Проза

 

 

Там, за плотно сжатыми веками, начиналось утро дня моего рождения, а также первый день моего неожиданного и нежеланного отпуска.

Там, за веками, через открытое окно в комнату врывалось беспечное щебетание птиц. Там, за веками, тихо шуршали на сквозняке шторы. Там, за веками, были слышны со двора радостные возгласы детворы. Там, за веками, в соседней квартире громко включенный телевизор вещал о мировых проблемах, которые меня совсем не волновали. Там, за веками, нормальные люди встречали очередной день.

А по эту сторону век был я – непутевый, невезучий, никому не нужный, ни на что не годный человечишка, с источающим безобразный перегар дыханием, с перестуком противных молоточков в висках.

Там, за веками, был день моего сорокалетия, а здесь, по эту сторону век, был ужас, что придется вставать, придется силиться вспомнить, что же я вчера творил.

 

Так уж устроен мой организм, что небольшая по общепринятым меркам доза алкоголя совершенно лишает меня памяти, а потому становлюсь я обычно героем баек моих знакомых. Эти байки вызывают во мне жгучее чувство стыда, хотя я на сто процентов уверен, что большая часть описанных в них «подвигов» всего лишь фантазия, позволяющая в очередной раз надо мной посмеяться, поиздеваться.

Так уж с детства повелось, что я был неизменным посмешищем для сверстников, а, тем более, для старших ребят.

 

Вы не представляете, как обидно быть неповоротливым, раскормленным ребенком, в котором родители души не чают и балуют, исходя из своего взгляда на счастливое детство. Сколько усилий мне в будущем стоило отучить себя от сластей, уже в юности в компаниях, где произносились тосты и поднимались бокалы, я по привычке тянулся к конфетам и мороженому. Сколько я натерпелся, но ничего с собой поделать не мог. Мои свисавшие над поясом брюк колыхавшиеся бока не могла скрыть никакая рубашка, которые я носил исключительно «навыпуск». Мне со временем начало казаться, что и мир я видел в очень узком формате, из-за щек, которые подпирали глаза, не позволяя им полностью открыться.

 

А каково было в детстве услышать за спиной мальчишеский басок, если я, переборов себя, пунцово краснея, подходил к какой-нибудь однокласснице:

- Эй, жиртрест…

Я сжимался и пугливо ретировался куда-нибудь в дальний уголок. Знал же, мне нечем ответить, я и взмахнуть не успею, уже оказавшись поверженным.

Такое мое положение сформировало из меня совершенно неконфликтное, трусливое, самому себе противное, но, несмотря ни на что, мной любимое существо. Эта раздвоенность чувств меня угнетала, я никак не мог решить, каких чувств у меня по отношению к самому себе больше. Как говорят, раздвоенность чувств – это когда в пропасть падает ваша теща, сидя в вашей машине. Так и я не мог определиться, что больше: люблю себя или терпеть не могу.

 

Со временем мне, конечно, удалось, неимоверными усилиями воли (я же знаю, что у меня и воля, и сила есть, а вот силы воли – нет) скинуть пару-тройку десятков килограмм, но пугливость и чувство неполноценности никуда не ушли, жили во мне, с удобством расположившись в характере, душе и мыслях.

 

Да и, если быть честным с собой, то плечи у меня все равно намного уже, чем талия. Я не люблю об этом думать, мысленно представляю себя по-другому, но беда в том, что у меня есть зеркало.

Вот такие мысли и воспоминания блуждали во мне, отгородившемся от мира плотно сжатыми веками, как прелюдия к новому дню, который, мало того, что начинался с похмелья, так еще и нечем будет занять потому, что начался отпуск, в который меня поспешно отправили, и за которым, по всей видимости, последует увольнение.

Все потому что я не умею, как говорит Витек, «фильтровать базар».

 

Все же в курилке поносили это рыжее, утонченное, с бледным лицом и влажными губами создание, именовавшееся Гешей.

Но какая-то муха укусила именно меня, и я тихо, сквозь гул совещания по вопросам обсуждения ситуации в отделе продаж, почти себе на ухо шепнул, что именно этот Геша проср…л, я хотел сказать, сорвал контракт с крупным корпоративным клиентом, лишив всех нас приличной квартальной премии. Видать шепнул я не только на свое ухо, мои слова уловил слух и Надежды – начальника отдела продаж, а по совместительству и жены хозяина нашей конторы, или скорее, на мой взгляд, в другом порядке надо перечислять ее должности.

И понеслось…

 

Все же знали, что Геша – бойфренд нашего хозяина, и что Надежда свято верит, что именно этот смазливый пи…, извините, молодой человек – источник вдохновения нашего шефа и благодетеля, и только это вдохновение позволяет процветать нашей фирме, а Надежде ежедневно проводить полдня в SPA, отплывая туда на шикарной черной Infiniti Q70.

Я посмел поднять свой голос против святого и это при моей забитости и стеснительности. Просто любил я сам с собой разговаривать, потому что только себя я не стеснялся, а тут увлекся и шепнул громко.

Короче, к концу рабочего дня я получил отпускные и откровенный намек, что отпуск лучше потратить на поиски нового места работы.

Коллеги и приятели по двору, которые рассчитывали выпить сегодня – в день моего рождения, с охотой перенесли дату пьянки на вчера – отпуск и грядущее увольнение тоже отменный повод. К тому же неожиданно появились отпускные.

 

Мы собрались вечером в обычном месте – в кафе у Гарика – заведении за углом моего дома и в ста метрах от моего пока еще места работы. Там нас хорошо знали, подавали, практически, не дожидаясь заказа, все, как обычно. И, как обычно, моя память подвела меня достаточно скоро. Нет, вы не подумайте, большую часть своей жизни я знаю по собственным воспоминаниям, а не по рассказам собутыльников, не часто себе позволяю беспамятство, но вчера повод и настроение были соответствующими.

Поздно вечером меня, видимо, притащили домой, бросили на диван в гостиной и ушли. Сейчас разомкну веки и проверю, я должен лежать одетый и в ботинках, а когда открою глаза, то увижу сервант и телевизор на тумбочке.

 

Тяжело вздохнув, распахнул веки и понял, что я, как всегда, прав.

- Ну что, Вадим, с днем рождения! – поздравил себя.

 

Встал со стоном, тело ныло и болело, как, наверное, у побитой собаки – видать проспал в неудобной позе, как положили с вечера.

Чему я не научился, так это опохмеляться, поэтому побрел на кухню, где в верхнем ящике была аптечка, а там анальгин, таблетку которого запил, как минимум, литром воды из-под крана, потому что канистра с чистой водой стояла под столом, а наклоняться я не решился.

 

Дальше предстояло следующее испытание – пойти в ванную комнату и предстать перед зеркалом, которое висело над раковиной, зубы-то надо почистить, чтобы изгнать изо рта чарующий меня все это время аромат дохлых кошек. Проходя через прихожую, сбросил ботинки, потом даже решился раздеться и принять холодный душ.

Я его принимаю каждое утро – это моя гордость, великая победа моей воли над моим телом и ощущениями, последние годы даже уже почти не кричу, попадая под ледяные струи.

Потом заставил себя заварить кофе, ходит мнение, что он помогает от похмелья (хотя говорят, что лучше пятьдесят грамм, но меня воротило от одной мысли от соприкосновения моего нутра с каплей алкоголя). В силу кофе я тоже не верил, но говорят же. Я вообще не понимаю вкуса кофе, то ли дело – яблочный сок, с детства балдею от него, но теперь ограничиваю эти свои пристрастия, пытаюсь, стать взрослым, храню дома и водку и кофе, благо они плесенью не покрываются, хотя находятся в шкафу уже очень давно.

 

Повезло, наверное, той женщине, которая могла бы оказаться моей женой, что она ей не оказалась, потому что не понимаю я много из того, что все вокруг ценят.

А уж про женщин, даже сам с собой пытаюсь не вспоминать, так только с похмелья, когда уже так плохо, что ничем себе настроение не испортишь, тогда и вспоминается.

На первое свидание я попал еще в последнем классе. Мы договорились идти в кино, а встретиться около касс кинотеатра. Как я волновался! А это проблема. Любое волнение вызывало бурю в желудке, жуткие позывы, вздувание и прочие проблемы.

 

Я, как в книгах вычитал, пришел с цветами, и в самый момент их вручения не сдержался и нарушил тишину отнюдь не своими признаниями. Боже, как я убегал, как готов был покончить с собой, готов был провалиться сквозь землю! Хвала Всевышнему, что она училась в другом классе, и мне не надо было с ней после этого видеться каждый день.

Тогда я дал себе зарок: женщины - зло! Но с природой спорить трудно, особенно по молодости и глупости.

 

И друзья подмогли, уже в институте, курсе на третьем, подарили мне на день рождения пару часов с проституткой. Она оказалась настолько обворожительной, опытной, первой и вожделенной (никак индивидуум, а как женщина в принципе), что я кончил, когда она еще только начала мне штаны расстегивать.

И что это меня над чашкой кофе на воспоминания о женщинах потянуло?

 

Что-то смутно в душе бродило, память теребя, напрягая и одновременно успокоительно баюкая, ублажая. Что за фигню мы вчера пили? Надо бы уточнить.

Пришло время звонить и выяснять, как я вчера провел вечер.

 

Допив кофе, решился наклониться и поднять штаны, похлопал по карманам – телефона нет, побрел в комнату, осмотрел пол вокруг дивана – ничего, посмотрел в прихожей, даже выглянул на лестничную площадку – пусто. Где же он?

 

Кошелек и некоторое количество денег (пересчитывать пока сосредоточенности не хватало) были на месте, а телефон (такая пижонская тонкая трубка-книжка), как корова языком слизала.

Еще пара чашек кофе, и я позволили себе одеться и выйти из квартиры, в надежде, что телефон оставил в кафе у Гарика.

Не спеша спустился со своего третьего этажа, в дверях подъезда разминулся с тремя ментами в форме и двумя парнями в штатском (эх, знал бы я, что они несут с собой в целлофановом пакете, в том числе, и мой телефон, весь бы день пошел по-другому, а может и жизнь).

 

Я их пропустил, они поспешно зашуршали подошвами ботинок по ступеням вверх по лестнице, а я вынырнул в солнечное, теплое, летнее утро своего двора.

 

Кафе уже было открыто. Благо, что алкоголь позволил мне проспать довольно долго.

Дородная тетка в грязном белом халате остервенело терла пол под столами, на которых с удобством, вверх ножками располагались стулья.

 

Гарик за стойкой протирал белоснежным полотенцем бокалы.

- Привет, - я подошел к нему.

- Налить? – вместо приветствия спросил он, кося единственным глазом в мою сторону.

- Нет. Слушай, ты мой телефон не находил?

- Нет. Потерял?

- Похоже.

- Может пропил?

- Как? Мы же здесь были, -  я кивнул в сторону углового столика, за которым мы вчера так поспешно рассаживались, нетерпеливо махая руками Гарику, неси, мол.

- Сначала, да. Но тебя же понесло.

- Ты о чем? -  я понял, начинается, сейчас я буду узнавать про себя такие легенды, которые и целые народы не могли бы создать за века своего существования.

- Да ты уже через час задвинул речь о сексуальных меньшинствах, требовал толерантности и понимания. Ты тут, как депутат на сессии, чуть ли на стол не лез. Тебе только флага не хватало, а то бы пошел на штурм Зимнего.

- Не сочиняй! – мне действительно стало стыдно, неужели это правда?

Хуже нет этих сомнений! Вроде бы на меня не похоже, но я же не помню, как реально себя веду в пьяном виде, информацию имею только от свидетелей. Можно ли им верить?

- Да точно. Ты, Вадик, вчера в ударе был. Ты тут бил челом, просил прощения у всех гомиков и лесбиянок за то, что плохо высказался про их какого-то представителя. Ты разливался соловьем, что ничего против них не имеешь, если они тебя иметь не будут. Потом призвал поделить их всех на мирных и агрессивных. Агрессивных ты призывал вешать на реях. Тебя еще спрашивали, где реи взять? А ты кричал, что реи есть на Авроре. Еще ты утверждал, что Авроре надо дать новый залп, чтобы свергнуть засилье этих извращенцев из-за которых в великой России падает рождаемость и производительность труда. Ты был вчера в ударе! Ты утверждал, что только мужик нормальной ориентации может наладить продажи, потому что, прежде всего, личность продавца может привлечь клиентов, а пидоры женщинам не интересны, а мужиков отпугивают.

- Ты врешь! – я был в отчаяние.

- Какое там вранье. Тут у нас в малом зале чествовали какого-то эстрадника местного разлива, так они все там с голубым отливом были. Твои друзья тебя еле отбили, им пришлось проставляться, поэтому тебя быстро и увели. Еще десяти не было, вы свалили от греха подальше, иначе бы точно дракой закончилось. Тебя было не утихомирить. Что ты так на этих бедолаг взъелся?

- Да, так,  - махнул я рукой, - мелочи жизни.

- Ну не знаю, но напряг тут сильный был.

- Ты точно мой телефон не находил? - мне не хотелось больше слышать про свои выступления.

- Точно. Эй, Верка, - крикнул Гарик уборщице, - ты телефон не находила. Он дешевый, так что лучше отдай, узнаю, уволю!

Она обернулась, оперлась на ручку швабры, ухмыльнулась:

- А кто еще к тебе за эти гроши придет? Не видела я ваших телефонов, - презрительно смерила меня взглядом и отвернулась, бросила швабру, ушла в подсобку.

- Гарик, а куда мы пошли? -  с надеждой спросил я.

- По-моему, Витек говорил, что вы перебазируетесь к Сереге-здоровяку.

- Ладно. Спасибо, извини за вчерашнее.

- Ерунда, развеселил ты нашу обычную публику. Просто опера с опереттой получилась. Не пропадай, Вадик, без тебя скучно! - он рассмеялся, хлопнул меня по плечу и подтолкнул к двери.

 

 

Неужели мы действительно пошли к Сереге? Его заведение было совсем низкого пошиба – жуткая забегаловка, именовавшаяся VIP-Bar. До нее было пара кварталов.

Сегодня там меня встретила запертая дверь.

 

Что же делать? Не переться же на работу, не расспрашивать же там коллег-собутыльников вчерашних. Вообще в конторе не было желания появляться.

Повезло. К дверям заведения подъехала тонированная BMW, из которой появился Серега в сопровождении мрачного типа, говорят, что это его охранник, потому что кроме алкоголя промышлял Серега и более сильными средствами, да и народ у него собирался разный.

 

Мы, с дворовыми приятелями к нему ходили спокойно, потому что учились в одной школе, а я с ним в младших классах даже за одной партой сидел, за которую мы попали из одной группы детского сада.

- Здорово, алкаш! – приветствовал меня Серега-здоровяк, протягивая руку, в ладони которой могли уместиться пара моих.

- Привет, Серега.

- Похмелиться?

- Нет. Телефон ищу. Ты не находил? Мы же были вчера у тебя?

- Ты что не помнишь? – тем временем охранник отпер дверь и пропустил нас в полумрак помещения бара.

- Так, смутно, - неопределенно ответил я.

- Ты вчера у меня заранее начал прощения просить.

- За что?

- Ты предупредил, что если встретишь гомиков у меня, то ты их зарежешь. Даже ножом махал.

- Я? – ноги стали подкашиваться.

- Конечно, ты. Вон Волан у тебя этот нож отнял. Классный нож, с выкидным клинком, путевый. Где надыбал?

- Не помню, - мне становилось плохо.

- Чего взбледнул? Херово? Давай по полташке, - мы уже стояли у стойки, на которую Серега выставил две рюмки и наполнил их чем-то прозрачным. – Ты вчера просто боец был!

Я, не задумываясь и не секунды не сомневаясь, влил в себя содержимое рюмки, понимая, что справиться с полученной информацией будет трудно, голова опять резко заболела.

- Еще? – спросил Серега.

Я отрицательно замотал головой.

- Телефон не видел мой?

- Видел вчера. Ты куда-то хотел звонить, когда твою бабу увели.

- Что? – мои ноги начали подкашиваться.

- Да тут же какой-то кипишь начинался, еще до вашего прихода. Потом все вроде успокоилось. Там кого-то не поделили. Потом ты с ножом ввалился, опять народ заволновался. Ты к той телке прилип, а кипишь-то до этого был из-за нее. Потом ее кто-то увел, ты хотел звонить, а потом ты нож со стойки схватил. Его туда Волан положил, чтобы я убрал от греха, а я не успел. Ты так шустро схватил и свалил куда-то, - Серега махнул рукой в сторону туалетов и служебного выхода.

- А телефон? -  я цеплялся за это слово, боясь остальных подробностей, потому что вдруг почувствовал боль в правой стороне груди, вспомнил промелькнувший утром в зеркале кровоподтек на ней. Точно, я же от зеркала специально отворачивался, чтобы себя своим видом не расстраивать, но что-то такое мелькнуло, внимание не смогло сфокусироваться, а сейчас картинка встала перед глазами, как  на экране.

- Да у тебя он в левой руке был, когда ты убегал.

- А потом? – я с испугом произносил этот вопрос.

- Что потом? Наверное, в карман сунул.

- Что потом было?

- Потому кто-то из твоих дружков за тобой пошел, туда на двор через подсобку. Притащил тебя, сказал, что ты вырубился, и пора тебя домой тащить, перебрал, мол.

- А нож откуда? – мысли в голове скакали, как бешенные, все путалось.

- Вадичка, с собой ты его принес, я так думаю.

- Но мы же от Гарика шли, там никаких ножей не было.

- Что ты от меня хочешь? Ты с ним пришел, с ним выскочил, а потом я его не видел. Там, правда, в соседнем дворе что-то случилось, у нас же проходной за подсобкой. Там всю ночь менты паслись, мигалки сверкали. Но что было, не знаю, не совался, не мое дело. Может тебе еще налить?

Я отрицательно замотал головой, меня трясло, мне стало страшно, реально страшно, по полной программе, мне захотелось спрятаться, забиться в уголок, стать невидимым.

- Пока, - выдавил я и пошел к выходу.

 

Оказавшись на улице, я  на секунду замер, но ноги сами понесли вокруг дома, во двор к служебному выходу из бара.

Там был невысокий пандус, я присел на него, и неожиданно, как вспышка молнии, пронеслась картинка -  я падаю с этого пандуса, потому что меня ударили и столкнули. Перед глазами даже явились звезды, которые я тогда увидел лежа на асфальте двора. Еще вспомнилась мысль из прошлой ночи: почему звезд мало – потому что двор-колодец, и остальных звезд не видно из-за домов. Эта мысль так ярко сейчас всплыла в памяти, что даже стало страшно от такой яркости.

А что еще? Память отказалась подсказывать.

 

Я вскочил и почти бегом, насколько мне это позволяла моя тяжелая фигура,  вернулся в бар.

Серега с мрачным Воланом что-то обсуждали за одним из столиков.

- Серега, а что это за женщина была? – сквозь тяжелое дыхание крикнул я.

- Какая? -  он явно был раздражен, что его отвлекли от важного разговора.

- Та, про которую ты говорил, что из-за нее был этот, как его…

- А, эта. Не знаю, Вадик, она у нас первый раз была, хотя рожа показалась знакомой. Не знаю, но, похоже, я ее где-то раньше видел.

- Вспомни!

- Слушай, достал. Ну, баба, ну ты к ней клеился…

- Я?

- Кончено. Ты, когда вы пришли, сразу к ней бросился. Наверное, знаешь ее. Ты к ней подвалил, как к знакомой. Начал что-то трендеть, вы с ней долго лясы точили. Потом… Не помню, что там было, ты же не один тут был, народу было навалом, не было времени за тобой следить. Что-то там началось, не помню что, но какой-то шум, ее увели…

- Куда?

- Хрен знает. Но ты кинулся туда, к служебному. Я подумал, что за ней, но реально этого не видел. Что ты от меня хочешь? Не помню больше ничего. Сам-то не помнишь, куда и за кем бегал?

- Не помню, - честно признался я и поплелся к выходу.

- Эй, - окликнул меня Серега, - Вадик, я вспомнил, она пришла сюда с мужиком, они сидели за столиком. Потом кипишь, и, по-моему, мужик с кем-то уходил разбираться. После этого, почти сразу вы пришли. Она зачем-то к стойке подошла, а ты к ней. Вот и все, что видел.

- Пока.

- Бывай, не забывай.

 

 

 

Все цикл зациклился, мои похождения восстановились (почти), после Сереги меня, по всей видимости, отнесли домой, но где же мой телефон, а теперь еще вопросы добавились: что за нож, и что за женщина?

 

Я брел домой, у поворота во двор столкнулся с Толиком, одним из участников вчерашних похождений, бывшим моим одноклассником.

Его вид вызвал у меня облегчение и радостный вопль:

- Привет!  - он мог заменить пропавший телефон, выдав мне информацию без использования сотовой связи.

Я готов был его обнимать и целовать, наконец, появился живой очевидец всего, что вчера происходило, оставалось только добиться от него не приукрашенной правды, без излишних фантазий о моих «подвигах».

Толик был на удивление серьезен и даже озабочен:

- Вадик, вали отсюда!

- Ты что?

- Там у тебя менты, говорят, ты кого-то вчера завалил. Они тебя ждут, бабка Люба сказала, что они уже в твоей квартире.

- Ты что? Ты что? Ты что? – других слов у меня не появлялось, язык мог издавать только звуки, складывавшиеся в эти слова, я стал напоминать себе старую виниловую пластинку.

- Очнись! Они вскрыли твою хату, там обыск, а ее взяли, как понятую. Она из их разговоров поняла, что ты кого-то грохнул.

- Ты что?

- Нашли они твой телефон около трупа и нож, сейчас там отпечатки ищут в квартире твои, чтобы сравнить с теми, что на ноже.

- Ты что? – живот у меня вздулся, позывы были страшные, меня трясло, больше всего хотелось оказаться у себя в туалете, чтобы никто не мешал, не видел и не слышал. Я обхватил живот руками, всеми силами сдерживаясь.

- Этим ножом убили кого-то около Серегиного бара, там труп в соседнем дворе нашли.

- Откуда нож? Ты что?

- Слушай, а это не тот нож, что ты подобрал около VIP-Bara? Помнишь, вчера, мы шли, ты упал и нашел нож? Еще кричал, что теперь ты со всеми разберешься. Грозился всех порезать, какую-то Надежду обещал прямо в SPA зарезать, мол, пусть плавает потом вверх брюхом.

- Ты что? – я отвлекся от живота, он немного успокоился. – Куда же мне теперь?

- Пошли к Гарику. Там отсидимся, подумаем.

 

 

 

Посетив не очень уютный туалет кафе, который совсем не располагал к долгому в нем нахождению и не настраивал на философские мысли, я присоединился к Толику, уже сидевшему за дальним от входа столиком и мочившим свои роскошные усы в пене литровой кружки пива.

Я заказал яблочный сок, только что-то сладкое могло привести мои нервы в подобие порядка.

Я напоминал себе подпольщика на тайной встрече с агентом, но почему-то гордость у меня это не вызывало.

- Толик, рассказывай, что вчера было!

- Да все, как обычно, пришли сюда, ты надрался, начал выступать, бороться за правильность мужчин. Мы едва не получили по рожам, убрались, пошли к Сереге, ты нашел нож, стал грозить всем Судным Днем, все, как всегда. Там ты Любку увидел…

- Кого?

- Любку Смирнову из «в-шек», не помнишь что ли?

- Где увидел?

- У Сереги. Она там стояла у стойки, ты к ней, вы с ней там тары-быры. Мы за столик ушли, заказали, пытались тебя позвать, но ты кричал, что тебе вдруг вся правда жизни открылась. Короче, как всегда, тебя опять понесло. Мы сидели, выпивали, народу много было, потому какой-то шум, смотрим, тебя нет. Серега кивнул, что ты к служебному ходу двинул. Пошли за тобой, а ты там под крыльцом лежишь, видать навернулся. Ну, оттащили тебя домой, потом еще немного на детской площадке во дворе посидели и по домам.

Пока он говорил, глаза Любы появились перед моим мысленным взором, как наяву: глаза, немного растрепанные волосы, морщинки в углах глаз, полумрак бара, а потом ее глаза на молодом лице, с удивлением наблюдавшие за моим бегством от касс кинотеатра в том далеком, невозвратном детстве.

- Ты дурашлеп, зачем же тогда сбежал, а потом еще и избегал меня? – это голос уже не Толика, а Любы, пробивающийся сквозь вчерашний рев музыки у Серегиной стойки. – Всякое бывает, это же все было ерунда, я же пришла тогда в кино. Мне было интересно с тобой, ты такой необычный. Ты так был не похож на остальных. Что ж ты за дурачок, если даже сейчас это переживаешь? Эх, чучело! – я так неожиданно и явственно почувствовал, как ее рука треплет мои волосы. Ощущение было настолько сильным, что я вздрогнул и вернулся от неожиданной вспышки воспоминаний к реальности.

- Куда она делась? – схватил я Толика за ворот рубашки.

 

Он от неожиданности подавился пивом, откашлялся, оттолкнул мою руку:

- Откуда я знаю? Ушла, наверное.

- Куда?

- Не знаю.

- А там, где вы меня нашли, не было трупа, которого я зарезал?

- С ума сошел! Никого там не было, да ты бы в таком состоянии никого бы и не мог зарезать, ты же сам и стоять почти не мог.

- А нож?

- Не было никакого ножа. Там не было, ну, не знаю, может мы не заметили. Но, по-моему, не было, там же фонарь над выходом яркий.

- Пошли к Сереге.

- Зачем?

- Надо.

 

Двери VIP-Bara были заперты. Мы долго стучались, наконец, дверная створка слегка приоткрылась, выглянул Волан:

- Что надо?

- Серега нужен, - выступил вперед я.

Волан прикрыл дверь и крикнул вглубь помещения:

- Серега, к тебе опять этот придурок.

 

Минутная пауза, потом дверь распахнулась, и Волан махнул рукой, заходите.

На одном из столиков что-то было разложено и накрыто развернутыми газетами.

- Вадик, что тебе еще? – голос Сереги был напряжен и насторожен, - Привет, Толян. Утро воспоминаний решили устроить?

- Серега, - я встал перед ним, -  с кем была Люба?

- Кто?

- Женщина, с которой я разговаривал.

- Люба? Люба? Ах, ты черт, это же Любка Смирнова! А еще думал, где я ее мог видеть? Вот память начинает подводить.

- С кем она была?

- С мужиком.

- Куда он делся?

- Его на разборку увели, когда кипишь начался из-за нее.

- А потом?

- Потом,  - Серега задумался, продолжил с некоторым сомнением, - потом он не возвращался. Они на улицу через главный вход вышли, он и еще пара ребят, потом его не видел.

- Ты его знаешь? – я напирал своим необъятным животом на крепкий пресс Сереги.

- Нет.

- Не ври, мы же все тут свои!

- Слушай, Вадик, не заморачивайся, мутный он мужик, не связывайся. Он мелькал в нашем районе уже ни раз. Не лезь, дело гнилое. Я так думаю, он или стукач, или засланный. Не влезай в это дело.

- Мне плевать на дело. Мне надо Любу найти, я чувствую, что она в опасности.

- Что ты можешь чувствовать, ты же ни хрена не помнишь, выпей и успокойся, что так разошелся? Ты же трезвый. Сиди не рыпайся, даже я не полезу в их дела. Выпей и забудь. Э, как тебя с похмела понесло!

- Я тебя сейчас ударю, - предупредил я, не успев сообразить, что говорю.

Серега открыл рот, да так и замер на секунду с удивлением глядя на меня:

- Вадичка, ты что с дуба рухнул? Проснись, это не сон, а ты не Джеки Чан. Остынь! – он легко толкнул меня в грудь, и я плюхнулся на стул. – Не лезь, она пришла не с тем человеком, не тот человек, я так понимаю, не правильно себя по жизни вел. Он поплатился. Так уж все устроено, рискуешь, будь любезен держать ответ. Это дело не мое, я в него никогда не полезу, там ребята очень даже серьезные. Я не их поля ягодка, поэтому я ничего не вижу и не знаю, тебе того же желаю. Топайте отсюда, у меня дела, - Серега кивнул Волану, тот приблизился к Толику, который быстро ретировался к дверям.

- Пока, Серега, -  я поднялся и тоже двинулся к выходу, -  а помнишь, в садике ты никого не боялся, самый сильный был?

- Топай, Вадик, и помни, раз уж то время вспомнил, за тебя я впишусь – это точно, но только за тебя. Я никогда не забуду, как ты меня в школе прикрыл, взял на себя ту драку, хотя никто и не поверил. Ты так упорно врал, хотя все понимали, что на тебя дунь, и ты рассыпешься. Но, если бы не ты, та драка для меня стала бы последней каплей, пошел бы по «малолетке». Давай, проваливай, и послушай меня, не ввязывайся.

 

 

 

- Как ее найти? – вслух рассуждал я.

- Я знаю ее двор, - Толик потянул меня за рукав, - а там выясним. У нее же мама биологиней была в нашей школе. Учительницу-то, наверняка, все соседи знают, дети-то у всех есть.

- Точно.

Во дворе, который был за школой, какая-то женщина на вопрос о Смирновых указала нам на женщин, сидевших на лавке у крайнего подъезда. Мы подошли, и я узнал Нину Николаевну, которая так долго мучила меня в школе пестиками и тычинками. Но самое удивительное было, что узнала и она нас:

- Мальчики, какие вы стали взрослые. Толик, седина уже на висках, а ты, Вадик, похудел. Изменились…

- Нина Николаевна, а как нам Любу найти? – перебил я ее.

- Так она же на дачу уехала. Пришла еще ночью, все не в себе, говорит, хочу на воздух, и уехала.

- А где дача?

Учительница назвала адрес.

 

 

Отворив калитку, мы прошли через сад, дверь веранды была заперта. Я долго стучал в дребезжавшее стекло, закрепленное в раме маленькими ржавыми гвоздиками. Занавеска вскоре дрогнула, затем распахнулась дверь, на пороге бледная Люба с синими кругами под глазами:

- Откуда вы?

- Искали, - я шагнул в помещение, Толик, кивнув хозяйке, прошмыгнул за моей спиной, молча оглядываясь.

- Как  ты? – спросила Люба. – Больно?

- Что? – не понял я.

- Тебя же вчера они били, потом еще скинули с пандуса. Я так испугалась, но, если бы ты на них не бросился, мне бы не удалось убежать. Я так тебе благодарна! Только потом все время за тебя переживала, как ты там, что они могли бы с тобой сделать!

- Кто они?

- Я не знаю. Они преследовали Семена.

- Это, с которым ты к Сереге пришла?

- Да, он за мной ухаживал уже несколько недель. Вот пригласил, а тут эти появились. Сначала Семена куда-то увели, он так и не вернулся. Потом ты пришел, мы разговаривали. Потом тебя отвлекли чем-то, а меня потащили через черный ход. Как было страшно! Что бы они со мной сделали, но тут ты выскочил, бросился на них. Ты с ножом на них кинулся, кричал так страшно! Они так ужасно тебя били и сбросили, но я успела убежать.

- Что они хотели?

- Не знаю, я только слышала, что один говорил, что я свидетель чего-то, что меня надо…

Ее прервал скрип тормозов, остановившейся у калитки машину. Я отодвинул шторку и увидел черный джип, дверцы которого уже распахивались.

- Толик, за ментами! – крикнул я, но Толик уже и сам выскакивал в окно в противоположенной стене веранды.

 

У меня от страха сильно скрутило живот, но делать было нечего, и я вышел на крыльцо навстречу тем, что приехали, прижался спиной к двери, надо было тянуть время.

Меня свалили, били долго, им никак не удавалось откинуть мое грузное тело от двери веранды, а потом я услышал звуки милицейской сирены, и мелькнула мысль - шансы, что этот день рождения не последний в моей жизни, начали расти.