Проза

 

 

 

 

 

– Витя, угомонись! – Старик отмахнулся от Дюны, как от надоевшей мухи.

– Ну, что мне там делать? Я же сдохну от скуки или сопьюсь. Пусть Барс с Тромбом рёбра свои в санатории этом лечат. У меня здоровья на всех…, – продолжал канючить Виктор.

– Всё! Как сказал, так и будет! Не действуй мне на нервы… Хочешь, чтобы я стал начальником, который дурак? – вдруг вкрадчиво спросил он с волчьей ухмылкой.

– Есть! Вопросы отсутствуют! Разрешите выполнять? – включил отступную Дюна и, как заяц, юркнул в первую же дверь.

– Боится значит уважает! – улыбнувшись вслед, Старик повернулся ко мне. – Что-то хотел от меня?

– Хотел уточнить распорядок на завтра – хорошо, что я подошёл вторым, а то не ровен час получил бы по полной.

– Что-то смущает?

– Нет!

– Ну, и иди с Богом! – плотоядно глянул на меня Виктор Андреевич.

– Есть! – отдав воинское приветствие, я крутнулся на левом каблуке и скрылся в следующей после Дюны двери.

Весь личный состав группы, кроме Тромба, Барса и Санты, в парадной форме стоял в вестибюле штаба. Исключая меня.

– Нет! Бикфордов шнур подожжён. Длина неизвестна, но взрыв будет – это точно, – обрадовал я ожидающих новостей сослуживцев. – Дюна подтвердит. Этот злодей решил лично, в отрыве от коллектива, решить вопрос, и только своевременное бегство позволяет нам лицезреть его морду на плечах, а не в кустах.

– А чё? Я хотел прозондировать почву…, – поглаживая голову после подзатыльника от Слона, ответил он.

– Выходи строиться! – отдал команду я, увидев спускающегося по лестнице повеселевшего Старика.

«Не сказать, что я равнодушно отнёсся к этому событию. Обида? Но если только чуть-чуть, чтобы не кривить душой. Всю группу наградили орденами и медалями, кроме одного изгоя. И этот изгой – я. Дело, заведённое на меня прокуратурой, хоть и прекращено, но на представлении меня к награде сыграло отрицательно. Сейчас вернуться парни с радостного мероприятия. А что делать мне? Обмывать вместе? Двоякое состояние! Кому больше будет неудобств? Мне? Им? Убедить всех, что мне фиолетово… Реально? А? Александр Степанович, что думаешь? – размышлял я сам с собою. – А если не пойду? Им станет легче?»

– Товарищ майор! Вас вызывают к начальнику базы, – обратился ко мне дежурный по штабу.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, направился в святая святых нашей базы. В кабинет полковника Тахова – легендарной личности и нынешнего властителя сотни душ и телес, подвизавшихся работать на спецназовской стезе.

– Товарищ полковник, майор Дронов по вашему приказанию прибыл, – доложился я.

– Здравствуй, майор! – пожал мне руку Тахов. – Вот и лично познакомился с лучшим бойцом Виктора Андреевича. Готов к отдыху в санатории? Настроился уже к накоплению жировых отложений под присмотром медсестричек? А не повезло тебе, скажу я. Отправляю тебя в командировку. Прости, больше некого. Причём – срочно! Получай документы. И через три часа дежурный по КПП мне должен доложить, что ты убыл. Задачу получишь на месте.

«Кратко! Без вариантов! И даже без пауз для возможности проявить непокорство. Пойду к начштабу, может он разъяснит, – подумал я, выходя из кабинета Константина Олеговича. – Если бы и была возможность отказаться – не для меня. Сейчас это как раз лучший выход из положения. И овцы и волки в сохранности. Интересует меня одно – Старик в курсе? Или мимо прошло? Думаю, что знает. Морда лица была довольной при отъезде. Ясность возникнет по возвращению».

На вторые сутки, я прибыл в родной мне полк на сборы командиров групп специального назначения для обмена опытом действий в боевых условиях. Встретил меня лично комполка! На личной машине! По гражданке! На вокзале! Сервис! Пазл начал складываться. Психология – это тебе не полоса препятствий, а способ: как новые проблемы заменить на старые!

– Здравия желаю, Юрий Петрович, – поприветствовал бывшего моего начальника штаба. – Чем удостоился такой чести? Сам командир полка встречает скромного майора!

– По заслугам и честь, – он улыбнулся в ответ. – По дороге поговорим.

Всё стало на свои места. Старик через КОТа, по предварительному созвону с уважаемым водителем транспортного средства, несущего опального майора в войсковую часть, давшую ему первый пинок в его военной карьере, устроил командировочку для психического оздоровления оного.

– Саша! – не против, что называю так фамильярно? – Виктор сам прошёл через всё это. И кому, как не ему, знать твоих тараканов. Его обходили наградами столько раз… Самое трудное по-первому. И никакой срочности в сборах нет. Да и самих сборов как таковых тоже нет. Вместо санатория, две недельки поделишься опытом с моими командирами. Погоняешь их на полигоне. А с Ольгой…

– Какой Ольгой? – вздрогнул я и ощетинился.

– Не кипишуй! Мне ещё тогда замполит проел плешь твоим моральным обликом.

– Чья бы корова…

–  В общем, её Антон погиб под Аргуном в 96 году. Сначала ничего, держалась. А потом начала пить и … За дочкой её мама приглядывает.

– Товарищ полковник!

– Не заводись, я сказал! Я просто информирую. Поселю тебя в своих хоромах. Нина будет рада. Да и мне поговорить про жизнь будет с кем.

Две недели пролетели вмиг. Катался, как сыр в масле. Нина Яковлевна окружила меня поистине материнской заботой. На завтрак блинчики (сырники, запеканка и т.п.), на ужин мясное блюдо без повторов (когда только успевала?). Если бы не полигон, поправился бы на пяток килограмм. С Оленькой, как не пытался избежать встреч, столкнулся около офицерского общежития. Тяжко было увидеть, вместо смешливой с точёной фигуркой женщины, сломленного и опустившегося человека.

– Привет, милый! – вальяжно с неприятной хрипотцой остановила она меня. – Я догоню. Пообщаюсь с бывшим кавалером минутку.

Её свита с явным неудовольствием за внезапную задержку остановилась неподалёку в ожидании спутницы.

– Здравствуй, Оля! – кольнуло в сердце болью.

– Что не заходишь? Дорогу забыл? Или мужа боишься? Так я свободна! – пытаясь удержать свой взгляд в моих глазах, с вызовом проговорила она.

– Я всё знаю! Соболезную…

– Да-а-а! А в чём ты мне соболезнуешь?

– Оля…

– При живом муже всё норовил под юбку залезть… А теперь – что? Не хочешь вспомнить былое? А? – подняв подол платья выше колен, зло выдохнула любимая мной в прошлом женщина.

– Пошли! – я взял её за локоть и подтянул к себе.

– Серьёзно? – она как-то сразу обмякла и в глазах злость стала меняться на недоумение.

Я взял за руку и пошёл в сторону её дома. Оля сначала немного сопротивлялась, но смирилась. Ладошка расслабилась, стала мягкой и пальчики немного приобняли мою кисть.

– А если я не хочу? – промолвила она пытаясь приноровится к моему широкому шагу.

– Плевать!

В квартире был, к моему удивлению, идеальный порядок. Я прошёл на кухню.

– Приведи себя в порядок, пока кофе варю, – наполняя турку водой утвердительно сказал я растерявшейся от моего напора Ольге. – Где дочка?

– У бабушки, – смиренно взяв полотенце, она ушла в ванну.

Я пил кофе, а её всё не было. Слышалось, как она ходит по комнатам. Шуршит чем-то. Что-то упало у неё из рук. Хлопнули дверцы шкафа. Шум выдвинутого и задвинутого ящика.

– Оля! Кофе остынет, – подал голос я.

– Уже иду, – голос прозвучал мягко, возвращая время вспять.

«Что я хочу? Зачем? Жалость? От моей Оленьки ни следа. Совсем другая женщина. Что сказать ей? Как объяснить? Нотации о вреде алкоголизма… Ха! Надо держаться ради Ии… Два раза Ха! Что она ещё встретит… Три раза! – открыв форточку, закурил. Спрашивать разрешения не стал – на подоконнике стояла чистая пепельница. – Жаль, что окурков нет. Можно было бы понять, кто курит здесь. Постоянный или разные? Или сама?»

– Хотела одеть твоё любимое платье, но… Не влезла! Толстая стала? – спросила вошедшая Оля.

– Немного поправилась! Но не критично, – я рассматривал её, одетую в лёгкий халатик ниже колен.

Она подошла достала из моей пачки, лежащей на столе, сигарету и закурила.

– Будешь воспитывать?

– Нет!

– Почему? А я бы послушала пару моралей из твоих уст.

– Пей кофе.

Я стал ей рассказывать о себе. Не о войне. А о себе любимом. И о ней. Как относился к моей Оленьке. Как любил её соблазнительное тело. Прикосновения к шелковистой коже. Как сходил с ума от губ. И как забывал о её существовании, стоило только покинуть ложе, до следующего всплеска гормонов. Рассказал о чеченке и чистой Галчонке. О мерзости во мне. И об оголтелом осуждении её теперешней. Непонимании. О материнской жертвенности. Что ещё не научился любить. Она и хмурилась, и улыбалась, и смущалась, и кривлялась, и злилась. Садилась и вставала. Готова была выгнать меня и не выгоняла. Наконец я замолчал.

– Мне пора, Оля!

– Раньше ты называл меня Оленькой и никогда Олей, – тоскливо прозвучало в ответ.

– Прости!

– А я любила тебя всем сердцем!

– Прости!

– Саша! Дай мне силы! В последний раз! – её глаза горели пламенем решительности.

Она подошла ко мне. Положила руки мне на плечи и сильно прижалась всем телом. Под халатом ничего не было. Всплеск желания. И время неистово свернуло свой бег в безумный краткий миг физической близости. В пропасть низвергнуты были все здравые мысли, убеждённости, помыслы о правильном положении вещей. И всё в угоду животного обладания телом.

– Саша! Если вдруг… Напишешь?

– Может… – пожал я плечами.

– Я не требую… Я всё понимаю… Надежда! Надежда даёт силы. Не отбирай её у меня.

Я погладил её по щеке. Взял за подбородок. Посмотрел в её глаза.

– Попробую! Но обещать не буду.

– Просто попробуй. Ладно?

Спустившись по лестнице, я прислушался к себе…

– Мудак! – выругался я.

Обычной опустошённости после удовлетворённой похоти не испытывалось. На душе не было погано. Странно!  Теплота разлилась в сердце. Осталась одна проблема: объяснить Нине Яковлевне пренебрежения к её ужину и завтраку… Но до вечера ещё надо дожить.

(Продолжение следует)

___________
*_ Записки являются художественным вымыслом. Их герои и события выдуманы.