Проза

 

(Начало)

 

***

Она познакомилась с С. на вечеринке у подруги. Сидевший справа от нее, С. был разговорчив, много ел, смакуя и выкрикивая кулинарные комплименты в адрес хозяйки, бесконечно шутил и смеялся. Его большое, круглое тело с трудом умещалось на стуле. Места было мало, и его огромная, но мягкая рука часто дотрагивалась до нее.

            Выбрасывая очередную шутку, С. нарочно подталкивал ее, и когда она в ответ поворачивала голову и смотрела в его черные светящиеся глаза, то он заливался смехом таким заразительным, что никто за столом не мог удержаться, и всю комнату лихорадило от смеха.

            Она не помнила, о чем они тогда разговаривали. Помнила только теплые слезы радости, выпрыскивавшиеся в глаза при каждом наплыве смеха.

            Ей вначале было очень комфортно с ним. Казалось, что с таким человеком нельзя соскучиться. С. был умен, любил веселиться и поесть. Они ходили по  ресторанам и кино, непрестанно болтали.

            Ее умиляли его черные, как смола, взъерошенные волосы и внушительный белый живот, висевший над брюками или джинсами так, что вот-вот отделится от тела и колобком укатится в сказку.

            С. развеселил ее, умиротворил душу и высушил своим теплом раны. Все наконец выровнилось и успокоилось.       

            С ним невозможно было замерзнуть. За окном стояла на редкость холодная зима, а она задыхалась от жары, лежа под его тяжелой, горячей рукой.

            Постепенно ей стало не хватать воздуха и места, мишутка не давал ей отодвинуться. Когда она пыталась убрать его руку с себя, он прижимал ее так крепко, что двинуться становилось невозможно.

            Его голос и живот, казалось, захватили все пространство вокруг нее.

Ей хотелось поспать одной, раскинуться на кровати, разбросать руки и ноги, померзнуть и блинчиком свернуться в одеяле.

Когда она однажды попросила его не приходить и переночевать у себя, С. неожиданно устроил скандал: «Что это значит? Ты, что, не хочешь быть со мной? Неужели я тебе надоел?  Ведь я к тебе со всей душой! Мы знакомы совсем ничего, а ты уже просишь, чтобы я не приходил! При таком отношении, что нас дальше ждет?!»

Таким она его еще не видела.

С тех пор он изменился. Часто цеплялся, ворчал, искал поводов для упреков и все реже смеялся. Исчезли все интересные темы для разговоров.

Некоторые отрезки жизни – не более, чем короткометражный фильм. Она это поняла, когда почувствовала, что как будто несет всю тяжесть С. на своих маленьких костлявеньких плечах.

Она сказала ему, что, наверное, им пора расстаться. Но он не собирался ее отпускать. Просил прощения, осыпал поцелуями, говорил, что без нее не проживет. Произошел просто небольшой сбой, надо переждать. Им ведь так хорошо вместе.

Она ответила, что ей уже не так хорошо. Он – прекрасный человек, но она его не любит. Нет смысла тянуть рязину их отношений, она все равно порвется. Чем дольше будут тянуть, тем больнее разорвется.

            В начале зимы, когда они еще умели вместе смеяться, они купили путевку на тропический остров. Мечтали о том, как весной улетят туда вместе.

            Теперь, когда дата отпуска приближалась, лететь с С. на остров ей не представлялось возможным.

            Она настаивала, чтобы летел только один из них. Он же говорил, что они должны быть там вместе. Сошлись на компромиссе. Он задержится, так как у него дела. Пусть она полетит одна, отдохнет, все обдумает, а он присоединится позже, когда закончит дела. На острове все и решат.        

 

***        

            На стене в туристическом агенстве, где они покупали путевку, висела картина: пальма, наклоняющаяся над границей между пляжем и морем. Пальме словно сделали модную стрижку, обрита до самого затылка, а потом – резкий взрыв широких листьев-волос заостренными концами врезающимися в невозмутимую голубизну спящего неба.

            Они смотрели на картину, и та словно оживала перед ними. Они видели, как подвижна влажная граница между морем и песком, слышали мягкий, шелковистый напев волн.

            - Слушай, какая картина, так красиво, все будто живое, настоящее, - сказала она. Завороженные, они попросили путевку в такое место, которое они увидели на картине.

            Прогуливаясь по пляжу, она с радостью обнаружила, как ей показалось, ту самую подстриженную пальму. Она посмотрела на бирюзовое небо, а затем долго любовалась морской гладью цвета голубого топаза.

            Удивительно, подумала она, как будто все это нарисовано.

            На лице всплыла улыбка. Она вспомнила произнесенные ею слова, когда она увидела картину в турагенстве. Cтранно, в картинах ищем реальность, а в реальности – картину.

            Сознание рвалось запрыгнуть в эту картину, стать этой пальмой или сидевшим на ней дятлом с длинным острым клювом, черно-зелеными полосками на стройном тельце и красной полоской на верхушке и затылке головы.

Повсюду ее окружала невероятная, всепоглощающая красота дивной природы. Человек забывался в ней, всматривался в ее чудные краски и движения, вслушивался  в ее дыхание. Царствовала только она, природа, с уходящим в бесконечность морем.

Думать о себе, песчинке, было кощунством. Природа, демонстрируя свой необъятный размах и масштаб заставляла человека преклоняться. Но это преклонение становилось и точкой наивысшего наслаждения, освобождения человека от себя.

            Осознание своей незначительности и неожиданное самоочищение вырезали из ее души и мыслей переспелую, приторную мякоть прошлого и затвердевшие сгустки былых страхов. Она обрела новую легкость, ставшей ей крыльями и плавниками. В ней появились необычайная сила и мужество, ничто более не способно ее испугать.

Она просила прощения за то, что совсем недавно боялась жизни, не доверяла ей настолько, что чуть не выбросилась из неё. Теперь она готова принести клятву верности, вечной, непоколебимой, чтобы ни случилось.

- Ты необыкновенен, я слышу пульсирование жизни в каждой венке на твоей руке, - так она произносила клятву, поглаживая его жилистую, мускулистую руку от плеча до ладони и обратно. - Такое ощущение, что все вокруг нас сошлось в тебе одном. В твоём смехе – радость солнца и дикие крики птиц, а в твоём теле - сила морской волны. Когда ты на меня смотришь, вот так, как сейчас, когда улыбка твоя замирает, а потом мягко исчезает, то мерцание ночи в твоих чёрных глазах меня обжигает так, что я вся горю. Знаешь, я, действительно, могу сгореть. С тобой я на самом пике горы, возвышающейся над всем, что есть на свете.

- Мне никто и никогда не говорил таких слов. - А. чуть пригнул голову, подвинулся к ней вплотную и поцеловал ее.

Звезды приглушили свет, море затихло, птицы в кустах и кронах деревьев уснули. Мир застыл, а время остановилось, пока длился поцелуй ночи и вечности.

Ночь они провели на холодном песке. Не спали и признавались в любви друг к другу.

-  Обещай, что не посчитаешь меня сумасшедшей, - сказала она, лёжа на его плече и смотря прямо в проступающие в небо краски рассвета.

- Обещаю, - ответил он, а потом добавил, - хотя зачем это обещать? Ведь только таким сумасшедшим, как мы, открываются чудеса.

- Хорошо, - согласилась она. - Я вот что хочу тебе сказать и прошу, чтобы этого никогда не забывал. Договорились?

- Договорились, - засмеялся он.

- Не смейся, я серьёзно. Знаешь где-то в галерее вечности сегодня была нарисована картина, удивительной красоты. Знаешь, что на ней нарисовано?

- Что?

- Остров, рассвет, песок, а на нем лежим мы с тобой. Картину увидят миллионы людей, которые будут жить в будущем. Они будут ею восхищаться: надо же как нарисовано, все как будто по-настоящему, вот-вот оживет. И так, благодаря этой картине, мы с тобой, и наша сегодняшняя ночь, все мы будем жить всегда, даже когда нас не будет. И любовь наша вечна, хоть я и уеду через несколько дней, и мы уже никогда не увидимся.

А. был своего рода гидом-развлекателем. Каждый день после завтрака он увозил группу отдыхающих, включая её, и проводил с ними разные мероприятия. Водил их по узким улицам деревушек, где из маленьких обшарпанных домиков гостей-туристов приветствовали местные жители. Они бродили по рынкам, покупали фрукты и сувениры, в основном, деревянные статуэтки птиц и рыб. Гуляли по лесу, в глубине которого перед ними неожиданно открылся и, как сокровище, заблестел водопад.

Таинство в таинстве, думала она, сначала очаровательный остров, затем загадочный лес с его диковиной растительностью, а в нем ещё и манящий водопад, прикрывавший собою дальнейшую  череду таинств.

Хранить и приоткрывать таинства было поручено А.  Раз выбрали его, значит в нем кроется все сокровенное. В его небольшом, но крепком и гибком чёрном теле, в голосе, в котором она слышала кипучесть водопада, темнота ночи, мягкость и влага накрытого морской волной песка, и взрывная размашистость огромных овальных листьев на кустах.

Во второй половине дня А. учил их играть в пляжный волейбол, а вечером – танцевать. Она была одна, без напарника, и А. танцевал с ней.

Она старалась, как могла, но казалась себе неумелой и неуклюжей. А. ее подбадривал, говорил, что все получается.

Он кружил и вертел её безо всяких усилий, и она чувствовала себя как никогда легкой. Легкость была уже не упрямством, а самозабвением.

Иногда он ее отпускал, и ей казалось, что она взлетит. Но он ловил её и плотно прижимал к своему мускулистому телу. Они продолжали танец, не отрывая друг от друга глаз.

***

Приехал С., и танец резко прервался. Море, разделявшее в ее сознании совершенно разные миры, в обоих из которых она жила, свернуло волны в рулоны и откатилось с ними куда-то подальше.

Пыхтя, С. въехал в ее номер с двумя чемоданами. Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, но она отодвинулась от него.

- Ты не рада меня видеть? – раздраженно спросил С. – Я между прочим летел к тебе издалека.

            - Проходи, - указав пальцем на пустой угол рядом с балконом, она добавила: – Чемоданы можешь туда поставить. В ванной все есть: полотенце, шампунь и так далее. Пожалуйста, переодевайся, отдыхай. Хочешь, поспи, а то устал, наверное. А я пока прогуляюсь.

            - Прогуляюсь?! – недовольно воскликнул С. – Что, даже нормально меня не встретишь, не спросишь, как долетел?

            - Давай, ты отдохнешь сначала, придешь в себя с дороги, потом и поговорим, хорошо?

            И она вышла, скорее выбежала из номера.

Она бежала на пляж, чтобы запрыгнуть в картину, где она и А. встречали рассвет, и навсегда остаться в ней. Никто и ничто, ни одной блошке прошлого туда не удасться залететь. Сняла сланцы, бежала босиком, быстро, потому что если музыка, под которую она танцевала с А., закончится до того, как она добежит до пальмы, в картину ей не попасть.

Но отрезвляющий сознание факт, что в комнате ее ждал С., разъедал музыку так же быстро и нещадно, как магнитофон сжевывает кассетную пленку. В картину уже не запрыгнуть.

Она прогуливалась по пляжу. Со всех сторон в голову врезались вопросы, сухие, рассыпчатые, как песок под ногами. Виновата ли она перед C.? Есть ли за что перед ним оправдываться или просить прощения?

Остров был таким полярным, однозначным, в яркости и полноте красок солнца и моря, изящной резкости форм деревьев и птиц. А прошлое, которое С. привез в своих чемоданах, было двусмысленным и скользким.

Она была с ним и не с ним. Он когда-то грел ее душу, а потом повесил на нее непосильный и липкий груз, сбросить который у нее не получилось. Повисли они в неопределенности, как воздушный шарик, привязанный к лежащей на полу пластмассовой игрушке. Его тяжесть никак не может упасть, а ее легкость не может взлететь.

            Чувство вины пронизывало ее.

Откуда это чувство? Ведь она ему ничего не обещала, не давала надежд. Или все-таки давала? Ведь на картину в турагенстве они смотрели вместе и путевку покупали вместе. Надежду в нем она сама породила.

            Но неужели она должна была отвернуться от горящих глаз А., отвернуться от жизни тогда, когда та наконец решила впустить ее к себе?

            Она вернулась в номер, где на нее с криками набросился С.

Он так и не переоделся, был таким же помятым. Чемоданы не открыты. Его и без того взъерошенные волосы, казалось, встали на дыбы, а красные глаза наполнились слезами.

            Он тряс у нее перед носом телефоном, который она оставила на тумбочке. Показывал ей фотографии, где она обнимает и целует А. Сжимал ее за плечи, обливал грязными словами.

            Она – предательница, бессердечное животное, растерзавшее его сердце. Он готов был отдать ей свое будущее, всего себя, а она растоптала его чистую душу.

            Она несколько раз пыталась что-то сказать, но он не позволил перебить его многочасовую оскорбительную тираду, начисто стеревшую до этого мучившее ее чувство вины.

С. должен был водрузить всю свою тяжесть на пъедестал правды. На пъедестале его все услышат и увидят, посочувствуют, а она будет стоять у его ног, униженная, грязная и наказанная. Он – отомстившая за себя жертва, таким образом искупившая себя за свою слабость.

            Она еле стояла на ногах. Сильно болела голова.

            С. выпустил свой гнев и заявил, что видеть ее больше не хочет. Пусть не вздумает к нему возвращаться.

             Он взялся за чемоданы и сказал, что возвращается обратно. Ему противно находиться рядом с ней в одном месте.

            Она спросила, что, может, он хотя бы переночует в другом номере, надо же отдохнуть. Он ответил, что нечего притворяться, будто она заботится, и потребовал деньги на обратную дорогу. Он не собирается платить за дорогой билет. Она – виноватая, он – потерпевший, и так много заплативший, как своими страданиями, так и вкладом в турпутевку.

             Молча, она заплатила штраф, и С. покинул ее навсегда.

***

           Она проснулась от скрежетавшего звука открывающихся шасси. Похлопала сонными глазами и осмотрелась. Один из пассажиров протирал лицо освежающей салфеткой. Несколько женщин приводили в порядок макияж. Мужчина  неподалеку сидел спокойно и подтянуто, настраиваясь на посадку и взглядом прицеливаясь куда-то далеко, наверное, думая о том, что его ждет на следующем этапе после приземления.

Она  ненадолго остановила на нем свой взгляд. Что значит «следующий этап»? Этот вопрос всплыл в её голове размытыми, рассеянными контурами, как плохо очерченная фигура лесника, уходящего вглубь погружённого в  туман леса. Она подумала, что, скорее всего, человек сам дробит свою жизнь на «этапы», от слабости, неспособности охватить её разом и целиком и поспеть за её непрекращающимся течением. Любому пловцу рано или поздно нужна передышка и период осмысления или хотя бы расчета проплытой им дистанции. Вот тогда-то, наверное, и возникает искусственное дробление на части, этапы, фазы.

Она сбросила с себя плед и, запустив тонкие длинные пальцы в примятую копну кудряшек, немного помассировала голову, а затем распушила и, насколько возможно, выровняла прическу.

Нет, думала она, надо перестать кромсать себя на кусочки. Пока пловец созерцает над проделанным заплывом, он выпадает из течения, замирает, окунаясь в свои мысли, и уже не слышит дыхания жизни, которая, в отличие от пловца, не останавливается.

Шасси опустились на землю резко и сильно. Самолёт нёсся с сумасшедшей скоростью. Ей казалось, что он поднимался, а не садился, что её путешествие не заканчивалось, а только начиналось. Со сладостным страхом и возбуждением её ладони впились в ручки кресла. Она закрыла глаза и всеми силами старалась вобрать в себя скорость и силу этого правящего небесами белого гиганта. Вся мощь самолета по-настоящему ощущается только в эти короткие секунды после того, как шасси соприкасаются с землёй.

Как поймать это мгновенье, сделать его собою, так, чтобы оно стало биением её сердца, запахом её тела?

В эти секунды, когда самолёт несётся с невероятной скоростью, она по-настоящему ощущает свое бессилие, доставляющее ей высшее наслаждение. Пусть жизнь владеет ей и уносит её за собой туда, куда захочет. Но пусть только все прожитые мгновения живут в ней и вместе, и отдельно, так же, как танцоры, которые, сливаясь в едином танце, не прекращают исполнять свою отдельную партию.

Самолёт затормозил, она качнулась вперёд. По окнам прерывистыми вереницами бежали капли дождя. Скорость все замедлялась, капли крупнели и, отрываясь от вереницы, обретали индивидуальность и самостоятельность.

Ей хотелось запечатлеть в памяти метаморфозы форм и передвижений каждой из этих текучих горошин. Но это так сложно, всего лишь одно маленькое окошко с движущимися каплями дождя – и даже этой картинки она не способна охватить.