыло без движенья…
В ивах сонной тишины
только Иово терпенье –
тест на прочность для спины.

 

 

 

 

 

                                 Саше

Облака, как белые дымы
залитых дождём лесных пожарищ…
в облака уйдём когда-то мы –
я и самый близкий мой товарищ.
По ступеням лестницы крутой
унесём с собой свои причуды
в невесомый город золотой,
где жирафы, зебры и верблюды
на аренах розовых шатров
продолжают шоу цирковое…
под госпел космических ветров,
иерея пение живое, 
полетим на маленьком крыле,
в тёмно-фиолетовом тумане,
оставляя диски на земле,
растворяясь в облачной нирване…

 

 

 

 

 Я не сумасшедший

 

                Не беспокойте императора – я сам Наполеон...
                                             Из одноимённой песенки
                                                                Яноша Кооша

Телеграмма – дяде в Киев,
в палисаднике – сосна…
Ударяет в сердце кием
эта ранняя весна.
Рикошетом из Китая,
хитрый делая виток,
словно в лузу залетает
от борта шальной биток,
в персональный жёлтый домик.
Хочешь – смейся, хочешь – плачь…
Вот и плачет первый дождик,
не спасёт от хвори плащ…
Выручают ветка вербы,
свечка тонкая в руке…
Согревают сердце венгры –
на венгерском языке,
исполняя старый шлягер –
не дают сойти с ума
тем, кто помнит общий лагерь
и подобные дома.