Поэзия

 

 

 

Поэт, вероятно, как никто другой чувствует душу, ибо часто сам не может понять, откуда рождаются в ней созвучья и образы – рождаются, либо приходят...

 Бывает один эпитет свидетельствует о прозорливости поэтического видения и мускульной силе мастерства, и то, что " душа босая" – как определяет её Валерий Рыльцов – говорит о понимании поэтом корневых, сущностных явлений бытия: душе дворцов не надо, но – только метафизический путь.

 Ибо только будучи босой, душа способна цвести:

 

 

Не-исчезновение писем – ещё одно свидетельство вещего видения поэта: ничто не пропадает из огромного каталога всеобщности, из бесконечных действий и слов: всё оставляет следы; и не зримые -над нами – скрижали, как вечная музыка, великолепны, как бы не был перенасыщен жизненный раствор:

 

 

 

Но перенасыщенность солью – знак умудрённости, ибо раствор иных жизней перенасыщен пустотою, увы.

 Сила пути и стреловидна и широка, на нём будет много знаков – в том числе данных в форме миражей и муляжей, и, если сквозь первые стоит проходить, то вторых необходимо не перепутать с людьми, чьи голоса слишком часто фальшивы...

 Сила пути – единственная сила, ведущая поэта: вернее, единственная, с которою стоит считаться:

 

 

Чувство времени – один из страшных ракурсов пути, ибо время досталось, опалённое адом, где стук копыт о трон, жуткий, как пышный гроб, объявляется музыкой, а чёрное так блестит, что белое свернулось, сделавшись жалким:

 

Нет ли места поэзии в оной яви?

Сложно сказать...

Ведь вот же: гудит медью и звучит органом, играет красками и определяет, называет подлинные смыслы, не имеет читателя, и имеет не большую аудиторию – из людей, видящих и понимающих многое...

Поэзия, будучи одним из самых древних вариантов самовыражения, не может сгинуть, как бы трагически не звучал сильный голос подлинного поэта, какие бы ракурсы слишком непростого, кремнистого пути не открывались замечательному мастеру стиха Валерию Рыльцову – открывались, чтобы вывести к многозвёздному богатству в маленьком окошке домика:

 

 

То есть – к свету, как к основной субстанции жизни, ибо поэзия, не ведущая к нему – бессмысленна.

 

 

 

Разным живёт поэзия, по-разному бытуют стихи; но бывает такая световая энергия, ведущая поэта и определяющая жизнь его и творчество, что стихи, лучась ею, вписываются в пространство реальности, как вектор умной силы и щедрой подлинности.

Они могут быть тронуты темами не показной социальности и не прилизанной истории:

 

 

Могут идти от метафизики, и, пропитываясь ею, дышать своебычием авторского почерка:

 

 

Но всегда их ведёт та энергия света, какой, вероятно, нет сильнее.

 Стихи Сергея Сутулова-Катеринича мускулисты и искристы; богатством словаря играющие, как самородными каменьями, они щедро предлагают разнообразные смыслы умному читателю.

Великолепна звукопись стихов: она может быть ажурной и лёгкой, энергичной и мощной: разнообразной, но всегда на изломе звукосочетаний блистает соль смысла, чей ироничный оттенок порой успокаивает градус трагедийности – бытия:

 

 

Простота, измеряемая мерой: Сорок роз.

Простота сложнее всего, ибо за ней стоят дуговые сочетания жизни: твёрдой и ясной, зыбкой и запутанной:

 

 

Через простоту лежит дорога к осознанию сложности, полифоничности мира, без какого осознания и поэзии бы не было.

Энергия жизни, энергия света, энергия стихов...

Многое в себя вместивший космос Сергея Сутулова-Катеринича поднимает вверх читателя, призывая его стать умнее, тоньше, благороднее – и эта миссия, выполняемая поэтом, превращает сумму его творчества в явление замечательное и значительное.

 

 

Ощущение космоса – космоса словесного и культурного – вот главное впечатление от стихов Андрея Козырева

 Из монументализма, из густого звука Грифельной оды Державина растёт современное поэтическое повествование, где муза-голодранка превращается в фею поэзии:

 

 

Разумеется поэтическое дело – сожжение собственных нервов и расшифровка собственной души – никогда не обходилось без водки; но она – лишь способ смягчить грани мира, понятные чудаку, но не понятные прагматику:

 

 

 

Мёд Одина столь же горек, сколь сладки поэтические созвучие, и отсыл к Леониду Мартынову – великому земляку Андрея Козырева, так же логичен, как значительный объём данного стихотворения, ибо сумма смыслов – во всей их нюансировке – всегда чрезмерна:

 

Воина и пророка поэт вмещает в себя, помимо прочих людей, образов, помимо самого пространства, часто сгущающегося до жизни поэта, и воин – в том числе против косности и безвкусицы мира – часто определяет сущность поэта.

 

 

Можно ли вернуться в Гиперборею?

Гиперборея поэтическая везде – она растворена в нас самим кодом культуры, бесконечностью звеньев слишком длинной вереницы веков; она в нас, также, как античность, Византия, все предшественники – и, как это ни странно, все последующие искатели истин, и собиратели слов.

 

 

Медленное движение в пустыне столь же соответствует сути движения вообще, сколь наполняет ощущением необычайности пространства, особенно, если дело происходит ночью.

Отсюда – совет поэта:

 

Горы и камни… каменная суть жизни: всегда живой, всегда засекреченной в письменах каменистых пустынь, и – в небесах, где и рождается Слово, дающее стихи.

Вот почему:

 

 

Таинственные брызги, разрастающиеся телами галактик – в том числе галактик стихов, ибо – откуда нам знать, как звучат небесные звуки и какие смыслы прячутся за этим звучанием.

Тайна присуща стихам Б. Сусловича в высокой мере: её раствор пропитывает все его строки, какие, в силу алхимических реакций таланта, соединяясь, дают картину стройной целостности мировосприятия – своего, неповторимого.

Только поэт может обратиться напрямую к счастью:

 

 

И – только он может верить в ответ.

«Ветер, сдувающий зной» обещает «целую жизнь впереди», сколько бы ни было прожито, пройдено, выстрадано, передумано.

Стихи Б. Сусловича – открытые настежь и вместе хранящие секреты, такая амбивалентность в характере талантливых текстов вообще: они многослойны, они всегда (по-своему) мистичны.

Свет, поиск света, сомнения в его подлинности – и всюду тонкость, стихи вьются из серебряных нитей, а иногда кажется стальными иголками смыслов вонзаются в мозг читающего.

Что ж?

Стихи, не бередящие мозг, не возвышающие душу, не могут существовать, а поэтическое дыхание Бориса Сусловича рассчитано на долгий срок.