Проза

- Жара, - пробормотала она и обратной стороной ладони вытерла капли пота, бисером рассыпавшиеся на лбу. Не зная зачем, она слизнула стертый пот с руки и, поморщившись от жгучего и тяжелого вкуса соли, помотала головой. Говорят, что со временем, человек привыкает ко всему. Но это не про нее. Она всю жизнь проходила под этим палящим солнцем, но ей все так же было тяжело дышать и работать под таким натиском тепла.

Она поймала себя на мысли, что, возможно, немного лукавит. Дышать, может, и тяжело, но дышит-то она теплом. Да, с годами кожа сильно сморщилась, все сильнее напоминая гармошку, а морщины бесцеремонно выстроили прочные гнездышки у нее под глазами. Но она все-таки благодарна этому теплу и колючей и сухой почве, превратившей ее когда-то мягкие и изящные ступни в нечто похожее на угольки.

- Мама, мама! – она чуть вздрогнула и взглянула на двух детишек, чей волнистый и звонкий смех врезался и проникал в дребезжащее от жары пространство. Их смех местами притуплялся, отдавая воздуху частицу своей живости и свежести, но тем не менее наполнял слушателя вибрирующим ощущением таинства и бесконечности.

- Смотри, как он от меня убегает! – крикнул один из малышей, пытаясь догнать другого. Он держал деревянное ведерко и, погружая туда ладошку и черпая воду, выбрасывал вверх капли, надеясь, что те настигнут быстро убегающего братишку. Полупрозрачные капли, пролетев некоторое время в воздухе, на миг застывали, напоминая алмазные россыпи, а затем то ли растворялись, то ли незаметно падали. Она помахала малышам, подметив, что проступавшие ребра на их тельцах придавали коже по бокам едва уловимую белизну.

Когда-то и она бегала, движимая нескончаемым потоком детства. Как и ее сыновья, она часто смеялась просто потому, что хотелось радоваться. Точно так же она окрикивала свою мать, направляя пальчик – волшебную палочку – на все вокруг и наполняя молчаливые просторы искрящейся и живительной силой. Тогда ее ножки еще чувствовали, как раскаленная солнцем земля щекочет ступни, и потому бег в никуда был для нее единственным спасением.

Они жили в хрупкой глиняной хижине, прикрытой беспорядочно разбросанными палками и деревяшками. Хижина – часть небольшой деревни, где все были почти одной семьей. В одиночку выжить невозможно. Успешно охотиться мужчины могут только вместе. Поддержание хозяйства и помощь друг другу, как, например, в случае болезни, требовали единства и сплоченности. То, что через горести и радости жители деревни проходили вместе, было для нее одновременно естественно и удивительно.

Ей казалось важным сберечь эту атмосферу доброты и человечности, рекой протекающую между берегов поколений предков. По утрам она молилась, чтобы дети деревни оставались сплоченными и дружными, чтобы земля оставалась теплой, и ей всегда было для кого беречь тепло.

Опасность, как стервятник, непрестанно кружила над деревней. Жизнь была немыслима без постоянного ощущения тревоги и неизбежности борьбы и слез. Жители были готовы ко всему: к набегам вражеских племен, кражам младенцов животными, засухам. Люди понимали свою уязвимость, вселявшую в них благодарность за каждый благополучно прожитый день.

Вечерами, когда садилось солнце, и горизонт становился пурпурно-золотым, женщины собирались вместе и, взмывая руки к небу и выбрасывая пятки, ритмично и протяжно восхваляли песок и воду, детей и животных, губы и сильные тела. Свет исчезал быстро. Приняв окрас пантеры, небо постанывало от покусываний холодных звезд. Женщины растворялись во вселенной, а глаза уставших мужчин оживали, наблюдая, как переливающееся пламя костров заигрывало с влажными волнообразными телами танцующих женщин. Дети мирно засыпали, закинув головы на колени отцов и упершись ножками в рядом лежащие копья.

Она вспомнила, как однажды, проснувшись, увидела, что ее постель в крови. Мать вбежала в комнату от крика испугавшейся дочери. Она вначале внимательно осмотрела комнату, а потом нежно улыбнулась и, погладив девочку по голове, поцеловала ее в лоб:

- Все хорошо, доченька. Пойди, умойся и не переживай.

С улыбкой на лице она, сидя на крыльце возле своих сыновей, смотрит на ту молоденькую девочку, которая теперь все чаще проводит рукой по себе, с непонятным радостным волнением подмечая, что бугорки на груди становятся все более упругуми и крупными. Девочка видит, что мужчины отныне смотрят на нее с загадочным и ранее незнакомым интересом.

Мать стала беспокойной, всячески опекала ее и бережно ограждала от многих дел, которые раньше были девочкиными повседневными обязанностями.

- Ничего, я сама схожу за водой, - волнительно говорила мать. Девочка слушалась, хоть и не понимала сути этих перемен.

Вечерами, когда они сидели на крыльце, материнская рука с тщетной настойчивостью приглаживала ее мелкие кудряшки, напоминая львицу, усердно заглаживающую длинным влажным языком хохол на голове своего чада. Не обращая внимания на тревожное поведение матери, девочка упивалась грацией антилоп и благородством их форм, тревоживших темнеющий бордовый закат.

Как и все роковое, это случилось внезапно.

- Принеси воды, - слегка дрожащим голосом попросила мать. – Я не могу отойти от огня, а вода скоро понадобится. Только давай, туда и обратно. Не задерживайся.

Кивнув, девочка цепко подхватила два пустых ведра и воздушно-пружинистой походкой направилась к реке. Черные кудри жадно глотали кипящий солнечный сок. Защищаясь от непрекращающихся нападок острого, почти как лезвие, света, глаза опустили взгляд на землю, потеряв бдительность. Они самозабвенно наблюдали за бесконечными разветвлениями трещин, паутинисто украшавшими почву. В какой-то момент их вынудили оторваться от земли. Взмывшись вверх, они оставили за собой смазанный шлейф дорожки к реке и уставились в неимоверно яркий небесный простор, как простыня, разостланный над головой.  

Она не сразу-то и поняла, что в ее шейку вцепились чьи-то руки, крепкие как камень, и что именно они волокли ее подальше от крон деревьев, бросавших тень на берег возле реки. Их было двое. Один держал ее за заднюю часть шеи и туловище, а второе жилистое существо будто железными оковами зажало ее ноги, чуть не превратив неокрепшие девичьи косточки в степную пыль.

Леденящая дрожь ошпарила ее тело. Рука одного из похитителей переместилась и больно смяла ее губы, превратив то, что должно было быть раздирающим голосовые связки криком, в приглушенно-протяжный стон отчаяния. Рухнувшие веки, защищавшиеся от воинственных лучей солнца, не давали надувшимся, как шары, глазам выскочить из глазниц.

Через какое-то время дорога в страшную неизвестность перестала быть кошмаром. Девочка просто-напросто отказалась верить в происходящее, потому что хрупкий разум не принимал ситуацию как действительность. В прорезавших виски  посиневших венах неистово бился вопрос: Неужели, человек не может сходить к реке за водой?

Ее несли сквозь заросли. Сухие твердоватые листья покалывали ее локти и плечи  и щекотали мокрую спину, заставляя девочку выгибаться. Ветки хлестали ее бедра, сладострастно предвкушая наслаждение молодым соком. В ее душе вдруг образовалась и заколыхала рана беспомощности и унижения.

Девочку бросили на землю. Тупая боль прогремела в голове и спине. Пристав на локти, она – пойманный зверек – исподлобья посмотрела на своих похитителей. Она согнула ноги в коленях и, плотно прижав их друг к другу, начала отталкиваться от земли, чтобы увеличить расстояние между собой и двумя парами жадно расставленных ног, чьи малозаметные волосы казались мелкими щупальцами, жаждавшими поскользить по ее упругой и гладкой коже.

Два обезумевших черных лица посмотрели друг на друга и обменялись репликами, которые девочка не смогла разобрать. Она всматривалась в их крупные округлые ноздри, каждым своим вздохом подчеркивавшие обостряющиеся грани наслаждения приливами паров похоти.

Один из них провел рукой по своим губам, попридержав ядовито-кисельную слизь, и шагнул к ней навстречу. Девочка затрясла головой-погремушкой и издала протяжный визг, обжегший воздух так, словно его хлыстнули крапивной веткой. Это подзадорило приближавшегося к ней мужчину. Поморщив нос и сузив глаза, он бросился на нее и придавил ее грудь медвежьим грузом, отчего ей стало трудно дышать. Его соленые губы, отдававшие запахом подгнивших водорослей, прижались к ее рту. Глотая воздух, девочка то кричала, то стонала. Руки нападавшего беспорядочно бегали по ее телу, стараясь ухватить как можно больше. Второй же подбежал и схватил ее руки, чтобы она перестала отбиваться и царапаться. Но вдруг оба неожиданно замерли, напряженно уставив друг на друга налитые кровью глаза. Из зарослей доносился шипяще-громовой звук, сопровождавшийся треском палок и раздвигающихся кустов.

Мужчины вскочили на ноги и, вынув кинжалы из висевших на их бедрах маленьких ножн, уставились в сторону надвигавшейся неизвестности. Сквозь туманный налет на зрачках девочка уставилась на охотничьи фигуры нападавших. Шелеста растительности уже не было слышно. Наступила недолгая тишина, которую вскоре словно разорвали вулканоподобным ревом. Девочка увидела длинные саблеобразные клыки, обнажившие ярко-розовую глубокую пасть, извергавшую хрип силы и новой опасности. Перед ними предстал лев с золотыми мускулами и дымчато-коричневатой гривой. Его желто-зеленые глаза были направлены на опешивших от внезапного появления животного нападавших, чьи спины резко ссутулились, а глаза пугливо забегали.

Лев не предоставил им времени на раздумье. Вдавив когти в землю и оттолкнувшись от земли, он прыгнул на первого из нападавших, который только что так уверенно подминал под себя жизнь девочки. Свалив мужчину, словно тот был игрушкой из дерева, животное, не колеблясь, вонзило в его шею снежные клыки, обрубив на полпути мучительный крик. Обернувшись на второго, бросившегося бежать, лев, облизнувшись только что пущенной кровью и настроив усы на волну следующей расправы, отправился в погоню. Подобострастно выпирая то с одной, то с другой стороны спины лезвеподобные лопатки просили пощады у приближающегося хищника. Возмездие настигло мужчину легко и воздушно, словно на ватных подушечках. Полоснув его спину, лев свалил его на живот и прокусил шею сзади, позволив жертве издать глухой квакающий звук.

Девочка лежала на земле, так и не сумев заставить ноги и руки прислушаться к отчаянному желанию бежать, бежать домой, упасть на грудь к матери, трястись и рыдать, пока слезы не смоют испачкавшие невинность омерзительные следы липких рук, пока не залечат страх, заперевший сердечко в тесную ржавую клетку, и не оживят девичью душу, вернув ей веру в справедливость.

Ее посиневшие губы дрожали, а глаза оторвались от утонувшего в луже собственной крови злодея только тогда, когда вернулось животное. Поймав ее взгляд, граничавший между ужасом и благодарностью, лев приблизился к ней и, закрыв половину ее тела огромной волосатой головой, начал облизывать ее лицо, щекотя ноздри и щеки. Затем он прилег рядом и тихо смотрел то куда-то вдаль, то на нее.

Уже начинало темнеть, когда отовсюду послышались окликавшие ее имя возгласы. Лев вскочил и начал передвигаться короткими, резкими шажками, направляя взгляд туда, откуда доносились крики. Он явно занервничал, когда со всех сторон отчетливо послышались звуки раздвигающихся кустов и множества шагов, будто заставлявших землю испускать электрические разряды. Обнажив клыки, лев очерчивал круг вокруг лежащей на земле девочки и время от времени совершал короткие выпады в разные стороны.

Вскоре он был окружен жителями деревни, которые, наконец, нашли девочку. Мужчины направили на льва длинные, но не совсем ровные копья с острыми металлическими наконечниками, а тот, остановившись совсем вблизи от девочки, грозно зарычал, готовясь в любой момент броситься на людей. Девочка вяло подняла голову и, с трудом понимая происходящее и тихо проглатывая слезы, выдавила из себя:

- Не трогайте его, отпустите, он спас меня.

Лев, казалось, вот-вот совершит бросок, но девочка продолжала бормотать:

- Он спас меня, не делайте ему больно.

Мужчины обратили внимание на лежащие рядом мертвые тела и молча переглянулись. Они опустили копья и начали медленно и осторожно расступаться, открывая льву дорогу. Время от времени он все еще рычал или шипел, приоткрывая пасть. Но, внимательно понаблюдав за ними, он немного успокоился и расслабил мускулы. Жители тихо задавали девочке вопросы, а она либо кивала, либо односложно отвечала. Мужчины теперь расступались все дальше. Некоторые, отойдя совсем далеко, и вовсе повернулись ко льву спиной, еле слышно перешептываясь между собой.

Из толпы выступила женщина, в ком полумертвые глаза девочки узнали мать. Девочка протянула к ней руку, и та, смотря то на дочь, то на рядом стоящее животное, приближалась к дочери, взвешивая каждый свой шаг, будто она шла по разрушенному мосту, где каждое неосторожное движение приведет к стремительному падению в пропасть.

Лев понаблюдал за приближающейся женщиной, но ничто в нем уже не выражало угрозы. Он гордо поднял голову и отвел взгляд от женщины, давая понять, что она может подойти к девочке. Он не пошевелился, когда мать, упав на колени, обняла дочь и, уткрнувшись в её шею, зарыдала.

Лев наклонился и понюхал девочкины ступни. Затем выпрямился и, выставив голову вперед, медленно удалялся в темноту, сопровождаемый многочисленными напряженными взглядами жителей.

Девочка потеряла сознание и очнулась только на следующий день, когда почувствовала свежий и родной запах постели, игриво и ненавязчиво, как мед, растекавшийся по ее душе. Утреннее солнцо приглашало ее взглянуть в лицо новому дню. Девочка скинула ноги на пол и уселась на твердой поверхности кровати. Она задумчиво посмотрела на песочно-голубой простор, праздничной скатертью расстелившийся перед ней в ожидании момента, когда она вновь решится украсить его прикосновением своих ножек.

Она вдруг перестала моргать, и тогда ей показалось, что все земля свернулась в коробочку, влетела в окно ее комнаты и разбилась на две равные половинки, воронками влившимися в ее широко открытые глаза. Что-то похожее на журчание ручья зазвучало в голове, и воронки калейдоскопом раздробились на множество разноцветных частиц. Эта красивая, но беспорядочная мозаика вдруг начала собираться, удивительно быстро и умело, невидимым, но, несомненно, знающим свое дело мастером. И перед ней предстал лев.

Зачарованная мудрым взглядом животного, девочка то ли как-то поняла, то ли почувствовала, что в жизни ее ждет еще множество сюрпризов. Она познает все: и аромат цветов, и терзания души. Но спокойствие и сила в глазах льва говорили ей, что нельзя жить со страхом в сердце. Она должна ценить и любить все, что с ней произойдет. А если и случится что-то страшное, то он придет к ней на помощь.

Эта история, как кофейные зерна, еще долго перемалывалась жителями деревни. Люди делали разные выводы. Кто-то стал почитать льва, как священное животное, вырезал львиные фигуры и даже молился на них. Некоторые со знанием дела утверждали, что лев спас девочку только потому, что перепутал ее крик с воем львенка. Были и те, не присутствовавшие при спасении девочки, которые не верили, что лев мог спасти человека. Но сама девочка, которая, сидя на крыльце и сложив руки на пообвисших грудях, любуется быстро растущими сыновьями, точно знает, что было на самом деле.

Послание льва живет в ней до сих пор. Несмотря на потрясения, сопровождавшие всю ее непростую жизнь, она, как никто другой, всем сердцем впитывает твердость и тепло родной земли.