Проза

Мы вошли в здание через проломы в стене. Встретивший нас боец повел майора к своему командиру на второй этаж. Армейцы держали под контролем окна и вход постройки напротив. Осторожно выглянув в окно, я понял, что напоминает она мне. Офицерскую общагу в части. Вернулся командир.

- Наша задача – зачистить дом. Что нам известно? При преследовании группы в количестве пяти боевиков попали в засаду. Чеченцы позволили десяти бойцам войти в здание, затем отсекли огнем остальных. Количество боевиков около двадцати. Армейцы блокировали их с двух сторон. Штурмовать командир отказался, мотивируя отсутствием опыта в таком деле и во избежание больших потерь среди личного состава. Взаимодействовать будем вместе. Они шквальным огнем блокируют окна, мы выдвигаемся к окнам левее входа. Пять троек – пять окон первого этажа. Первое окно – Черныш, потом Карп, Гром, я и Слон. Входим после «Три – один», - поставил задачу майор. – Вопросы?

- Командир, я знаю план здания, - сказал я.- Один в один моя общага.

- Черти и поясняй, - потребовал он.

- Первый этаж. Мы напротив запасного выхода. По прямой парадный вход. Справа и слева два крыла с комнатами, окна которых смотрят на нас. Лестницы на второй и третий этажи по бокам здания. Напротив комнат – справа кухня, слева душ и туалет. На втором и третьем этаже между ними фойе, - чертил я на полу осколком кирпича.

- Слон, сразу блокируешь правую лестницу. Чистим первый. Черныш и Карп после чистки блокируете левую лестницу до конца операции. Подниматься будем справа. Блик, иди ищи позицию здесь на третьем, будешь прикрывать нас отсюда, - уточнил задачу майор.

- Капитан, повторюсь, твои держат окна второго и третьего этажа, окна первого слева от входа под шквальным огнем, пока мои не войдут. Как войдут, стрельбу прекратить. Работает только мой снайпер. Сообщи своим на той стороне, что они открывают огонь, только если боевики попытаются покинуть здание. Все! Через десять минут ты начинаешь, - повторил задачу подошедшему командиру майор.

Началось. Пехота открыла кинжальный огонь из всего оружия, автоматный огонь, выстрелы из РПГ крошили стены и оконные проемы общаги. Добежав до стен, сработали гранатами в окна, и я по спинам Грома и Дюны ворвался в «свою» комнату. Противника не было. Взяв на прицел отсутствующую дверь, крикнул: «Чисто». За мной вошли мои напарники. Стрельба стихла. Слон и майор были уже в коридоре. На первом проблем не было, если не считать растяжек на входе и запасном выходе. И не по одной, пару дублирующих тоже не забыли поставить. Командир армейцев на все сто прав, потерь у него было бы немало. В фойе лежало шесть солдатских тел: лейтенанта, который завел их в западню, и еще трех бойцов мы не досчитались. Мина, тот самый офицер с инженерных войск, снял растяжки и установил их у левой лестницы. Почему они не стали защищать этаж?

- Подвал есть? – спросил у меня майор.

- Есть! Но вход с улицы, с торца, - ответил я.

- Слон и Гром на вторую ступень «тихим сапом» - мы получили приказ и начали осторожно преодолевать лестничный пролет. Командирская тройка двинулась за нами.

Как только мы поднялись на этаж, по нам открыли автоматный огонь. Стреляли, правда, экономно и гранат не использовали. Нам везло. То ли все гранаты пошли на растяжки, то ли снабжение их было не ах. Зато у нас с этим был полный порядок. По команде мы катнули сразу восемь штук эргешек к ногам наших оппонентов.

-Гром, твоя – третья ступенька, – приказал майор.

Успешно поднявшись на этаж, мы оказались в коридоре в тот момент, когда пятеро боевиков двигались к лестницам – трое в нашу сторону и двое в другую. «Шквал!» - прокричал Гром. Три тела покинули сразу нашу бренную землю, а два успели ускользнуть на лестницу. Мы заняли оборонительную позицию в начале коридора.

-Твою медь! – Дюна подал голос, когда мы увидели, как в конце коридора из комнаты вышла женщина и медленно пошла в нашу сторону.

-Еще есть кто? – спросил у нее Гром.

Она, покачав головой, продолжала идти. Я смотрел на нее. В руках что-то прижато к животу, плечи напряжены, губы плотно сжаты, подтягивает правую ногу, на вид лет тридцать, чеченка скорее всего, глаза наполнены… Я выстрелил ей в голову и толкнул Дюну с Громом за угол. Через мгновения раздались два взрыва. Сработали гранаты, выкатившиеся из ее рук. У меня похолодело в животе. Я поступил правильно – спас себя и товарищей своих, но в груди поднималась горячая волна, обжигающая сердце и туманящая мой разум. Дальше я действовал уже в состояние потерявшегося.  

На кухне что-то слегка шумнуло. Дюна достал из кармана штанов шашку с хлорпикрином.

- Давай попробуем выкурить? – предложил он Грому.

- «Синеглазкой», а сами? – спросил старшой.

- Дверь подопрем. Она снаружи. Целая, - подытожил Дюна – указав на стол в комнате напротив.

Подготовившись, то есть вытащив большой стол из комнаты, пока я прикрывал их действия от возможных помех, Дюна подкрался к двери на кухне и метнул в стену кухни шашку, чтобы она отрикошетила в глубину помещения, открыл с Громом автоматную стрельбу, мешая противнику выкинуть ее в окно. Когда действие «Синеглазки» началось, прикрыли дверь и подперли столом. Минут через пять стол отлетел вместе с дверью, и из кухни вывалились трое с надрывным кашлем и глазами с потоком слез. Дюна с Громом их спеленали и снова закрыли дверь столом. На этаж поднялся майор со своей тройкой.

- Что произошло, оглядев поле битвы, - спросил он.

- Дрон, спас нас от смерти - доложил Гром, указав на тело женщины – Троих хозяев мы приласкали насмерть. Троих хлорпикрином угостили и взяли тепленьких. Двое ушли вниз по лестнице.

- Недалеко ушли, - приняв доклад, подтвердил командир пару очередей из калашникова. – Все осмотрели?

- Нет! Пара комнат в конце коридора и санузел, – сказал Гром.

- Дебилоиды! Что тогда развлекаетесь? – майор и наша тройка, вернее двойка, двинулись в конец коридора.

Я остался возле пленных в фойе. Через минут десять Гром с Дюной вернулись, а майор со своей тройкой спустился по лестнице вниз. Дюна подошел к оружию, отобранному у троих чеченцев, и стал внимательно разглядывать нож. Это был французский «Wing-tactic».

- Не ходи! – сказал Гром, видя мои движения в направлении коридора.

Я вошел в предпоследнею комнату. На выходе лежал чеченец, убитый в спину осколками от РПГ, еще один у окна и трое детских тел – два мальчика семи-двенадцати лет и девочка лет трех. И еще старик. Из этой комнаты вышла Она. Все были убиты из гранатомета. В следующей комнате четверо наших с отрезанными головами. Их взяли раненными и поглумились. Я вышел и пошел по комнатам. Еще в одной был убитый Бликом. В ней я взял почти чистую наволочку. Подошел к Ней и накрыл ее растерзанное лицо, наволочка сразу пропиталась кровью. Сел напротив у стены и зарычал раненным медведем. Дюна что-то орал в лицо одному чеченцу, размахивая перед ним «Wing-tactic». Затем стал избивать его ногами. Я не понимал слов. Гром оттащил Дюну, отобрал нож. Толкнул в сторону. Звон в моих ушах прекратился.

-Всех вас вырежем, и детей и женщин ваших вырежем, - приговорил себя разбитыми губами тридцатилетний боевик.

Дюна дернулся, но Гром опередил его. Взяв чеченца одной рукой за шиворот, а другой за связанные сзади руки, развернул и выкинул его в окно. Крик, не успевший вырваться из горла, затих на полутоне. Остальные чеченцы в ужасе и ненависти прижались полулежа к стене. Пришел командир. Посмотрел в окно и покачал головой.

- Бежать пытался, Джеки Чан, однако - сказал Гром.

- Интересный сюжет, - майор повернулся и двумя очередями добил пленных. - Тебя искать начали бы, тебе это надо, кровная месть — это не шутки. Убрать по комнатам с оружием.

«Она просила уйти их отсюда. Дети, старик. Но они не слушали и продолжали из комнаты вести огонь по федералам. Два выстрела из гранатомета решили их судьбу. Как Она выжила? Выжила и пошла мстить тем, кто убил ее детей. И на Ее пути оказались мы, - мой мозг проигрывал возможную цепочку событий. – Как ты оказалась здесь? Почему не ушла в подвал? Ты не сберегла ни себя, ни своих детенышей. Родная, хорошая моя, что же ты наделала? Твои длинные тонкие пальцы могли бы исполнять Бетховена, ласкать головы мальчишек, заплетать косу дочурке. А как бы ты смеялась, глядя на ее шалости. Если бы не война, если бы я не встретился на твоем пути. Я твой враг, убивший тебя, выстреливший в твои глаза, переполненные ненавистью. Ты чья-то Оленька, любимая, желанная теперь лежишь здесь на полу окровавленная и обезображенная. И это сделал я…»

- Выпей! – поднес мне фляжку майор. – пей, тебе говорю!

- И ты пей, и ты тоже! – после двух моих глотков он передал сосуд Грому с Дюной.

Через полчаса мы вышли в расположение мотострелков. Майор сказал капитану, чтобы он забрал там своих и обрисовал ситуацию с телами. Предупредил, что их могли заминировать так как гранат у противника практически не было, а это странно. Забрав Блика, мы ушли к себе на базу.

- У каждого народа свои национальные тараканы в голове. Резать головы неверным для этих, как нам петуху рубить голову. И это нужно принять. Они надеются вселить в нас страх, ненависть ко всем чеченцам, к этому народу. Они понимают только силу, все остальное для них слабость. Жестокость – это их миропонимание вещей, - майор проводил с нами «политбеседу» после завершения выхода. – Я воевал в Афгане рядом с чеченцами. Они всегда были хорошими солдатами. Хорошими друзьями, если они тебя приняли. Но это другие. Другие по духу. Откуда у чеченца тысяча баксов в кармане, французский боевой нож, импортное обмундирование? Есть среди тех, с кем мы воюем, люди, которых наша авиация и артиллерия лишили дома, семьи. Которых мы с вами лишили спокойной гражданской жизни. Таких я могу понять, как и сам воевал бы с теми, кто меня лишил бы родного. Но эти – наемники. И идол их – деньги. Я понятно разъясняю?

- Командир, зачем нам это вливание? Мы что – солдаты-первогодки? – поинтересовался Хлыст.

- Зачем? – злость зазвенела в металле, майор встал. – Мне приходится объяснять азбучные истины мужикам, которым за тридцать. Один ходит здесь с психической травмой, что убил женщину. Другой избивал пленного, а третий выбросил его из окна головой вниз. Это нормально? Эти действия можно как-то оправдать? Это офицеры или детский сад. Один чувствует свою вину, где ее нет, другие считают себя чуть ли не героями. Мир перевернулся? Русскому офицеру не пристало терять голову в любой ситуации. Ничто не может заставить потерять честь. А вы, господа Гром и Дюна, позволили эмоциям взять верх над головой. Наша служба – это работа. Потому я говорю: работаем. В каждой работе есть правила, которые нарушать нельзя. Нельзя переступать черту. Убивать врага – это наша работа, но в ней нет места издевательствам. Допросить противника жестко с насилием, чтобы спасти других – это одно. А дать волю эмоциям ради удовлетворения своих амбиций или мести – это нонсенс, Господа! И впредь, если еще кто позволит себе такое распрощаюсь без сожаления. Вам ясно! Свободны! Дрон ко мне!

- Слушаю, командир! – я остановился в двух шагах.

- Обидно повторять истину. Или ты, или тебя, а вместе с тобой и другого. Какая разница, какие предпосылки были у того, кто пришел тебя убивать. Он сделал выбор, и ты сделал выбор, - майор говорил истину – Что подвигло?

- Ненависть во взгляде, напряжение плеч и что-то неуловимое еще, - ответил я, и пошел к другим.

Истина-то истина, но перед глазами лежала растерзанная очередью Оленька и вымученно улыбалась мне.

(Продолжение следует)

____________