Проза

Через неделю из Москвы вернулся Старик. Объявил, что нас решили расширить до роты. Пополнить контрактниками всех уровней – от солдат до прапорщиков. Идея – обособленное подразделение для независимого от других ведомств выполнения задач. Структура, как у десантно-штурмовой роты. Обещают БМД¹, БТР-Д² и «Фару»³. Личным составом и техникой доукомплектовать должны в течение двух месяцев. А пока суть да дело, всех нас отправили в отпуска.

Гром предложил мне, Слону и Дюне отправится к нему на Родину – в глухую деревеньку на берегу реки Кадам – где провести две недели в дали от цивилизации. Я и Слон выразили согласие, а Дюна отказался, считая лучшим отдыхом оторваться на полную в столице.

Расставшись с Дюной в Москве, мы дружной кампанией отправились в Марий Эл. Чуть больше четырнадцати часов в выкупленном нами купе, и мы в Йошкар-Оле. Осмотреться в городе не удалось – нас встречали. Василий Никанорович – отец Грома, а по гражданке Василия Васильевича, на достаточно свежей четверке ввез нас в родовое гнездо, давшее жизнь моему боевому товарищу. В дороге мы с огромным удовольствием просветились о родословной участника наших недетских игр. Из числа русских переселенцев, с семнадцатого века проживающих на марийских землях. В роду есть марийцы по материнской линии.

- Васька с детства хотел стать военным. Сколько с матерью мы его отговаривали, не счесть. Упрямый – весь в деда своего. Дед таскал его на охоту с малолетства. Он у нас потомственный следопыт, - вещал Василий Никанорович. - Рыбак тоже хороший. Но больше охотник. Тянуло все время его к ружью, уже в пять лет помогал отцу моему снаряжать патроны. А полевать⁴ начал с восьми лет. А потом и в училище военное подался. Скоро сороковник, а своей семьи еще нет. Стало быть, решили отдохнуть на природе. Матери про войну ни слова. Васька у нас на севере служит. В Мурманске. Ясно служивые? Сашок, смотри у меня, Галку не приваживай – молодая исчё. Не лыбся! По глазам вижу еще тот бабий угодник. Вот Анатолий тот серьезный муж. Так, что оставь свои приманки для городских невест.

Весь словесный диалог рождал в моей душе какое-то умиротворение и наслаждение окружающим теплом. «Вот старый хрыч! О сестре Галине я знал уже со слов Грома. Двадцать лет. Не замужем… Я даже порой смаковал ее имя: Галочка, Галчонок, Галина Васильевна. В поезде Слон надо мной подтрунивал с Громом о вспышках в моих глазах при упоминании о девушке. Но я честно предупредил, что более, чем учтивости и галантности в отношениях, от меня ждать не стоит. Пошутили, посмеялись. Но Василий Никанорович, со своей житейской мудростью, наложил табу даже на легкий флирт с дочерью. Его фамильярность действовала, как ощущение семейной общности».

Улыбаясь своим мыслям, я незаметно для себя задремал на заднем сиденье.

Позавтракав, мы обустроились со Слоном в выделенной нам комнате на двоих. Прошлись по деревне, здороваясь с незнакомыми нам людьми, огляделись. Дома были бревенчатые без отделки. Везде к жилому помещению примыкали хозяйственные постройки. Как объяснил Гром, вход к скотине сразу из дома, минуя улицу. Нагулялись мы к обеденной трапезе. В горнице красный угол завешен шторкой, прикрывающий иконы. Накрыто два стола. Один большой овальной формы и еще квадратный столик без стульев вокруг. Мы со слоном переглянулись в непонимании. Нас что, отдельно кормить будут? Это дань уважения или наоборот? Все же усадили за общий стол. После обеда Анна Кулайевна (точнее Анай по-Марийски) и Галина убрали с общего стола остатки и затем с маленького совсем нетронутую пищу. Мы втроем вышли курить. Непонимание разрешил Василий.

- Мы приехали в четверг. А в этот день на трапезу зовут усопших и накрывают для них отдельный стол. После еду отдают домашним животным. Это марийский обычай. Хотя вся семья христиане. Что поделаешь, за века все срослось и переплелось, - Гром затушил окурок. - Чуть позже пойдем в баню. Попаримся. В этот день ее топят сначала для усопших, а потом идут живые. Как, не смущает?

- Что может смутить офицера-десантника. Только лишь дивчина! - Слон явно намекал на меня.

Я с выраженным безразличием потушил сигарету. Хмыкнул. И ответил холодным взглядом этим двум улыбающимся юмористам. Хотя, что скрывать, Галина зацепила меня вниманием к моей личности. Ее посадили рядом со мной. Чистой воды провокация. Помня наставления Василия Никаноровича, я с великим усердием делал себя холодным и незамечающим ее ухаживания в виде подкладывания угощений в мою тарелку. Пытался не встречаться с ней взглядом и сдержанно благодарил за ее желание накормить меня всем, что присутствовало на столе. Девушка оказалось смешливой и приятной во всех отношениях. Если бы не папа и Гром, я бы с удовольствием поиграл с ней в кошки-мышки. Сказывалось годовое отсутствие общения с противоположным полом. Я заочно завидовал Дюне, который уже, наверное, пустился во все тяжкие в столичных оазисах.

- Не можете без этих сосок? - спросил, вышедший из дома хозяин семейства. - Ну, просветите старика о своих военных подвигах. Что так? Совсем нет возможностей совладать с этими горцами? Совсем опозорилась армия. И вообще, что не поделили?

- Деньги, батя! Что может быть еще! - ответил Гром.

- А, вы значится помощники в этом деле?

- Да! Нет! Скорее разменная монета, - откликнулся Слон.

- И долго ею прибывать собираетесь?

- Василий Никанорович! - я вступил в разговор, но был остановлен.

- Сашок! Это ты Галке волосы закручивай в кудри… Галина Васильевна, спасибо… Галина Васильевна, не откажусь… Зови меня или дядей Васей или Никанорычем. Понял, ловелас? – под общий смех подстриг меня он. – Васька, иди скажи сестре, чтобы к бане все приготовила.

- Пошли, гусар, поговорим! - отвел меня в сторону Никанорыч. – Вижу я, положила глаз на тебя моя Галинка. Девку не обижай. Не охальничай. Ты парень, чувствую, хороший, но не хочу я, чтобы ждала за тебя похоронку. Понимаешь меня?

- Да у меня и в мыслях не было! - смутился я.

- Ну-ну! - выразил свои сомнения дядя Вася.

«Вот, блин, попал. У него что, глаза - рентген? Мне что, как пацану бегать от нее? Ну, Гром, припомню я тебе отдых сей в деревеньке. Хотя, во взгляде папочки нет злости. Чувствую себя. как дома. Волнуется старик. За фамильярностью, скрывая теплоту и широту своей души. Ему лет семьдесят. Но еще крепкий в теле. Встретил сына, еле сдерживая слезы. Мать Галины лет на пятнадцать младше мужа, но мудрость в ней житейская превалирует заметно. А Галя? Импонируют мне ее взгляды исподтишка. Все вертится вокруг меня. Что, здесь парней нет? Двадцать лет, а все в девках?»

- Василий! - окликнул отец вернувшегося сына. - Завтра брат твой старший приедет. Как ты говоришь? О, антагонист твой. Мудрёное словечко. Не ссорьтесь. Будь поумнее.

- Ладно! Постараюсь папа! - ответил Гром, уходящему отцу. - Сергей считает, что только безмозглые служат сейчас в армии. Уровень дискредитации, видите ли, ниже плинтуса. Ну что, завтра на рыбалку на окуня пойдем?

- На лед? Боже упаси! - откликнулся я. - зимние виды спорта не для меня.

- Значит, оставим тебя на попечение Галины, - ухмыльнулся Слон.

- На лед, так на лед! - обреченно согласился я.

Две недели пролетели в одно мгновение. Родители Грома относились ко мне и Слону, как к родным сыновьям. Неприятный осадок остался только от встречи братьев. Диаметрально противоположные позиции в отношении понимания процессов, происходящих в стране. Понятия долга и чести. Своего места в жизни. А фраза «Страны, которой ты давал присягу нет и не будет. Кому ты служишь дебил?» привела к глобальной ссоре и отъезду Сергея. Мы молча наблюдали за перепалкой. Василий Никанорович тоже соблюдал нейтралитет. Только Галина выразила свое неприятие старшего брата «он помешался на своем бизнесе и, кроме выгоды, не хочет видеть ничего». Наши с ней отношения переросли в чисто дружеские. Я забросил рыбалку. На охоту идти никто не захотел. Настрелялись в волю и к оружию прикасаться не хотелось, от слова совсем. Целые дни мы были вдвоем. Рассуждали о книгах. Спорили о героях и персонажах. Катались на лыжах. Смотрели через подаренный Сергеем видеомагнитофон фильмы. Снова спорили, но теперь уже о кино. Родители смирились – чему быть, того не миновать. Но договор о дружбе и ненападении соблюдался в строгости. Порой я, конечно, ловил на себя ее взгляды, желающие большего. Да и самому хотелось сжать ее до боли в своих объятиях. Но слово, данное Грому, не подлежало обсуждению.

Я и Слон покинули гостеприимный дом в конце марта. Заехали проведать родителей Бруна в Киров. «За что?» – и слезы в отчаянии от потери единственного сына произвели тягчайшее впечатление. Переночевав в гостинице, мы расстались. Каждый поехал в свой родной город.

Отгулять весь отпуск я не смог. После случайной и мимолетной интрижки просто собрался и вернулся в часть к Старику. Первым делом написал письмо Галине, исполняя обещание писать по-дружески. А затем запряг себя на службе, помогая командиру разбираться с пополнением наших рядов.

___________________________