Проза

 

 

 

 

В одно из своих посещений Островов я стал, если можно так выразиться, жертвой рекламы.

Все началось с того, что, спустившись утром в ресторан на завтрак, я обнаружил на своем столике красочный буклет, призывавший не забыть посетить горные селения Центрального острова и отведать блюда местной кухни. Экскурсия так и называлась: «Изыски местных кулинаров – познакомьтесь с исторической кухней Островов».

Я поехал.

Тур был прекрасен. Красивейшие хребты, самобытные горные поселения, запоминающиеся виды, радушные местные жители и, конечно, обильная, разнообразная, очень специфическая кухня.

Похоже, я не рассчитал свои силы, вернее, силы своего желудка и на следующий день не смог утром подняться. Голова кружилась, перед глазами все плыло, тошнота неотступно преследовала меня. Поднялась температура.

Мое состояние напугало хозяина отеля, и он поспешил вызвать мне «скорую». При этом многословно объяснил, что в больнице меня быстро поднимут на ноги, а в отеле этот процесс может затянуться.

Я высказал сомнение, хватит ли у меня средств на лечение вдали от родных мест. Но хозяин уверил, что он проверил мою страховку, она покроет услуги «скорой», а лечебницу он выбрал очень дешевую. У меня не было сил спорить, и уже через пару часов я лежал в больничной палате.

Подняли меня на ноги за сутки, но врач посоветовал погостить у них еще пару дней, чтобы уж стало окончательно понятно, что лечение удалось.

На следующий день, будучи совершенно «ходячим», я накинул поверх больничной пижамы выданный мне голубой халат и отправился к выходу из корпуса, чтобы побродить по территории клиники, которая располагалась в предгорьях на западе от Города.

Большой сквер за лечебным корпусом был засажен красивыми соснами и туями, между ними проложены неширокие дорожки, а в наиболее тенистых местах стояли скамейки.

Вскоре дорожка вывела меня к сетчатому забору, за которым располагался такой же сквер и стоял корпус, похожий на мой. Но участок за сеткой был более интересен: часть его взбиралась в гору, а ближе ко мне виднелось небольшое озеро.

Мне навстречу шел какой-то господин в таком же, как и у меня, халате.

- Простите, сэр, а что это за территория? – спросил я, кивнув за забор.

- Это один из филиалов Благотворительного фонда при «La clinica de Adan». Называется Горный Благотворительный Отель.

- Не слышал об этом фонде.

- Он финансирует на Островах несколько учреждений, где содержат и лечат одиноких пожилых людей, которые не имеют собственных средств.

«Дом престарелых», - перевел я мысленно его длинную фразу.

- Вы хотите туда пройти? – спросил мой собеседник. – Ниже по дорожке есть калитка, территория Фонда незакрыта, можете сходить. Там есть красивая тропа в горы, а если есть желание, то можно купаться в озере.

- Благодарю.

Мы раскланялись и разошлись в разные стороны.

Калитка в сетчатом заборе была распахнута, и я шагнул в нее, направившись в сторону гор.

Такие же дорожки, такие же скамейки, на некоторых из которых сидели обитатели «Дома престарелых». Кто-то читал, кто-то вел беседы, кто-то дремал. Одни были в таких же пижамах и халатах, как и я, другие в обычной одежде.

Когда я вышел на берег озера, за моей спиной раздался немного дребезжащий хрипловатый голос:

- Signore!

Я оглянулся, на нескольких скамейках сидели люди, было непонятно, кто же меня окликнул.

Но вот женщина, сидевшая в тени невысокой сосны, подняла руку и помахала мне:

- Signore, у вас хватит сил подойти ко мне?

Я усмехнулся и пошел в ее сторону.

Ей было лет под восемьдесят. На седых, коротко постриженных (по-моему, такие стрижки называются каре), редких волосах местами были видны следы черной краски, которой, наверное, пользовались уже давно. Лицо круглое, в сетке неглубоких морщин. Но глаза живые и веселые. В ушах золотые сережки. Фигура округлая, но не толстая. Одета она была в халат, на ногах шлепанцы.

- Вы курите? – спросила она.

- Да.

- Тогда я с удовольствием оценю ваш вкус в табаке.

Я потянул ей пачку.

- Свои в комнате забыла, а среди этих стариканов, - она кивнула в сторону корпуса, - почти никто не курит.

Она с удовольствием затянулась и выпустила дым сквозь почти сжатые губы тонкой струйкой. Сигарету она держала на уровне лица, между большим и указательным пальцами, чуть отведя руку в сторону.

- Вы предпочитаете слабые сигареты, - констатировала она.

- К таким привык.

Она внимательно осмотрела меня:

- Ваш вид дает мне понять, что вы из клиники. Рано вам еще в наш дом.

- Да, я из клиники.

- Вы играете в шахматы?

- Иногда.

Она сделала приглашающий жест, и только тогда я увидел шахматную доску, разложенную рядом с ней на скамейке. Фигуры были расставлены, доска была повернута так, что ближе к женщине стояли белые. Белая пешка уже стояла на Е4.

- Садитесь, я вас испытаю.

Я сел по другую сторону доски.

- Ваш ход, - напомнила женщина.

Мы начали играть. Проиграл я довольно скоро.

- Еще партию, - она не спрашивала, а утверждала, - но в этот раз я опять играю белыми. Так, мне кажется, будет правильно. Вы будете спорить?

- Нет.

- Я так и подумала, когда вас увидела.

Я улыбнулся.

- Вы европеец?

- Мне бы хотелось так думать, хотя у нас сейчас этот тренд не в моде. Я из России.

- Я из Европы. Не спите, ваш ход. Вы напрасно так далеко убрали ваши сигареты.

Вторую партию я продержался дольше, соперница занервничала:

- Вы сначала притворялись, что совсем не умеете играть?

- Нет, - рассмеялся я, - я играю, как могу. Я редко играю.

- А я каждый день. Но здесь никто не умеет играть, у них уже у всех мозги спеклись.

К нашей скамейке подошел старичок, опирающийся на тросточку. На нем был видавший виды костюм и рубашка с галстуком. На носу покачивалось пенсне. Он приподнял шляпу, наклонил голову, имитируя поклон:

- София, мое почтение. Ты сегодня нашла себе нового партнера?

- Ciao, Пабло. Молодой человек умеет играть, не мешай нам, - она даже не взглянула на Пабло, не оторвала взгляд от доски. – Иди, гуляй, тебе надо больше двигаться.

Старичок нерешительно потоптался на месте и, вздохнув, удалился, приволакивая левую ногу.

- Он все время пытается за мной приударить, - передвинув фигуру, объяснила София, - в его возрасте это уже не очень элегантно получается. Пора бы уже помнить, сколько тебе лет. А он все не успокоиться. Смешно на него смотреть. Вас как зовут?

- Вадим.

- Я – София. Я из Европы.

- Очень приятно, - ответил я, но мои слова заглушил радостный возглас:

- Вадим, вам мат! Расставляйте фигуры. Я из Европы. На Острова попала еще в самом начале войны. Моих родителей забрали в концлагерь, а меня соседи спрятали. Ребенок я еще была. Ходите, что вы замерли? Ну же!

Я сделал ход, она задумалась. Потом передвинула одну из пешек и продолжила:

- Нас кто-то потом вывез морем, через Гданьск. Попала тогда на Острова. И знаете, Вадим, что удивительно получилось?

- Что?

- Я начинала свою жизнь на Островах в «La clinica de Adan». А вот теперь я тоже под ее крылом. Тогда нас было несколько детей, которых привезли на остров Белла, поселили при клинике. Вы знаете этот остров?

- Да. Я читал про него, но на нем не бывал.

- Тяжелое тогда было время, нам приходилось работать, помогать сестрам. Вы опять спите? Я не вижу вашего хода. Или вы решили сдаться?

- Нет, нет. Сейчас.

- А вы зачем здесь на Островах? Вы же из России, а это далеко.

- Люблю сюда приезжать. Мне здесь нравится. Мне нравятся здешние люди. Я изучаю, нет – не точное слово. Я, как бы сказать, интересуюсь местами, жителями, историями….

- Вам повезло! – она опять потянулась к моей пачке сигарет. – У вас еще есть?

- Да, в номере, в сумке.

- Отлично, потом сходите, принесете. Вам повезло, потому что у меня тоже есть истории, я же прожила на Островах долго. Я уже не уезжала отсюда, с тех пор, как меня привезли. Вас когда выписывают?

- Завтра.

- Отлично, тогда вы просто обязаны будете меня отсюда похитить.

- Вы о чем? – опешил я.

- Вы производите впечатление надежного мужчины. Не то что Пабло! Он только и умеет преследовать меня своими ухаживаниями. Как только доходит до серьезного вопроса, он вспоминает, сколько ему лет и сколько у него болячек. Он никогда не решится меня похитить.

- Зачем вас похищать? Вас не выпускаю отсюда?

- Конечно, выпускают. Вы что думаете, здесь тюрьма. Нет. Выпускают. Но мне надо, чтобы меня похитили, мне нужен провожатый. Провожатый на один день. Всего один день, но одной мне не справиться. Поймите, Вадим, это важно для меня, боюсь не успеть, - она внимательно смотрела мне в глаза, вцепившись в мою руку. – Вы уже согласны? Я правильно вас поняла?

- Но  еще ничего не сказал. Я еще не понял, что вы от меня хотите.

- Я хочу, чтобы завтра, когда вас выпишут, вы спустились в Город, арендовали машину и…. Или у вас есть машина?

- Нет.

- Я так и знала. Вы арендуете машину и послезавтра рано утром, скажем, в семь, приедете к воротам. Я выбегу к вам, и мы умчимся. Не пугайтесь, вечером я уже должна буду вернуться. Я успею. Вы же согласны?

Не ожидал я такого напора.

- Хорошо, - согласился я, - но при одном условии. Мы пойдем в вашу администрацию и согласуем ваше похищение.

- Я сразу знала, что не напрасно вас позвала. Мы сейчас же идем в администрацию, - она вытащила стоявшую за скамейкой трость, оперлась правой рукой на нее, а левой оттолкнулась от сиденья, встала и, припадая на одну ногу, тяжело пошла прочь.

Я последовал за ней.

- Вадим, вы забыли собрать шахматы и захватить их с собой, - не оборачиваясь, сказала она. – Вы рассеяны, это не хорошо для молодого мужчины.

В администрации мне подтвердили - обитатели Горного Благотворительного Отеля могут свободно покидать его в любое время. Меня поблагодарили за то, что я предупредил о послезавтрашнем  отсутствии София:

- При всей свободе нам важно знать, где находятся наши клиенты и с кем они. Вы же понимаете?

 

 

Я подъехал к воротам Горного Благотворительного Отеля в шесть сорок пять.

Было ясное солнечное утро, на небе ни облачка, даже вершины горного хребта не были скрыты и сверкали своими ледниками в лучах висевшего над океаном дневного светила.

София уже ждала меня, приложив руку ко лбу в виде козырька и внимательно вглядываясь в проезжавшие по шоссе машины.

Я подъехал как можно ближе к ней.

Узнав меня, она улыбнулась и захромала к автомобилю, тяжело опираясь на трость.

Сегодня ее волосы были черные, как смоль, аккуратно расчесаны и уложены. На ней была черная плиссированная юбка ниже колен, блузка цвета слоновой кости с воротником-стойкой, длинный черный кружевной жакет, черные длинные, почти до локтя, сетчатые перчатки, ослепительно белые носочки и черные туфли на низком каблуке.

В руке она несла объемный пластиковый пакет с логотипом модного на Центральном супермаркета.

- Ciao, Вадим, я сяду сзади.

- Доброе утро, -  я распахнул перед ней дверцу.

Первым делом она положила на сидение трость, затем пакет, оперлась правой рукой на мою руку и с трудом залезла в салон.

- Вы так и будете стоять? У нас обширный план. Нам пора, - скомандовала она.

Я сел в машину и отъехал от ворот.

- Какой у нас план?

- Вадим, план у меня. Не волнуйтесь, вы все узнаете. Куда вы торопитесь. Всему свое время. Первым делом в ресторан или кафе. Сейчас же что-нибудь уже открыто?

- Наверное, только кафе.

- Вперед. Проявите инициативу. Вы же мужчина, в конце концов!

Открытое кафе я увидел уже на подъезде к Городу.

Припарковался, помог Софии выбраться из плена сидения.

- Держите, - сказала она, протягивая мне трость, а сама склонилась над пакетом.

Первым делом на свет появилась черная шляпка-клош с лентой завязанной плотным узлом, как полагалось делать замужним женщинам. София надела ее, посмотрела на свое отражение в стекле двери, поправила. За шляпкой появился шелковый зонт от солнца с бамбуковым каркасом и тонкой ручкой. Он сразу же перешел в мои руки. Потом я увидел темные очки «летучая мышь». В завершении моя попутчица достала красиво расшитый бисером черный ридикюль.

- Все. Что мы ждем? – надев очки, повесив на левую руку сумочку и зонт, она забрала у меня трость и двинулась к входу в кафе.

Я поспешил, чтобы успеть распахнуть перед ней дверь.

Она выбрала столик у окна, не садясь, распорядилась:

- Закажите мне земляничное мороженое с тройным сиропом и двойной эспрессо. Я сейчас вернусь, -  и ушла в сторону таулетных комнат.

Официант уже успел исполнить заказ, когда она вернулась.

Ресницы были подкрашены, на губах появилась помада, а на щеках легкие румяна.

Она сделал глоток кофе, прикрыла глаза:

- Как все же прекрасна жизнь. Почему у нас там, в Благотворительном Отеле, варят только слабый или без кофеина? Какие же они негодяи.

Пока она поглощала мороженное, не было произнесено ни звука.

Промокнув губы салфеткой, София вспомнила про меня:

- Вы не взяли мороженое?

- Не люблю сладкое.

- Вам не скучно так жить?

- Как?

- Ограничивая себя. Нельзя не любить сладкое, тем более мороженое. Все эти современные диеты – это неуважение к жизни. Как можно жить без удовольствий! Это же неприлично! Дайте сигарету, я свои забыла в комнате.

Я что-то подобное ожидал, поэтому запасся на этот раз двумя пачками.

Она затянулась:

- Опять эти слабые. Идите, купите мне нормальных сигарет. Вы же вызвались меня сопровождать, так делайте все как следует. У вас же все так хорошо получается, но сигареты – это ужас.

Она махнула рукой и назвала официанту одну из местных марок.

Он принес пачку и счет.

- У нас много дел, - поднялась София, - покурю в машине. Нет времени сидеть тут столько времени.

Когда мы отъехали, я спросил:

- Теперь куда?

- На причал, к паромам. Вы же говорили, что не бывали на Белле. Вот и побываете. И поторопитесь, паромы не каждые пять минут ходят.

 

Белла был недалеко от Центрального. Сверившись с расписанием, я выяснил, что путь займет меньше часа. Попав в крайний ряд вдоль борта, мы даже не выходили из машины.

На пароме София была задумчива, сосредоточена, молчалива. Открыв окно, она подставило лицо лучам солнца. За темными очками было не видно, спит она или нет.

Когда уже стал хорошо виден крутой берег, укрытый густыми кронами дубов, она встрепенулась:

- Вам лучше выйти. Белла красивее всего выглядит с воды, когда паром подходит. Идите, идите, вы же говорили, что вам тут все интересно.

Я вышел на палубу, подошел к поручням и смотрел на надвигавшийся на меня берег острова Белла, вспоминая его второе название, которое никак не сочеталось с открывшимся мне прекрасным видом райского уголка.

 

При выезде с причала стоял огромный указатель с надписью «La clinica de Adan», он указывал вглубь острова, но София махнула рукой вдоль берега:

- Нам туда. Езжайте не спеша, я хочу посмотреть на все вокруг. Это мой остров. Я хочу увидеть, каким он стал. Не торопитесь. Что вы всегда так гоните?

Мы взобрались на высокий холм, с которого, хотя он и был не на берегу, открывался великолепный вид на дюны и океан.

- Налево, - сказала София, - по этой вот узкой дороге. Вот и приехали.

Перед нами были ворота кладбища.

- Помогите мне.

Я помог ей выйти. Повесив на руку зонтик и ридикюль, она пошла в сторону ворот, бросив, не оборачиваясь:

- Там, напротив, есть лавка. Купите одну розу, желтую.

Выполнив распоряжение, я догнал ее уже на песчаной дорожке, по обе стороны которой тянулись ряды одинаковых могильных плит с выбитыми на них именами и датами.

Шли долго, вглубь кладбища.

Остановились у одной из плит.

- Ciao, Эрик, - тихо сказала София.

Я стоял за ее спиной, она, не поворачиваясь, протянула ко мне руку. Я вложил в нее розу. София поцеловала лепестки и положила цветок на плиту.

- Это мой первый муж. Его звали Эрик. Он работал в «La clinica de Adan». Он был хирург. Он был знаменитый хирург. Его очень все уважали. И я. Он был старше меня на двадцать три года. Вам же интересно? -  не дожидаясь, даже не предполагая ответа, продолжила. – Я тогда была так одинока. Я была в растерянности. Я не знала, как и зачем мне жить. Я надеялась, он станет моей второй любовью. Я так и думала, мне так и казалось. Он был для меня, как и для всех в клинике, почти Бог. Он так робко за мной ухаживал, он был так мягок. Никакого напора, все так душено. За мной тогда ухаживали два студента из Медицинского. Вот это был напор и неуклюжесть. А Эрик…. Эрик был…. Даже не знаю, как вам объяснить. Он покорил меня. Он так смущался, когда мы встречали кого-нибудь из знакомых. Ему казалось, что это неестественно – он старый, я девчонка. Но он не мог ничего с собой поделать. Для него это было очень сильное чувство. Я устала, проводите меня к скамейке. Я не могу долго стоять.

Мы вернулись немного назад, там под дубом были две скамьи, обращенные в разные стороны – одна к воротам, вторая вглубь кладбища.

- Дайте мне мою сигарету.

- Они у вас.

- Да? – она порылась в ридикюле и вытащила пачку.

Какое-то время мы молча курили.

- Я согласилась выйти за Эрика замуж. Мне, действительно, тогда казалось, что ко мне пришла вторая любовь. Но потом уже я поняла, что это было другое. Я была с младенчества лишена дома и родных. Я даже не могу вспомнить своих родителей, их увели очень рано. Мне теперь кажется, что Эрик смог дать мне то, чего я была лишена в детстве. Я ему всю жизнь за это благодарна. Он даже порой называл меня: «Моя деточка». Он был в большей степени родителем для меня. У него были взрослые дети – два сына, один из них старше меня. Его жена умерла давно. Но дети все равно не приняли меня. У нас совсем не сложились отношения. Вот когда у нас…, когда у Эрика пошли внуки, тут другое дело. Когда они оставались у нас, как я любила с ними играть. У него было два внука, по одному от каждого сына. Родились в один год. Как мне было хорошо с ними. Они такие славные. Нам Бог детей не послал. У Эрика были свои, а у меня никого. Мы прожили двенадцать лет, а потом Эрик умер. Он заразился какой-то инфекцией на работе и умер. Сыновья его с нами не жили. Сначала еще жил младший, но, когда появилась в доме я, он вскоре снял себе жилье и съехал. После смерти Эрика я имела право на часть дома, но я от него отказалась. Я понимала, это дом его сыновей. Там прошло их детство. Это их гнездо. У меня такого никогда не было. Наверное, поэтому я понимала, что это такое и как плохо без него. Я все оставила им, все оставила. Я уехала на Центральный. Тогда я уже была взрослой, мне не было так страшно.

Конечно, у меня вертелся на языке очевидный вопрос, но я смолчал. Я уже немного изучил эту необычную женщину и понимал, что либо она промолчит, игнорируя мой вопрос, либо отчитает меня, как мальчишку, что я опять куда-то тороплюсь.

Похоже, она прочла мои мысли.

- Вадим, а вы молодец. Вы умеете слушать. Вы умеете не задавать лишние вопросы. Вы даже не задаете вопрос, который напрашивается. Вы умны и понимаете, что вопросы бесполезны. Если человек хочет с вами чем-то поделиться, то он это сам сделает, а, если нет, то и вопрос не поможет. С вами удобно и комфортно.

Она повернулась ко мне, приподняла свои очки, прищурилась, внимательно заглянув мне в глаза:

- Или вы прирожденный хитрец. Вы все пытаетесь рассчитать. Вы уверены, что недомолвки или намеки существуют для того, чтобы собеседник начал расспрашивать, интересоваться. А рассказчику, мол, того и надо. Ему, то есть мне, нужен ваш интерес, интерес слушателя, ваш ажиотаж, ваше желание влезть в мою жизнь. И если вы смолчите, не зададите очевидный вопрос, то я войду в раж и начну сразу же выдавать еще и еще информацию о своей жизни, гораздо больше, чем планировала. И в результате вы узнаете больше, нежели ответ на конкретный вопрос. Вы хитрец или вы, действительно, умелый слушатель.

- Вы меня смущаете, София. Конечно, я хотел бы задать очевидный вопрос, но я понимаю, что ответ на него я сегодня и так получу, но позже. Я уже немного к вам привык, и могу предполагать, что от вас ждать. Мне будет приятнее, если вы не будете считать меня хитрецом. Договорились?

- Вы ставите мне условия?! Молодой человек! – но вдруг она замолчала.

Пауза была долгой, но и она закончилась:

- У вас, наверное, всегда есть с кем поговорить?

- Ну, не всегда.

- Я не про конкретный отрезок времени, я про принципиальное положение дел.

- Тогда, София, я точно вам отвечу, у меня всегда есть с кем поговорить. Поговорить в том смысле, который вы вкладываете в эти слова. Давайте больше не возвращаться к этому вопросу. Давайте будем дальше реализовывать ваш план.

- Вадим, вы умеете себя вести…. Я не ошиблась, я правильно именно вас окликнула у озера. Проводите меня к машине, у нас еще много дел сегодня.

Пока мы шли, она сказала:

- Не знаю, сможете ли вы понять, но Эрик сумел меня ввести во взрослую жизнь, смог научить понимать очень многое. Если бы не он, то не знаю, как бы я справилась со своей жизнью. Я до сих пор, когда вспоминаю его, чувствую себя несмышленым ребенком. Он умудрился, делая меня взрослой, продлить мое детство. Вернее дать мне детство, которого я была лишена войной. Помогите мне сесть в машину! Вы хоть что-то поняли? Вы же мужчина. У вас в жизни, в детстве, все было хорошо?

- Да.

- Да уж, поезжайте к причалам. Надеюсь, хоть частично вы меня поняли. Хотя…

Она молчала до погрузки на паром. Потом скомандовала:

- Принесите мне двойной эспрессо и рюмку рома!

Я отправился выполнять указание.

Когда я вернулся, она так и сидела у открытого окна автомобиля. Но теперь, когда утреннее ласковое солнце сменилось обжигающими лучами, из окна торчал открытый зонтик.

- Вадим, вы взяли себе ром?

- Нет. Я же за рулем.

- Как с вами скучно. Идите, возьмите, я буду ждать.

Я сходил в бар. За это время чашка опустела, но рюмка, поставленная на подлокотник между передними сидениями, была по прежнему полна.

София протянула ее ко мне. Мы чокнулись.

- Не забывайте, что каждый миг нельзя повторить, а каждая минута, когда не получаешь удовольствие – это напрасно потерянное время, - она медленно выпила и, протянув мне пустую рюмку, опять надела темный очки и, отгородившись, ушла в свои мысли.

Потом встрепенулась, порылась в ридикюле и вытащила магнитофонную кассету:

- Вадим, поставьте мою любимую песню.

Я с сомнением посмотрел на музыкальный центр, встроенный в переднюю панель нашего автомобиля. Есть проигрыватель CD-дисков. Есть USB-вход, но нет кассетного магнитофона:

- София, нет проигрывателя кассет.

- Как же так, что за допотопная машина!

- Ну, так уже получилось, - усмехнулся я. – А какая песня ваша любимая?

- Вы меня удивляете! Конечно -  «Besame mucho». Я начала слушать музыку уже после смерти Эрика. До него было не до того, а он не был любителем, не научил. Я потом уже для себя открыла это удовольствие.

 

 

На Центральном она опять начала командовать: налево, следующий поворот направо, теперь долго прямо и так далее.

- София, может, скажите адрес? Центральный я хорошо знаю, найду дорогу.

- Я никогда не могла запомнить названия улиц. Я знаю, как проехать, но не помню названий. Вы сомневаетесь, что я смогу показать правильную дорогу? Думаете, уже совсем из ума выжила?

- Нет, конечно. Куда поворачивать?

Как я уже и ожидал, мы подъехали к очередному кладбищу.

Помог ей выйти и спросил:

- Купить цветок?

- Да. Три лилии, -  и она двинулась к воротам.

Опять те же дорожки и такие же одинаковые плиты. Видимо, на Островах существовал стандарт оформления кладбищ.

- Ciao, Дезидерио, - промолвила София над одной из плит, протянула руку и уложила на могилу три лилии.

Она сняла очки, достала из сумочки платок, промокнула глаза, вернула очки на нос, вздохнула:

- Это мой второй муж Его звали Дезидерио. Он увидел меня в кафе на Центральном. Я там работала официанткой. Я снимала комнату и работала, когда оставила дом Эрика. Эрика уже не было два года. Дезидерио потерял голову сразу, как меня увидел. Он не давал мне прохода, он осыпал меня цветами. Каждое утро, когда я приходила в кафе, а я приходила раньше всех, у порога стояла корзина с лилиями. Мой хозяин хотел меня уволить, потому что Дезидерио обещал купить кафе, если я не буду обращать на него внимания. У нас в кафе каждый вечер играл ансамбль, который пел серенады, объявляя, что они посвящаются Софии. Хозяин утверждал, что он не нанимал этот ансамбль и грозился вызвать полицию, если они не уберутся. Но они не убирались, а он не вызывал полицию, потому что от посетителей не было отбоя. Под моими окнами каждый вечер играли гитаристы. Соседи грозились пожаловаться арендодателю, чтобы он выгнал меня, но не жаловались, они сидели у окон и слушали. Вадим, я же говорила, что не могу долго стоять. Вы совсем обо мне не думаете. Вам не стыдно?

Мы отправились к скамейкам. В этот раз они были отгорожены от дорожки низкорослыми туями.

- Дайте мои сигареты!

- Они  у вас в сумочке.

- Вы все время пытаетесь намекнуть, что у меня плохо с памятью? Это неприлично. Вы не умеете себя вести с дамами. Вот Дезидерио…. Тогда я и научилась слушать и наслаждаться музыкой. Он открыл мне дверь в наслаждение. Музыка, танцы, красивые ухаживания, красивая жизнь. Он был грабитель. Он со своими товарищами ездил в Европу и грабил там банки. Он был прекрасен. Мне начало казаться, что я его люблю. Но он научил меня лишь страсти. Страсть была такая, что у меня и сейчас дрожит все внутри, когда я вспоминаю. Я была готова признать его своей второй любовью. Мне так этого хотелось! Я об этом так мечтала! Что может быть прекраснее смеси любви и страсти. Но…. Но у меня не получилось. У меня кружилась голова, пересыхало во рту, когда он прикасался ко мне, но…. Стоило ему уехать, я обретала разум, я могла анализировать. У нас родился сын. Он заболел, когда ему было три года. Он тяжело заболел. Дезидерио сказал, что надо везти его в Европу, он там знает отличную клинику. Я хотела отвезти сына в «La clinica de Adan». Но Дезидерио был мужчиной, он решил, и мы поехали в Европу. Наш сын умер там, там он и похоронен. Туда мне уже не успеть теперь.

Она прикурила очередную сигарету и долго молчала.

- С Дезидерио мы прожили больше тринадцати лет. Из них девять вместе, а четыре врозь. Он перестал чувствовать опасность. Он решился на ограбление на Островах. Его поймали, он оказался в тюрьме. Там он умер через четыре года. Нам разрешалось видеться один раз в неделю. Это был очень тяжелый день. Потому что Дезидерио сломался, я не чувствовала уже его страсти, и моя постепенно умерла, еще пока он был жив. С ним у меня связаны и прекрасные, и очень тяжелые для меня воспоминания. Он был большой частью моей жизни, как Эрик.

Она бросила под ноги окурок:

- Но нам пора. Я понимаю, вам бы сидеть и ничего не делать, но у нас еще дела, - она встала, оперлась на трость, протянула мне сложенный зонтик. – Могли бы и помочь.

 

- Вадим, вы решили меня голодом уморить?

- Вы хотите обедать?

- Не имейте гнусной привычки отвечать вопросом на вопрос! Это неприлично. Где мы будем есть?

Мы заехали в ресторан на побережье.

София выбрала мясное блюдо, а к нему заказала полный ассортимент самых острых соусов, которые существуют на Островах.

- У нас готовят очень пресную пищу, - объяснила она.

На всякий случай я заказал две дополнительных литровых бутыли минеральной воды.

Пока мы дожидались заказа, и София курила, я отошел к стоявшему у входу старинному музыкальному аппарату, бросил монетку и заказал песню «Besame mucho».

Когда я вернулся к столику, София, сняв очки, вытирала глаза платком:

- Я была совершенно права, когда окликнула вас у озера. Спасибо. Вы, оказывается, можете быть внимательным. Вадим, у вас еще не все в жизни потеряно. Обожаю, когда эту песню поет Cesaria.

 

 

Я уже не сомневался, что следующей точкой нашего путешествия будет очередное кладбище.

Я не ошибся.

- Купите две гвоздики. Красные.

Плита, на которую легли цветы, была рядом со входом.

- Здравствуй, Пласидо. Вот и я. Уже столько лет прошло, а я все живу.

Она постояла молча.

- Это мой третий муж. Он работал в тюрьме, где сидел Дезидерио. Я потому узнала, что он ждал каждого моего еженедельного прихода. Он был терпелив и никогда не давал мне повода понять, что я что-то для него значу. Он ждал. Он появился на моем пороге через год после смерти Дезидерио. Он сказал, что оставил семью, что он только меня любит, что он не может представить свою жизнь без меня. Он был моложе меня на семь лет. Мне было очень тяжело, я осталась одна, а я не могу быть одна. Мне страшно. Я боюсь одиночества. Не знаю почему, но я не могу быть одна. Я была год одна, я приняла его признания, я увидела в нем свое спасение. Я никогда не думала, что он моя вторая любовь. Я уже точно знала, что ее никогда не будет. Она есть одна, ничто не заставит меня отказаться от нее. Но это понимание пришло очень поздно. Я искала, я надеялась, но не нашла ничего другого. С Пласидо у нас была ровная дружная жизнь. В ней не было всплесков и провалов. Это не была горная дорога, это была автострада. Я очень благодарна ему, он так аккуратно подвел меня к старости. Он подготовил меня к тому периоду жизни, когда душевные волнения уже не приносят той радостной боли, которую они дарят в молодости. Он очень нежно и бережно вел меня к закату. Но ему это не удалось. Он погиб. Он погиб, его сбила машина. Мне пришлось добираться дальше одной. А я не переношу одиночества. Я переехала в Благотворительный Отель. С Пласидо мы прожили почти тридцать лет. Он стал плохо слышать, он не услышал сигнал. Может зря я любила так громко слушать музыку?

В этот раз мы обошлись без скамейки. Начало смеркаться, и София заторопилась.

- Вадим, уже поздно, а нам надо еще в одно место. Садитесь за руль, я сама сяду в машину. Что вы время тянете? Ох уж, эти мужчины! Как вы неповоротливы.

- Куда едем?

- Вы езжайте, я скажу.

Я понял, почему она торопится. Кладбища на Остовах закрываются для посетителей рано. А вечер накатывался на побережье с неизбежной быстротой.

Каково же было мое удивление, когда София велела остановиться у входа на участок перед небольшим деревянным домом, в котором радостно светились окна.

Я заглушил мотор.

- Вадим, сейчас мне нужна будет ваша поддержка. Я не знаю, что меня там ждет. Я даже не могу этого предположить. Я сейчас отвечу на тот ваш вопрос, которые вы не задали. Не важно, почему вы это не сделали. Но вы дождались своего часа, если вы хитрец. Но это уже все не важно. Это все теперь…, - руки у нее дрожали, она не могла прикурить, выбросила сигарету в окно. -  Вы должны быть абсолютно спокойны. Мы сейчас пойдем в этот дом. Там…. Туда вернулся Бенито. Он вернулся на Острова два года назад. Но никто не соглашался похитить меня и привезти сюда. Он уже два года здесь, а я…. Мы были вместе тогда, когда я еще была ребенком, девчонкой. Как я его любила…. Люблю…. Какой можно быть глупой в молодости, когда кажется, что впереди вечность, и все еще устроится. Его родители уезжали в Европу на два года, они получили гранд в какой-то там клинике. Он сказал, что поедет с ними. А я…. Как я могла! Я сказала, езжай, мне нет до тебя дела. И он уехал. Родители вернулись через два года, а он – нет. Я следила за их домом, я знала, что родители приехали. Я следила, чтобы узнать, когда он вернется. Я следила, пока была с Эриком, я следила, пока была с Дезидерио, я следила, пока была с Пласидо, я просила знакомых следить, пока я была в Отеле. Я знаю, что десять лет назад сюда приехал его сын. Он поселился в доме предков. А потом я узнала, что и он приехал. Но у меня не было сил, я не могла одна сюда попасть. А там вокруг одни стариканы, которые ни на что не годны. Вадим, нам пора, у меня уже мало сил осталось. Только будьте спокойны. Откройте дверцу!

Я обошел машину открыл дверцу, помог ей вылезти, подал трость, которую она, не задумываясь, забросила назад в машину и, тяжело опершись на мою руку, почти не хромая, направилась к дверям дома.

Нам открыл парнишка лет пятнадцати.

- Нам нужен Бенито, - сказал я.

- Дедушка, - крикнул мальчик вглубь дома, - это к тебе. Проходите.

Мы вошли в холл.

Нам навстречу со второго этажа спускался очень пожилой мужчина. Копна седых волос, сильные очки, домашняя куртка, футболка и джинсы.

- Добрый вечер, - приветствовал он, - чем могу?

Он перевел взгляд с меня на Софию, замолчал, долго смотрел на нее:

- Это ты?

- Да.

Он нерешительно приблизился, она взяла его за руку, выпустив мою:

- Я знаю, что ты уже давно вернулся на Острова. Я не могла раньше. Никак не могла.

- Проходи.

Они удалились в гостиную. Я топтался в холле. Ко мне вышел мужчина моего возраста:

- Что же вы здесь. Проходите.

София и Бенито сидели на диване.

- Да, - продолжал он, - у меня трое сыновей. Семь внуков и уже три правнука. Вот средний сын переехал на Острова, а, когда умерла моя жена, я тоже вернулся сюда. А как ты?

- У меня все хорошо. Я только всегда хотела тебя спросить, ты почему тогда уехал?

- Ты же сама меня оттолкнула, - улыбнулся он, - помнишь наше детское упорство. Я тебя спросил, мне уезжать? А ты ответила – уезжай, мне нет до тебя дела. Я и поверил, и не поверил, загадал, если придешь утром на причал, то я останусь. Но ты не пришла.

- Ты не спрашивал. Ты утверждал, что уезжаешь.

- Нет, Софа, я спрашивал тебя. Мне было важно, что ты думаешь о нас.

- Ты утверждал…

- Конечно, нет. Я сомневался, а ты так решительно сказала. И утром не пришла.

- Вадим, - София обернулась ко мне, порылась в сумочке, вытащила какую-то визитку, протянула мне, - вызовите машину из Отеля. Мне пора, я устала. Вызовите сейчас же!

- Я вас отвезу.

- Нет. Я не хочу вас больше утруждать. Этот путь я смогу и без вас проделать. Вызывайте. Они быстро приедут, тут рядом.

Я вышел в холл к телефону, набрал номер, объяснил администратору, что требуется и продиктовал адрес, который мне подсказывал сын Бенито, стоявший рядом.

- Может кофе? – спросил он, когда я повесил трубку.

- Нет, спасибо.

Я вернулся в гостиную.

- София, они сказали, что машина будет через четыре минуты.

- Как раз дойти, - она поднялась, опираясь на спинку, стоявшего рядом, кресла.

Бенито тоже встал. Он растерянно переводил взгляд с Софии на меня:

- Так скоро?

София припала к его груди, обняв его за плечи, потом оттолкнулась:

- Вот и все!

Она вздохнула:

- Вадим, проводите меня.

Мы вышли на улицу, она забрала свой пакет и трость из моей машины:

- Спасибо, я не ошиблась в вас. Все же я хорошо разбираюсь в людях. Прощайте.

Она, тяжело хромая, пошла к только что подъехавшей машине с логотипом Горного Благотворительного Отеля. Водитель выскочил ей навстречу, помог сесть, захлопнул дверь, и машина тронулась в сторону шоссе. Вскоре свет ее габаритных фонарей растворился в наступившей ночи.

А я все продолжал стоять возле своего автомобиля.

Мелькали мысли, а что бы было, если бы тогда молодые люди поняли вопросительную интонацию предложения? Жили бы они сейчас на Островах в окружении внуков и правнуков, или бы делили одну комнату в Горном Благотворительном Отеле?