Проза

 

 

РОЗИ Да, выглядите вы неважно…

ОТЕЦ Что?

РОЗИ Я, наверное, отвлекла вас от ваших горестных размышлений… Что случилось на этот раз?

ОТЕЦ Она меня выгнала.

РОЗИ И правильно сделала… Вы приходите к ней в больницу с таким видом, как будто бы навешаете ее перед смертной казнью…

ОТЕЦ А есть какие-то сдвиги в ее лечении?

РОЗИ Какие-то есть… А, кстати, почему она выгнала на этот раз?

ОТЕЦ Потому что я ей глубоко противен, я ее раздражаю…

РОЗИ Но это понятно, меня вы раздражаете тоже… Она должна была найти повод…

ОТЕЦ Она с легкостью нашла повод… Она увидела у меня на шее черную полосу от веревки…

(Пауза)

(Рози внимательно осматривает его шею, даже слегка дотронулась пальцами).

РОЗИ Ну, это она переборщила. Лично я ничего такого не вижу! (смеется).

ОТЕЦ (пытается засмеяться следом)  Вы не представляете, какой она была раньше…

РОЗИ Веселая?

ОТЕЦ Да, она любила пошутить, могла разыграть… Она могла показаться, может быть, немного меланхоличной, но это оттого, что она много читала, а потом целыми днями обдумывала прочитанное… Ее комната находилась как раз напротив библиотеки. Я думал, что знаю о ней все, а, оказывается, ничего не знал…

РОЗИ И чего же вы не знали?

ОТЕЦ О том, что у нее своя жизнь, полная бурных и очень странных событий…

Три года назад ее нашли на Белорусском вокзале под руинами рухнувшего дома. Она чудом осталась жива… И я до сих пор не знаю, как она туда попала…

РОЗИ Может быть, она расскажет мне?

ОТЕЦ Нет, она вам не расскажет. Даже не пытайтесь!

РОЗИ И все-таки я попытаюсь, если вы не возражаете. Я ведущий врач-психиатр в больнице святой Катарины, а не обезумевший от горя отец.

ОТЕЦ Вы очень жестоки, Рози!

РОЗИ Да, я знаю… Зато у меня самые высокие результаты лечения. Кстати, ваша дочь, может быть, вам будет приятно, гораздо меньше жалуется на боли в затылке…

ОТЕЦ Зато в остальном она ничуть не переменилась. Она по-прежнему настаивает на своих безумных идеях…

РОЗИ Это на каких?

ОТЕЦ На том, что мы все мертвы. И что наша жизнь – это жизнь после смерти. Она говорит, что видит что-то такое…

РОЗИ Я бы назвала все это паронаидальными галлюцинациями, но она слишком умна, она играет с вами, а вы идете у нее на поводу. Только вот не знаю, зачем вам обоим это надо.

ОТЕЦ Вера мне сказала, – у вас погиб брат… Она так переживала…

РОЗИ Ну что вы, что вы! У меня никогда не было брата! Просто мне нужно было хоть как-то ее «пробить», переключить на другие эмоции…

ОТЕЦ Зачем вы все это делаете? Она и так уже «пробита» со всех сторон. Вы очень жестоки.

РОЗИ (холодно) Вы, вообще, хотите, чтобы ваша дочь выздоровела? Или вы хотите сидеть здесь и ныть о том, как хорошо было раньше? Сколько раз вам говорить: я не очень жестока. У меня своя метода. Я вступаю с пациентами в игру – поединок, которую тщательно контролирую. И я прошу вас не вмешиваться, а просто довериться мне, если хотите добиться хоть какого-то результата! Зачем вы сказали ей, что ей будут насильно делать уколы?

ОТЕЦ Я не знал, что сказать…

РОЗИ Когда вы не знаете, что сказать, то лучше промолчите, иначе могут быть необратимые последствия.

(Подходит к окну).

Как вы можете сидеть в этой темной комнате? Она же как склеп!

(Пытается открыть окно. Отдирает бумагу).

ОТЕЦ Не надо!

РОЗИ Еще как надо! Или ваша дочка права, и вам по душе эта просторная могила? Здесь прохладно, темно, вот только червей не хватает… Или нет, черви тоже при вас, – это ваши мысли. Они изъели вас в труху.

(Наконец ей удалось отодрать бумагу. Лучи света проникают в комнату. Отец щурится, закрывает лицо руками, как человек, отвыкший от дневного света. )

ОТЕЦ Отойдите от окна. Рози…

ОТЕЦ Это почему?

ОТЕЦ Последнее время вы стали слишком много себе позволять.

РОЗИ Вот как? А вы смените лечащего врача…

ОТЕЦ Да, я серьезно раздумываю над этим… Вы очень раздражаете Веру…

РОЗИ И вас тоже, да?

ОТЕЦ И меня… Этим вашим «особенным методом» ведущего лечащего врача…

РОЗИ По-вашему было бы лучше, если бы ее закармливали таблетками и обкалывали уколами по три раза на день, тогда бы она соглашалась со всем, была бы покорной, как домашние кролики, которых, когда они достаточно ожиреют, забивают на жаркое любящие хозяева…

ОТЕЦ Знаете, когда я смотрю на вас, слушаю, то что вы говорите, я иногда думаю, что так было бы лучше…

РОЗИ А вы, вообще, хотите, чтобы ваша дочь выздоровела? Или вам важнее выяснить отношения со мной?

(пауза)

Я все понимаю: вы ненавидите меня, потому что отождествляете меня с болезнью вашей дочери, вы считаете, что я плохо ее лечу, поэтому она уже два года с лишним торчит в больнице… А я вас люблю, потому что вы – моя удача. Я вылечу вашу дочь, если вы, конечно, не будете слишком мешать.

ОТЕЦ А я вам мешаю?

РОЗИ  Да, и очень сильно… Вы слишком хотите, чтобы все вокруг было таким, как вам удобно, как вам хочется, включая вашу дочь. Но ведь этот мир придумали не вы, правда? Поэтому он далеко, невсегда соответствует вашим желаниям. И довольно глупо стараться переделать его под себя, лучше быть гибким, лучше подстроиться самому…

ОТЕЦ Вы думаете, что поняли меня?

РОЗИ Какая разница, что я думаю. Важен результат, а не ваша вражда со мной. Дело в том, что вы все время воюете со мной, а я с вами – нет. Когда же до вас дойдет, наконец, что мне нужен сообщник, а не противник?

ОТЕЦ Хорошо, я готов сообщничать с вами..

РОЗИ Вы каждый раз так говорите, и всегда все портите в последний момент. Зачем, вы сказали ей про уколы? Только мне удалось продвинуться на шаг, как вы сейчас же отбросили меня на два…

ОТЕЦ Ну хорошо, я готов подчиниться вам (Рози делает шаг к окну). Не смейте!

РОЗИ (смеется) Так вы готовы или нет? (пауза. Рози внимательно вглядывается в него). А вы что, действительно, пытались повеситься и девочка все видела?

ОТЕЦ Вот это-то меня и пугает. Я не пробовал повеситься никогда. Если бы я хотел, я бы это сделал, и мне бы никто не помешал. Но я ничего не делал, клянусь! Я только думал об этом, когда мне угрожали в Москве. Но она, моя маленькая дочь, читала мои мысли, как книгу из старенького шкафа из библиотеки напротив ее комнаты. Стоило мне только подумать об этом, как она начинала волноваться. Она вбегала ко мне в кабинет, усаживалась ко мне на колени, обнимала меня и говорила: «Папочка, я тебя никому не отдам. Я лучше сама умру вместо тебя!» И сегодня, когда она меня выгнала, я подумал, что она вспомнила прошлое…

РОЗИ (холодно) И что вы почувствовали?

ОТЕЦ Мне стало страшно и одновременно – сладко… Я был почти счастлив, когда от нее уходил. Тогда было страшное время, опасное, почти смертельное для меня, но никогда мы не были так близки…

РОЗИ А вы такой… весьма и весьма – самонаслажденец. Готовились к смерти, сводили с ума собственную дочь, и чем больше она страдала из-за вас, тем большее удовольствие вы получали…

ОТЕЦ Да. Я виноват…

РОЗИ Вы непросто виноваты. Вы чудовищно виноваты. И ведь признайтесь, вам нравится, что она сей час в больнице и вы почти каждый день навещаете ее с ее любимыми бисквитами? Молчите, да? Значит, я права…Но неужели вы никогда не хотели изменить собственную жизнь?

ОТЕЦ (тихо) Хотел бы… если это возможно…

(Рози рывком распахивает окно. В комнату врывается яркий свет, от которого закрывается отец, а Рози замирает пораженная).

РОЗИ Какой поразительный сад у вас за окном, а я даже не знала, что вы выращиваете такие красивые цветы! Только они увядают…

ОТЕЦ Это не я. Это дочь выращивала, а я вот совершенно перестал за ними следить…

РОЗИ Из-за того, что они увядают, кажется, что у вас в саду – осень, а ведь сейчас середина июля… Жара…

(Порыв ветра вносит в окно сухие листья и несколько сложенных пополам листьев бумаги).

А это что?

ОТЕЦ А это я пытался изменить собственную жизнь и немного покопался в прошлом. Наверное, это письма. Их должно быть три. Ровно трех писем я не досчитался, когда складывал бумаги назад, в китайскую шкатулку. Я думал, они лежат где-нибудь на полу. Упали под шкаф.  Их должно быть три, Рози… Пожалуйста, принесите их…

РОЗИ Здесь их только два… (Незаметно кладет одно из писем в карман) А что это за письма?

ОТЕЦ Это совершенно вас не касается.

РОЗИ По-человечески, меня это совершенно не касается, но мне нужна полная история болезни. Проще говоря, я хочу знать все.

ОТЕЦ А вы довольно циничны, Рози, в свои 22 года.

РОЗИ Мне тридцать два, просто я хорошо выгляжу, вот и ввела вас в заблуждение. А что касается моего цинизма, еще раз повторяю: пусть лучше вас интересует результат… Вы действительно хотите, чтобы ваша дочь выздоровела?

ОТЕЦ Какой яркий свет! (удивленно) Вы знаете, я совершенно отвык от дневного света…

 

 

 

 

ВЕРА А что ты меня разбудил?

НИКИ А что ты спишь? Сейчас разгар дня.

ВЕРА Ты только что мне приснился, только не помню, как.

НИКИ Если ты меня клеишь, то я другой.

ВЕРА Если ты другой, то почему ты в моей постели?

НИКИ Хороший вопрос! Постель нужна для того, чтобы спать. Она у тебя достаточно широкая, а я тебя никак не стеснил…

ВЕРА Все это очень странно…

НИКИ Что? То, что я в твоей постели?

ВЕРА Да, и это тоже… Ведь ты же не хотел со мной общаться.

НИКИ Я передумал… Все-таки с кем-то нужно общаться хоть иногда, вот я и вспомнил о тебе…

ВЕРА Как твой затылок?

НИКИ Болит… Но, как видишь, пока живой… А как твой затылок?

(Оба засмеялись)

ВЕРА Ты так смеешься, как будто бы спрашиваешь больше, чем ты спрашиваешь…

НИКИ Ты точно так же отвечаешь. Мы понимаем друг друга.

ВЕРА Или думаем, что понимаем. (тревожно) Слушай, а как ты вошел? Здесь же охранник на охраннике…

НИКИ Совершенно свободно…

ВЕРА Ты что, сказал, что ты ко мне?

НИКИ А меня никто не спросил… Здесь никого не было кроме двух монахинь. Они подвязывали розовые кусты. Они даже не посмотрели на меня.

ВЕРА Этого не может быть. Они не пускают никого!

НИКИ Но я-то прошел…

ВЕРА Ты, действительно мне снился. Какая-то комната на вокзале. И то ли поезда, то ли электрички…

НИКИ А я и сейчас тебе снюсь…

ВЕРА Все понятно. Пошел вон! Тебя прислал мой папаша.

НИКИ (встает) Меня никто не присылал. Просто мне было некуда пойти, а ты сказала мне адрес, вот я и решил…

ВЕРА Я не верю тебе…

НИКИ Не верь… По большому счету мне безразлично… Я просто хотел немного отлежаться и с кем-нибудь поговорить. Но с тобой не поговоришь, ты в своих кошмарах… Ты, наверное, действительно сумасшедшая… Не зря же тебя здесь держат.

ВЕРА Лично я считаю, что зря…

НИКИ Все психи так считают… (Порывается уйти, но роняет папку с рисунками, и они рассыпаются).

ВЕРА (смеется) И даже этот трюк я прекрасно знаю! Прикинуться смертельно обиженным, так, чтобы обидчикам стало неудобно, и вместо того, чтобы уйти, раскидать свои бумажки по комнате, чтобы тебя пожалели и оставили.

НИКИ Ты слишком умная для сумасшедшей.

ВЕРА Я умная сумасшедшая…

НИКИ (Собирает рисунки) Только мне действительно ничего от тебя не надо. Мне некуда было пойти, вот я и решил тебя навестить.

ВЕРА Ну, хорошо, пока ты собираешь свое барахло, мы еще немного поговорим. Я сейчас заплачу от жалости. Почему тебе некуда пойти? Мне есть куда пойти, – в мою психушку.

НИКИ Я живу не один, а вместе с тем типом, с которым ты застала меня в туалете… А теперь представь, что мы встретились снова.

ВЕРА А почему ты с ним живешь?

НИКИ Жил… Он убедил меня к нему переехать, а у меня тогда кончились деньги, ну, ты понимаешь! Мне нужно забрать оттуда свои рисунки…

ВЕРА Может быть, тебе лучше их ему подарить?

НИКИ Это невозможно… Я итак подарил ему слишком много… Ну, я пошел. Пока…

ВЕРА Да ладно уж, останься! Я все равно тут одна. Пока одна…

НИКИ Слушай, у тебя пожрать что-нибудь есть?

ВЕРА Поднос на подоконнике под салфеткой. Медсестра оставила с утра…

НИКИ (принимается есть) Ого, неплохо тебя здесь кормят.

ВЕРА Да, мне тоже нравится… Только это все отравлено.

НИКИ Смешно, но я не ел со вчерашнего утра, поэтому меня не остановишь.

ВЕРА Мне что-то добавляют в еду. Я чувствую. Папаша с медсестрой. Поэтому не удивляйся, если забудешь свое имя или заснешь в неподходящий момент, когда пойдешь за своими рисунками.

НИКИ Послушай, можно я лягу? Мне необходимо поспать хотя бы час.

ВЕРА Ложись. (Ники раздевается. Вера смеется). Может быть, у нас что-нибудь получится?

НИКИ У нас ничего не получится.

ВЕРА А то, может быть, попробуем? Мне, например, всегда хотелось. А тебе?

НИКИ Мне никогда не хотелось женщин. Нет ничего ужаснее бабы в постели.

ВЕРА Ты знаешь, теперь я тебе верю. Вряд ли мой папаша стал бы тебя подсылать. Ты еще более сумасшедший, чем я.

НИКИ Извини, но мне правда все равно. Мне нужно выспаться. Можно я лягу?

ВЕРА … Да… (Ники ложится рядом с ней) Ты знаешь, однажды в Москве я загадала три желания, хотя можно было загадать только одно, но я так много отдала за них, что думала, – они все исполнятся… Но ты спишь, Ники? Ты не слышишь? Ты лежишь рядом со мной, а мне как-то не по себе, я бы дотронулась до тебя, но ты сказал, что нельзя, и мне страшно… Ни одно из этих желаний не сбылось…

НИКИ Прости, я не могу сейчас. Мне нужно заснуть. Но ты все равно говори…

ВЕРА Первое желание было самым простым: я хотела переспать с одним мальчиком из школы, но когда он прикоснулся ко мне, мне стало не по себе. У нас ничего не получилось. Я представила, как он разденется, как подойдет ко мне… в общем, это было ужасно. Второе желание было несбыточным: мне хотелось, чтобы у меня был брат, а у меня, его не было никогда, и третье желание, Ники, касалось моего отца. Ники, ты спишь, да? Молчишь, значит, – спишь. Ты знаешь, я ведь никогда ни с кем вот так не лежала, как сейчас с тобой. Ники, почему ты спишь? Видишь, я даже имя твое не забыла… Ты сейчас похож на куклу-мальчика, с которой я спала по ночам. Ники, проснись, а? Ты лежишь со мной рядом и не слышишь меня. Наверное, то же сама чувствуют любовники, которых бросили… Я так боялась за своего отца, если бы ты знал! Однажды я проснулась и поняла: его должны убить, и во дворе перед домом скулили собаки, подтверждая мою догадку.

НИКИ (садится в кровати) Прошу тебя, дай мне заснуть! Ты пробиваешь меня своими словами. Ты не даешь мне спать, ты просто убиваешь меня!

ВЕРА Спи. Хочешь, я буду молчать? Но ты сам молчишь, значит заснул. Так вот, – собаки выли, я бы выла вместе с ними, но мне было страшно. Среди ночи я подбежала к окну. Потому что несколько раз свет фар прорезал воздух комнаты насквозь и упирался в стену. Я знала, что приехали «Они», потому что я их ждала, об этом мне сказали собаки во дворе. Но это были не «они», это сосед из дома напротив приехал с гостями с ночной гулянки. «Они» приехали только наутро. Я все видела, а отец думал, что я не вижу: в его кабинете была еще одна маленькая комнатка – ниша, – там не было ничего, кроме небольшого столика для чаепитий; вот мы и спрятались там с Билли и Неженкой, – догом и доберманом. «Они» раскрыли дверь ногой, а он сидел. Он не поднялся им навстречу. Он сидел и курил, хотя он почти никогда не курил. Ты слышишь, Ники? Нет? Да тебе и не нужно это слышать. Я знала, что он боится, но он пытался их обмануть. Он предложил им кофе и сигарет, они засмеялись и сказали, что это первое предупреждение, и что во второй раз они возьмут сами ровно столько, сколько им нужно. Они повторили – «это только первое предупреждение. Оно не страшное. Оно как дружеская беседа», и что у отца еще есть время. Он должен им денег, и они добрые, они дают ему время их достать… Ники, зачем ты положил голову мне на колени? Ведь ты же сам сказал, что ты другой. (Смеется) А я ведь даже не твоя сестра, и это – не сказка на ночь, перед сном! Ники, ты спишь, как маленький. Ты совсем по-детски спишь, Ники. Так доверяться другому просто нельзя. Ники, нельзя быть таким доверчивым. Ты же ничего обо мне не знаешь!

НИКИ (сквозь сон) Что?

ВЕРА Да ладно тебе, спи дальше. Если хочешь, я замолчу.

НИКИ (засыпая) Да нет, ты говори, говори…

ВЕРА Отец сказал, что ничего им не должен. Они засмеялись. У них было другое мнение. Они вышли во двор; мы с собаками видели через окно. Отец поставил для меня во дворе кукольный домик рядом с качелями, и я посадила несколько кукол, среди них было две фарфоровых. Они выстрелили по куклам, куклы разлетелись. Они снова сказали, что это первое предупреждение. Собаки хотели завыть, но я им запретила. «Мы повоем ночью», – сказала я. Они согласились… Все последующие дни отец ничего не говорил мне, только курил… А мы с собаками видели почти явно, как среди ночи он входит в кабинет, поднимается на стул, а потом прыгает с него и повисает над полом, и его ноги какое-то время смешно подпрыгивают, как у кукол-марионеток, которых продают на станции; поэтому по вечерам я садилась к нему на колени, и Билли с Неженкой ложились у наших ног, – так мы стерегли отца. Потом я засыпала, и он переносил меня в постель. Ники, ты что, плачешь во сне? Тебе что-то снится? Мы встречались с тобой во сне. Ты слышишь, Ники? Во сне мы ходим с тобой одними тропами… Если бы мы могли договориться, мы был встречались с тобой хоть каждый день, каждую ночь, извини!

НИКИ (сквозь сон) Вера, помоги мне. Мне страшно, Вера-Изабель. Дай мне выспаться!

ВЕРА Откуда ты знаешь мое второе имя? Где ты его подслушал? Не смей называть меня так, я его ненавижу…

НИКИ (просыпается) Что ты ноешь все время? Что ты там бормочешь? Мне нужно выспаться!

ВЕРА Да так, ерунда! Рассказываю о себе.

НИКИ Да ладно, бормочи, бормочи! Мне даже приятно…

ВЕРА А зачем ты обнял меня?

НИКИ А тебе не нравится, да?

ВЕРА Да нет, но как-то странно…

НИКИ А ты заметила, что в жизни интересно только то, что странно? А все остальное не представляет ценности…

ВЕРА Это так на тебя мои таблетки подействовали? Их добавляют в еду…

НИКИ А что – не плохо. Бошка не болит… Все ж лучше, чем умереть.

ВЕРА Кому как! Но почему все-таки ты меня обнял?

НИКИ Мне так удобно.

ВЕРА А мне нет…

НИКИ Ну, ничего, – потерпи… (засыпает)

ВЕРА Однажды рабочие привезли шифер, чтобы покрыть крышу нашего особняка. Мы с собаками смотрели из окна маленькой чайной комнаты, мы любила там прятаться! Как они ходят по нашему саду. Он вдруг стал таким маленьким, а их было так много. Он был слишком тесным для них, он не хотел их вмещать… Уже наступила осень. «они» со своими угрозами несколько раз приезжали на машинах с раннего утра, как будто бы хотели обмануть нас с собаками. Отец им отдал какие-то деньги, но я-то знала, что они приедут еще. Правда, по куклам они больше не стреляли. Я бы спала в комнате отца, прямо в его постели, чтобы его караулить, но он никогда не разрешал мне. «Ничего, – сказала я собакам, – спите у его дверей. И если он шевельнется как-нибудь не так, сразу же зовите меня». Билли лаял, а Неженка лизал мне руки… Один из рабочих, он был старше моего оцта раза в два, он засмеялся прямо ему в лицо и спросил: «Зачем вы купили этот шифер?» Отец тогда был очень уязвим, и все, даже этот человек, мгновенно чувствовали его слабость. «Я заплатил вам, – сказал отец, – поэтому делайте свое дело и как можно быстрее…» – «Вы все так говорите. – продолжал смеяться рабочий, – вы, наверное, бывший инженер или разбогатевший библиотекарь, но это не мое дело… И дело совсем не в деньгах…» – «Тогда в чем?» – тихо спросил отец, и я понимала, что он сейчас закричит. «Дело в том, что это дорогой итальянский шифер, как вы говорите «крутой», но он не предназначен для русской зимы…» Отец оглядел его с ног до головы, – так смотрят на вещь, прежде, чем ее купить. «Я что, заплатил вам мало денег? – спросил он. – Вы хотите еще?» – «Дело не в деньгах», – устало повторил рабочий. Отец не дослушал его и пошел в дом… Через неделю снова приехали «они», и отец снова отдал им деньги. Они коротко сказали: «Это второе предупреждение», и что к следующему разу он должен отдать всю сумму. Один из них сделал шаг к чайной комнате и уже хотел открыть дверь, мы там сидели с собаками под столом; но другие позвали его. Тогда я решила сыграть в игру «загадай желание». У нас говорили о ней в школе, но так, неявно, между прочим…

               Я нашла этого побирушку на станции. Он украл пакет молока из коммерческого ларька. Он пил молоко, и оно стекало по подбородку. Увидев меня, он отбросил пакет в сторону: «Ты ко мне, да?» – «Да», – сказала я. «Ну что ж, пойдем, поиграем». Когда мы бежали, у него из кармана выпала сломанная машинка с одним колесом и выбитой дверцей…

(Входит мальчик-бродяжка).

МАЛЬЧИК Что же ты меня бросила, а?

ВЕРА Когда? Я не помню.

МАЛЬЧИК Зато я помню… Обещала и бросила, что же ты так?

ВЕРА Но, когда, скажи? (вдруг заплакала) Ты только скажи мне, маленький…

МАЛЬЧИК (подходит к кровати) А вы совсем неплохо здесь лежите. За брата и сестру вас не примешь, это точно…

ВЕРА Но ведь ты же сам знаешь, какой он… Ведь ты же сам все про него знаешь!

МАЛЬЧИК Он так тебя обнял, посмотри…

ВЕРА Я просто рассказываю ему…

МАЛЬЧИК Это бесполезно… Он все равно ничего не помнит.

ВЕРА Это почему?

МАЛЬЧИК (смеется) Потому что ты не помнишь своих снов… Так и будешь ходить по кругу, цепляясь за смутные обрывки. Но мне-то что? Мое дело сторона. Мне бы только покурить. Все бы отдал за пачку сигарет, пусть даже початую…

(Вытряхивает из кармана штанов Ники несколько сигарет. Уходит).

ВЕРА (плачет) Куда ты, маленький? Не оставляй меня, а то я тут совсем одна… К Новому году и Рождеству отец неожиданно подарил мне все, что я хотела, – это были часы, французские джинсы с косыми молниями, – и еще какая-то чушь… Но оба мы ждали одного и того же, только не обсуждали между собой… Однажды среди ночи завыли собаки. Я тут же все поняла… Я вбежала в спальню отца, а он спокойно спал, он даже не услышал меня. Я приказала собакам молчать, и они замолчали, но только на время… Ники, ты хоть сейчас проснись, слышишь?

НИКИ (во сне) Нет… не могу…

ВЕРА Ники, мне было так страшно одной. Ну, конечно, спи. Зачем тебе слышать такое? Потому что собаки под утро стали лаять во все свои железные глотки, мне казалось, что бьют молотом по железным воротам; ну, а потом, Ники, спи, не слушай меня, – потом раздались выстрелы. Один, второй, третий… Я насчитала пять, потом еще пять… А потом я вошла в комнату отца, а там все продолжали стрелять, только я не понимала, где. « А мужик-то был прав, – сказал отец. Он стоял у окна и смотрел в сад, и даже не обернулся, когда я вошла. – Мороз-то тридцать градусов… Шифер лопается. А за него я отдал почти столько же сколько этим подонкам, чтобы его привезли из Италии. Запомни, Вера, итальяшки – страшное ворье, впарят тебе все, что угодно». Вот и все, Ники, а ты так ничего и не услышал. Лежал, обнимал меня. Отпусти руки. Я устала. Я выдохлась, Ники! Можно я лягу рядом? Я хочу спать…

 

 

 

 

 

ПЕРВАЯ СТАРУХА Лови мяч, Мирьям.

МАРИЯ Нет, Ракель меня опередила.

ПЕРВАЯ СТАРУХА Ну, что же ты, Мирьям. Как же так?

ВТОРАЯ СТАРУХА Ракель, кидай мне! Скорее!

ТРЕТЬЯ СТАРУХА (Ракель) Сейчас очередь Гертруды. Надо по-честному…

МАРИЯ Ладно, хватит играть. Сейчас принесут арбуз.

ПЕРВАЯ СТАРУХА (Гертруда) Мария, лови мячик!

(Мяч вылетает за калитку, в которую сейчас, в несуществующем саду старух, превратилось окно).

Что же ты, Мирьям, Мирья ! Опять не поймала.

(Старухи смеются. Мирьям бежит к калитке за мячом, но не успевает, навстречу ей идут два охранника из «Толпы одиноких», Вольфганг и Гербхард. У Гербхарда в руках мяч. С их одежды течет вода. Вольфганг слегка приволакивает ногу и опирается на плечо товарища).

ПЕРВЫЙ ОХРАННИК Мария! Вот уж не ожидал тебя… (Второй охранник толкает его в бок) Простите, мадам, это ваш мяч?

МАРИЯ (надменно) Да… (Берет мяч из рук Второго охранника, Гербхарда.)

ПЕРВЫЙ ОХРАННИК Я все понимаю, мадам, мы зашли на чужую территорию, мы вторглись в частные владения, что говорить!

МАРИЯ Да, это так…

ПЕРВЫЙ ОХРАННИК Мы не хотели ничего дурного, мадам, мы просто шли по дороге с моим другом и увидели, что катится мяч. Я сказал моему другу: «Ты видишь этот мяч?», на что мой друг ответил: «Да, вижу, он катится…» Тогда я снова сказал моему другу… (Второй охранник снова толкает его).

ВТОРОЙ ОХРАННИК Послушайте, Мирьям, мы в затруднительном положении…

ПЕРВЫЙ Да мы просто вляпались по уши!

ВТОРОЙ ОХРАННИК Мы почти ничего не хотим…

ПЕРВЫЙ Да нет же! Мы хотим, хотим…

ВТОРОЙ Да помолчи ты, Вольфганг!

ПЕРВЫЙ Нет, это ты помолчи, Гербхард!

МАРИЯ (холодно) Так я не понимаю, что вы хотите?

ПЕРВЫЙ Нам бы по чашке кофе и посидеть где-нибудь в тени…

ВТОРОЙ Да хоть воды налейте нам холодной, из-под крана…

МАРИЯ Да, пожалуйста, заходите!

ПЕРВЫЙ С нами такое случилось, такое!…

МАРИЯ Мне совершенно безразлично…

ПЕРВЫЙ Как, безразлично?

МАРИЯ А вот так…

ВТОРОЙ Тогда почему вы нас приняли?

МАРИЯ Но ведь кто-то должен был вас принять.

ПЕРВЫЙ Послушай, Мирьям, неужели ты нас не помнишь?

МАРИЯ (удивленно) Нет… Идите в дом, там прохладно.

ПЕРВЫЙ Почему ты не хочешь узнать, что с нами случилось? Я никогда не поверю, что ты нас не помнишь.

ВТОРОЙ Да и я, честно говоря, тоже… «Толпа одиноких», Мирьям, подумай! «Толпа одиноких»…

МАРИЯ Я не знаю вас… Вас, неверное где-то избили, но я совершенно не хочу знать, где и кто. (смеется) Вдруг я окажусь на стороне ваших обидчиков? Гретруда, Ракель, сварите кофе и принесите сливовый пирог, а если осталось жаркое от обеда, то сначала принесите его… А это – Элена. Она постели для вас кровати на второй этаже… Пожалуйста. идите в дом.

ВТОРАЯ СТАРУХА (Элена) (кокетливо) А я думала – это пришли мальчики-продавцы из магазина и принесли фрукты и арбуз, который мы заказывали с утра.

(Старухи смеются)

ПЕРВЫЙ ОХРАННИК (пораженно) Но почему, Мирьям?

МАРИЯ Но ведь кто-то должен все это делать.

(В течение всей сцены смеркается. Сумерки переходят в ночь).