Проза

 

 

 

МУЖЧИНА, ВЛАДЕЛЕЦ «ТОЛПЫ ОДИНОКИХ» Лучше ничего не иметь, чем иметь все. Лучше не иметь чувств, вообще, чем иметь смятенные чувства. Я знаю, разговоры затянулись и на все объяснения у меня только пять строк. Но я уложусь, наверное… Я не знаю, что меня так проняло, он сам, или его спесивые рисунки с претензией на гениальность. Короткостриженный, он сидел в парке, прямо на асфальте, подогнув колени, как египетские статуэтки. Он все прекрасно знал про себя. Я понял это по напряжению его лопаток под тонкой рубашечкой. Он рисовал мелками на асфальте, так откровенно, как будто бы дразнил собой весь этот окружающий его мир… Меня? И меня, наверное, тоже, хотя он тогда не знал обо мне. Он рисовал низверженных греческих богов, которым ничего не оставалось после прихода Христа, как погрузиться в тартар. Они были чудовищны и прекрасны как запрет… Все стены наших комнат завешены его рисунками. Я знаю, он придет за ними, за своими снами и моей явью. Мне безразлично, что будет со мной, что происходит со мной сейчас, но я не могу без него, он стал моей жизнью, моим пороком. Он придет за своими рисунками, а застанет меня. Я жду тебя, Ники, иди ко мне, мальчик мой, я не могу без тебя…

 

 

 

 

 

МИРЬЯМ Хорошо купаться до наступления зноя. С утра мы всегда так купались в Монтевидео. Или ночью. Мне нравились ночные пляжи, за то, что там не было никого, или почти никого. Два-три человека и мы. Можно было купаться голыми, лежать на песке, потом снова входить в воду. Можно было плакать в открытую. Все равно никто не видел…

(Через калитку входят Ники и Вера).

ВЕРА Осторожно, не поскользнись, здесь трава мокрая после дождя.

НИКИ (сквозь сон) Что?... А что, был дождь?

СТАРУХА (закурила в ванной) Да нет, какой там дождь… Вот уже месяц ни дождинки не капнуло. Это с утра поливали из шланга… Я поливала… Я рано встаю. Ну-ка, поближе подойдите! Вы зачем пришли? Еще ближе, чтобы мне вас рассмотреть! А где же тритий?

ВЕРА Нет, нас только двое.

НИКИ Лично я – один…

ВЕРА Тогда я тоже одна.

СТАРУХА Какие вы оба спесивые. Но один и один – все равно будет два. А где же тритий? Я не понимаю, куда он делся?

НИКИ Нет, нас только двое.

СТАРУХА Ну вот и ты сознался, что вас двое, а поначалу… (смеется) Как только ты сознался, я поняла, что ошиблась. Я хотела спросить, куда ты дел брата-близнеца?

НИКИ У меня никогда не было брата-близнеца, и даже сестры у меня тоже не было никогда…

СТАРУХА (Вере) Так значит ты – не его сестра?

ВЕРА Не знаю. Наверное, нет.

СТАРУХА Вы так говорите, как будто бы спите на ходу. Это раздражает… Нет, те из Монтевидео говорили совсем иначе и по-испански. А вы – каркаете по-немецки, как меня утомил этот язык! Их было трое, Девушка и два брата-близнеца. Они приходили ночью на пляж точно так же, как и мы. Издалека я приняла вас за них и удивилась, – где же тритий? Иногда они приносили маленький, темно-голубой мяч, выходили из воды, обсыхали и кидали его друг другу. Иногда они приносили с собой будильник и сдвигали вместе три лежака, за которые нужно было платить с десяти часов утра, а после шести они становились бесплатными. Они набрасывали на них полотенце и засыпали на берегу, а с утра их поднимал будильник. Девушка всегда ложилась между близнецами. И они тут же засыпали, и все, и никакой грязи. Это походило на танец, потому что среди ночи девушка просыпалась, подходила к воде и кого-то звала. Иногда она плакала. Тогда просыпался кто-нибудь из близнецов. Утешал ее и отводил обратно. Им не было до нас никакого дела, а нам – до них. У счастья много разновидностей, и это было счастьем разочарованных, и мы, и они в то время были одинаково счастливы, потому что счастье разочарованных – это покой…

(Голос из дома: «Ты зовешь меня, Мирьям?» На террасу выходит Писатель).

 

ПИСАТЕЛЬ Что, кто-то пришел?

СТАРУХА Посмотри сам!

ПИСАТЕЛЬ Я думал – это король, а это непонятно кто…

ВЕРА Извините, что вас беспокоим, но дело в том, что окна моей психушки, как раз выходили в ваш сад…

ПИСАТЕЛЬ Это еще не повод для того, чтобы спуститься.

ВЕРА Но нам так хотелось в сад!

НИКИ Мы бы все отдали за сад!

ПИСАТЕЛЬ Ну и что, нашли, что искали? И все ли вы отдали за сад?

НИКИ Да, пока что нет…

(пауза)

СТАРУХА Я была равнодушна к книгам, а он читал их целыми днями напролет. Особенно он любил одну русскую книгу про преступление. Он говорил…

ПИСАТЕЛЬ Какая разница, что я говорил? Зачем ты их пустила?

СТАРУХА Ты говорил, что преступление не вынашиваешь в себе, а совершаешь внезапно. Неумышленно. Раз и переступаешь какую-то границу. И все. И назад пути нет… А их я не пускала. Нет. Они сами вошли… Мне не нужны были книги. В то время мне достаточно было самой себя, счастья разочарованных и своих собственных чувств… А сейчас – отойдите в сторону. Я хочу включить душ.

(Включает душ).

ПИСАТЕЛЬ Мария, я весь мокрый!

СТАРУХА Ну и что? Я же сказала: «Отойди».

ВЕРА Как же так, придет король, а вы в таком виде?

ПИСАТЕЛЬ Мне безразлично, что вы смеетесь. Я не люблю, когда ко мне приходят.

НИКИ Мы заметили.

(пауза. Вера всматривается в Писателя. Писатель, привыкший к славе, позволяет ей себя разглядывать).

ВЕРА (Писателю)Я помню вас.

ПИСАТЕЛЬ (холодно) На свете очень много людей, которые меня помнят… Иногда мне кажется – слишком много.

НИКИ Хорошо… Тогда она вас не помнит, а уж я – тем более. Последнее время я не помню ничего, даже как меня зовут… Ну, что так лучше?

ПИСАТЕЛЬ Мне безразлично, просто я не люблю, когда из моего дома делают проходной двор.

ВЕРА Извините его… То есть, нас обоих. Дело в том, что у Ники пробита голова, вот я и таскаю его за собой повсюду. Как-то страшно оставлять его одного.

(Из дома выходят охранники «Толпы одиноких», Вольфганг и Гербхард. Оба в ослепительно белых одеждах. Видимо за ночь, Первому, Вольфгангу, стало хуже, поэтому Второй, Гербхард, поддерживает его, как ребенка, которого учат ходить).

ПЕРВЫЙ Ты знаешь, Гербхард, я больше не могу. Я сейчас упаду…

ВТОРОЙ Ступай, вот сюда, Вольфганг, осторожнее… А теперь – вот сюда,- потому что, если ты упадешь, мы не сможем идти дальше.

ПЕРВЫЙ Я все понимаю, Гербхард, но я действительно больше не могу…

ВТОРОЙ Хорошо, Вольфганг, падай! Но знай – наш путь окончен…

(Гербхард отпускает Вольфганга, тот стоит один, качается, хватается руками за воздух, но не падает. Его качания продолжаются довольно долго. Все присутствующие молча наблюдают за ним).

СТАРУХА (Писателю, лежа в ванной) Извини, Хуан-Карлос, совсем забыла тебе сказать – у нас еще одни гости…

ПИСАТЕЛЬ (холодно) Ничего, дорогая, я уже давно привык узнавать все самым последним в своем собственном доме… И давно они у нас… гостят?

СТАРУХА Нет, не очень. Они пришли вчера вечером, когда ты перепечатывал роман на машинке… Мы с девушками пустили их. Ну ты же знаешь их, особенно Гертруду с Эленой, они всегда любили молодых людей.

ПИСАТЕЛЬ И надолго они к нам?

СТАРУХА (затягивается сигаретой) Как сказать?

(Неожиданно Первый, Вольфганг, раскачиваясь, заметил Ники).

ПЕРВЫЙ Эй, послушай!

НИКИ Я?

ПЕРВЫЙ Ну да, ты… Ты спишь прямо на ходу. Ты хоть обопрись обо что-нибудь и подремли…

НИКИ Да, это правда. Мне нужно выспаться.

ПЕРВЫЙ Вот-вот, здесь превосходное место для того, чтобы отоспаться. Так и тянет остаться здесь навсегда… Но если ты знаешь, куда тебе нужно прийти… мой тебе совет – не оставайся…

ВТОРОЙ Послушай меня, Вольфганг, ты падаешь, или мы идем дальше?

ПЕРВЫЙ Конечно, идем,  Гербхард, какие могут быть разговоры? Только позволь, я о тебя обопрусь, а то я ведь сам не дойду. Ты же знаешь…

ВТОРОЙ Хорошо… Я буду тебя вести, а ты будешь рассказывать мне, что ты видишь. Что ты видишь, Вольфганг?

ПЕРВЫЙ Я? Что я вижу? Как рассказать тебе, что видел Орфей, когда…

ВТОРОЙ Когда умер?

ПЕРВЫЙ Нигде не сказано, что Орфей умер. Орфей оказался по ту сторону жизни…

ВТОРОЙ (напряженно) Так что ты видишь?

ПЕРВЫЙ А что видел он? Он видел грани миров… Все стало прозрачным, Гербхард, и я вижу, как под одной оболочкой находится другая, менее явная, может быть, но более значительная. Множество миров существуют в одну секунду времени и почти сразу же гаснут, им на смену приходят другие. И кто мы такие, Гербхард, чтобы ходить по мирам, а ведь мы ходим…

ВТОРОЙ (неожиданно ясно – Старухе) Извините его, он перекурил.

СТАРУХА Да нет, ничего, я еще и не такое видела!

ПЕРВЫЙ Мирьям, почему ты не помнишь нас? Я же был всегда, можно сказать, тайно влюблен в этой страшной «Толпе одиноких». Я всегда восхищался, Мирьям, особенно, когда ты…

СТАРУХА (холодно) Не понимаю, о чем вы?

ВТОРОЙ (толкает Первого) Заткнись, а?

ПЕРВЫЙ Молчу, молчу… (неожиданно ясно – Ники) Только ты не говори, что не помнишь нас. Не так давно мы не пустили тебя забрать то, что принадлежало только тебе… Но тогда мы сами себе не принадлежали. Прости, а?

НИКИ (удивленно) Прощаю…

СТАРУХА Прошу вас, выбросите окурки из пепельницы, когда будете уходить.

ПЕРВЫЙ Да, конечно, Мирьям.

(Охранники берут пепельницу с подставки перед ванной и уходят. Старухи, одна за другой, появляются из недр дома и машут им вслед: «Прощайте, прощайте…»)

ПИСАТЕЛЬ (презрительно) Прощаются так, как будто бы провожают короля!

СТАРУХА (смеется) Согласись, Хуан-Карлос, что хотя ты и был раздражен, тебе все-таки было приятно, что он пришел.

ПИСАТЕЛЬ Что ты можешь знать, Мария? Возможно, для человека, который решил застрелиться, мне было приятно…

(пауза)

НИКИ Знаешь, Вера, лучше бы я спал или стал полным идиотом, и мне было бы все равно, я бы стоял как греческая колонна из храма Аполлона, на меня можно было бы облокотиться… Я не могу выслушивать этот старческий бред про королей. Я, наверное, очень сильно ударился головой, мне тяжело…

ВЕРА Да, Ники, лучше бы ты действительно спал. Тогда тебя было бы не слышно хотя бы. Дело в том, что все это правда…

СТАРУХА (смеется) Неужели в это так трудно поверить? Мы сами до сих пор верим с трудом. Он все ждет, что король придет снова. Но и в сказках и наяву короли приходят только один раз. Когда я вошла, они уже разговаривали, и он раздраженно сказал мне: «Мария, пришел король, хоть бы ты чаю поставила что ли…» Я подумала, что он смеется и пошла ставить чай, но на этот раз он не смеялся.

ПИСАТЕЛЬ Да, мне было не до смеха… Я думал о преступлении всю ночь и к утру решил застрелиться. И тут пришел он, очень молодой, с румянцем как у призывника, – во всю щеку. Я подумал, что это разносчик пиццы как всегда ошибся калиткой, или почтальон вымогает чаевые. Я сказал, что чаевых не будет, а он сказал, что поставил мотоцикл у ворот. Не помешает ли он соседям? Я повторил ему про чаевые и уже собрался подняться в дом, но он остановил меня: «Я – король…» Я обернулся, чтобы получше рассмотреть. Такой дерзкий, смеющийся мальчишка стоит и щурится от солнца. Я мог бы в два счета его прогнать, но я почему-то ему поверил…

(Пока Писатель говорит, через калитку входит Король и становится за его спиной. Писатель оборачивается).

(Пауза)

КОРОЛЬ Я – король.

ПИСАТЕЛЬ Это что – новое прозвище для разносчика пиццы?

КОРОЛЬ Скорее это приставка перед именем и одновременно – работа.

ПИСАТЕЛЬ Пожалуй, чересчур рассудительно для разносчика пиццы. Наверное, вы и вправду – король… Я стоял на несколько ступеней выше и получалось, что он едва доходил мне до груди. Он смеялся там, внизу, упоенный своей юностью и собственным великодушием, у него не было при себе никаких доказательств того, что он король, но достаточно было хоть раз взглянуть на него, и они становились ненужны…

КОРОЛЬ Мы ждали вас вчера весь вечер, – я и еще несколько человек. Для нас было бы большой честью, если бы вы пришли и получили то, что принадлежит вам по праву…

ПИСАТЕЛЬ По праву мне принадлежат только пистолет и пуля, так и не дошедшая до моего виска… Но он снова засмеялся. Ему нравилась игра Король и Писатель. Он просто не расслышал. Он мог слышать только себя…

КОРОЛЬ На утро я решил, что если один Хуан-Карлос не может прийти и получить премию Сервантеса за лучший роман, то второму Хуану-Карлосу ничего не стоит ее принести.

ПИСАТЕЛЬ Что ж, вы как раз вовремя. Если бы вы хоть немного задержались, вы бы меня уже не застали… Знаете, писатели никогда не застают королей, но случается, что и короли иногда не застают писателей.

КОРОЛЬ Знаю…

ПИСАТЕЛЬ Вот как? В этой раз – чересчур рассудительно для короля. Я думал, вы начнете возражать… А что вы думаете про преступление?

КОРОЛЬ На преступление способные все. Оно медленно вынашивается, как злачное семя, а потом – прорастает или гибнет на корню, лучше, когда оно гибнет на корню.

ПИСАТЕЛЬ Нет, преступление мгновенно. Оно бьет как молния, так что ничего не успеваешь понять. Заносишь ногу, чтобы сделать шаг, и ты твердо уверен в себе, ты пока еще все про себя знаешь, а потом – раз! И шаг сделан, и ты уже совсем другой… новый человек. Перед преступлением все равны – и короли, и народ…

КОРОЛЬ Как бы там ни было, а вы, писатели, выше нас, королей. Вам кажется, что мы владеем всем, а у вас нет ничего, и у вас действительно ничего нет кроме вечности. Вы, писатели, владеете вечностью, а мы, короли, остаемся в вечности только потому, что вы о нас написали. Мы зависим от вас, а вы не зависите ни от кого. Потому я и пришел сюда…

ПИСАТЕЛЬ Чтобы я написал о вас?

КОРОЛЬ Чтобы сказать то, что я сказал…

ПИСАТЕЛЬ И он улыбнулся так, как улыбается разумный школьник, когда учитель удивляется его ответу.

КОРОЛЬ Я поставил мотоцикл у соседнего дома, сразу же, напротив их калитки. Просто это было единственное возможное для него места. У них такая маленькая калитка, им теперь не войти и не выйти. Не хочу, чтобы у вас из-за меня были неприятности.

(Король, слегка кивнув на прощенье, уходит).

ВЕРА С тех пор вы его ждете?

ПИСАТЕЛЬ Кого?

ВЕРА Короля.

ПИСАТЕЛЬ И да, и нет… Но я постоянно напряжен. Я жду, что он снова приедет на своем мотоцикле и отвлечет меня от чего-то жизненно важного.

ВЕРА Мой отец точно также ждал писем от вас, и сам писал вам долгое время уже после того, как вы перестали отвечать… Ну что, вспомнили?

ПИСАТЕЛЬ Да, сейчас я попытаюсь вспомнить… А что он мне писал?

ВЕРА (смеется) Он никогда мне не говорил. Я думала, может быть, вы знаете.

НИКИ Послушай, Вера-Изабель, давай уйдем, а? Мне нужно лечь. У меня невыносимо болит затылок.

ВЕРА Не называй меня Вера-Изабель. Никогда… Ты слышишь?

ПИСАТЕЛЬ Я вспомнил… Я все вспомнил. Очень давно один русский из Москвы, кажется, он был инженер, присылал мне письма по-испански. Это был очень странный язык. Я прекрасно понимал смысл, но перечитывая слова, в которые закрадывались ошибки иностранца – неправильно употребленный артикль или спряжение, я видел второй смысл, более глубокий, который он, может быть, и не вкладывал. Он писал, что его русская жена дала дочке второе имя, – Изабель, в честь бабушки или прабабушки, жившей в Эльзасе. Если бы не это второе имя – Изабель, – я бы так никогда его не вспомнил.

НИКИ Вера, мне больно. Прошу тебя!

ВЕРА Подожди!

ПИСАТЕЛЬ И вроде бы никаких явных причин отвечать русскому тоскующему сумасшедшему, у меня не было… Но тоска… Наша тоска была одного порядка, она связала нас как двух братьев-близнецов, вот я и написал… Я кое-что ему должен… Когда вы увидитесь снова?

ВЕРА Надеюсь, что никогда!

ПИСАТЕЛЬ Так говорят все повзрослевшие дочери… Так вот, когда вы все-таки увидитесь, я смогу отдать ему долг… Когда я разговаривал с королем, одну руку я спрятал за спину, потому что держал пистолет. И когда он ушел, мне уже никто не мешал, а я вот почему-то не застрелился. Я хотел понять, почему, и стал писать в разные точки мира. Я забыл передать твоему отцу одну старую технику умирания, ее прислал мне один русский, живший на Тибете.

НИКИ (смеется) Если ты сейчас меня не удержишь Вера, я упаду. У меня кружится голова.

ВЕРА Ты же спал на ходу, Ники, что же ты сейчас просыпаешься?

НИКИ (тихо) Мне больно…

ПИСАТЕЛЬ Для того, чтобы правильно умереть, нужно сосредоточиться на затылке до боли, иногда даже выступает кровь, и тогда смерть или уходит, или человек оказывается в нужном месте, там, куда он рассчитывал попасть. Не могла бы ты все это передать своему отцу, потому что я не успел… Я умер…

(Мгновенно все исчезает. Вера и Ники остаются одни).

НИКИ (тихо) Мы спим?

ВЕРА (тихо) Я не знаю…

 

 

 

 

 

РОЗИ (резко) На, почитай… (подает ей письмо из китайской шкатулки отца).

ВЕРА А где мой завтрак?

РОЗИ Потом будешь есть, сначала почитай!

ВЕРА Что это?

РОЗИ Это письмо от твоей матери…

ВЕРА Но у меня нет матери…

РОЗИ Этого я не знаю. Я не смогла ее найти, но она у тебя была. Она написала тебе сразу, как ты только родилась.

ВЕРА Это что, шоковая терапия?

РОЗИ Можно сказать и так.

ВЕРА (читает письмо) «Купать лицо в лучах тепла. Подаваясь ему навстречу, путаясь в собственных волосах. Так тянутся только к тем, кого любят больше всего…» Я, все поняла, Рози, ты решила меня посмешить!

РОЗИ (холодно) Не уверенна… Я не читаю по-русски.

ВЕРА (читает) «Маленькая девочка. Кого ты любишь больше всего?»

(Из лифта выходит мать Веры, садится на подоконник. За ее спиной – лето).

МАТЬ Маленькая девочка, кого ты любишь больше всего?

(Вера тут же по-детски садится на пол у ее ног и перекатывает мячик, которым они обе когда-то играли и, которым, возможно, играли близнецы в Монтевидео.)

ВЕРА Маму и этот свет…

МАТЬ Маленькая девочка, чего ты хочешь?

ВЕРА Чтобы так было всегда!

МАТЬ Я куплю тебе все игрушки, какие ты только захочешь, я куплю тебе самые красивые наряды, которые ты выберешь сама. Мы поедем – куда ты скажешь, – хочешь к морю, а хочешь – в лес? Или, может быть, ты хочешь гулять в саду, или кататься с горки зимой в нашем маленьком дворике? Ты никогда не будешь делать уроки, если не захочешь сама. Если хочешь, можешь рисовать прутиком на песке, и пусть вода смывает изображение; или красками в воздухе. Или лепи пластилин теплыми пальчиками. Будем вместе рассматривать, что получилось…

Я так вас всех люблю.

Пожалуйста. разрешите мне вернуться к вам.

Пожалуйста, разрешите мне вернуться.

Ведь кроме вас мне больше ничего не нужно.

Совсем ничего.

Бог явился ко мне в вашем образе, а если бы не вы, я бы так о Нем, ничего и не знала…

Только, пожалуйста, позвольте мне…

(Мать уходит. Вера по-прежнему сидит на полу, катает мячик).

ВЕРА … Наша Таня громко плачет… А ведь ты совсем не та, Рози, за кого себя выдаешь.

РОЗИ Ну и что? Посмотри, сколько времени мы потратили на то, чтобы выяснить за кого себя выдаешь ты. И все впустую. Никто не знает, какие мы настоящие…

 

 

 

Комната Ники, завешенная рисунками, как когда-то подъезд на Белорусской. Ники и владелец «Толпы одиноких» дерутся. Он пытается выбросить Ники из окна, Ники пытается удержаться.

МУЖЧИНА Не ожидал, да, Ники? Шел за рисунками, а встретил меня? Неужели ты настолько глуп? Неужели ты думал, что меня здесь не будет? Или тебе так хотелось получить рисунки назад?

НИКИ Они мои…

МУЖЧИНА Они твои, Ники, а ты – мой! Ты цепляешься за рисунки, а я цепляюсь за тебя, и так мы все вместе сплелись в клубок, как Лаокоон, и никак не можем распасться…

НИКИ Отпусти меня!

МУЖЧИНА Это ты отпусти меня, Ники. Я больше не могу! Куда бы я не пошел, я сразу же вижу тебя. Стоит мне сделать шаг, – и это не ты, а кто-то похожий…

НИКИ Что ты делаешь?

МУЖЧИНА А ты напрасно сопротивляешься. Лучше тебе лежать там, внизу… Говорят это не больно. Всего мгновение – и ты внизу, и больше никаких проблем, никаких мучений. И потом, – подумай сам, как подорожают твои рисунки…

НИКИ Ты сумасшедший!

МУЖЧИНА Да, я сумасшедший. Ну и что? Я болен тобой, Ники! Говорю тебе еще раз – ты напрасно сопротивляешься. Через две минуты этой комнаты не будет, она  взлетит на воздух вместе с этими рисунками на стенах, ну, и со мной… Подумай, что лучше – взлететь на воздух или лежать внизу, на асфальте?

НИКИ Прошу тебя, отпусти!

МУЖЧИНА Тебе страшно?

НИКИ Да…

МУЖЧИНА Ничего, мне страшнее. Гораздо страшнее убивать, чем  умирать самому. Тебе приходилось убивать? Вот и мне нет… Ну, ничего! Скоро мы с тобой увидимся снова. Ты встретишь меня с папочкой детских рисунков у ворот ада? Встретишь, ладно? Чтобы я один там не потерялся…

(Вбегает Вера)

ВЕРА Ники!

(Мужчина выталкивает Ники из окна).

Я все видела! Вы убили его!

МУЖЧИНА Ну и что?

ВЕРА Ники! Но он мой…

МУЖЧИНА Нет, девочка, он мой и больше ничей, точно также, как эти рисунки.

ВЕРА Вы убили его.

МУЖЧИНА Беги отсюда, пока я добрый. Через две минуты все взлетит. Мне бы не хотелось убить за одно и тебя. Ты не нужна мне.

ВЕРА А мне все равно…

МУЖЧИНА Нет, что ты, умирать страшно!

ВЕРА Это вам страшно, потому что ничего хорошего вас не ждет…

МУЖЧИНА Ты не нужна мне в дальнейшей истории.

ВЕРА Тише, дяденька, не плачь. Я тебе не врач… Вы тоже мне не нужны…

МУЖЧИНА Это ты?

ВЕРА Нет, это группа «Ундервуд», ее иногда играют в вашем клубе. Наверное, больше не будут… Да не дрожите вы так! Что, в первый раз умираем?

МУЖЧИНА Я – в первый, и надеюсь, что в последний…А как ты поняла, что нужно придти?

ВЕРА Мне приснились мои собаки – доберман Билли и дог Неженка. Они выли. Они всегда воют в таких случаях… И вот, сейчас мы с вами взлетим. Интересно, как там наверху?

МУЖЧИНА (в ужасе) Где выход? Я еще успею спастись… Где он?

ВЕРА А может лучше не надо? Может лучше на затылке сосредоточиться так, чтобы выступила кровь. Ники, наверное, лежит сейчас на асфальте. Разбил вдребезги башку, и из затылка вытекла кровь. Пустите, я посмотрю! (Подходит к окну. Мужчина распахивает дверь лифта, впрыгивает в кабину).

ВЕРА Как жалко, что у меня никогда не было брата…

      (Грохот падения лифта. Взрыв. Темнота. На сцене появляются двое охранников из «Толпы одиноких» с поисковыми фонариками).

ПЕРВЫЙ Ну и работка у нас с тобой, Гербхард!

ВТОРОЙ Опять куда-то забрели.

ПЕРВЫЙ Знать бы еще – куда! Ну, что, ты нашел их?

ВТОРОЙ Какое там – нашел! В такой темноте их только и искать.

ПЕРВЫЙ Нас предупреждали.

ВТОРОЙ Ну и что, что предупреждали! Это ты говорил: «Работать, работать!», а я говорил: «Луна и дорога…»

ПЕРВЫЙ Я нашел их, Гербхард, иди сюда! Вот они оба лежат, девчонка и мальчишка, помнишь, тот, которого мы не пускали на дискотеку?

ВТОРОЙ Это тот что ли, который все свои рисунки пытался забрать? Дрянь были рисунки, не к чему было из-за них так убиваться!

ПЕРВЫЙ  Да, трупы таскать – работенка-то не из лучших, ты только глянь, – вроде худые – кожа да кости, а такие тяжелые, что с места не сдвинешь… Ну-ка помоги мне, давай, тащи, тащи их… Ну!

(Перетаскивает за ноги тела Ники и Веры на середину сцены).

ВТОРОЙ Ты только посмотри на них, Вольфганг, у них не затылки, а сплошная кровища. Это же надо так! (Зажигает фонарик).

ПЕРВЫЙ Да что тут смотреть! Нормальные, мертвые затылки.

ВТОРОЙ Слушай, Вольфганг, последний раз говорю: «Пойдем в дальнобойщики».

ПЕРВЫЙ Сейчас, Гербхард, закончим работу и пойдем.

(Охранники разрывают декорацию, когда-то изображавшую окно. В разрыв вливается свет и сначала неясно, а потом, все отчетливее показываются очертания сада. Охранники сдирают декорации до тех пор, пока сад не покажется полностью).

ПЕРВЫЙ Ну, что, Гербхард, Луна и дорога?

ВТОРОЙ Ну, наконец-то…

(уходят)

 

 

 

 

МАТЬ ВЕРЫ Ну вот, наконец-то все закончилось, и, кажется, хорошо… Я так испугалась, когда поезд тряхнуло. Лучше бы мы летели самолетом. Я думала, что поездом безопаснее, а безопаснее оказалось самолетом… Но теперь все закончено. Счастливый конец никогда не бывает без испытаний… Вера, Ники, вставайте. Боже мой. Ники, ты весь перемазался в собственной крови. Надо же так удариться головой! Здесь где-то должен быть ручей. Вы хотя бы умоетесь оба, смоете кровь. В таком виде оставаться просто нельзя. Давай, Ники, вставай, ты старший, буди сестру!

(Первой просыпается Вера).

ВЕРА Мама, где мы?

МАТЬ А ты сама не видишь?

ВЕРА (удивленно) Сад?.. Мама, что это с Ники, он весь в крови?

МАТЬ Ты что, ничего не помнишь?

ВЕРА Нет, ничего… Мы куда-то ехали. А Ники, почему в крови?

МАТЬ Он сейчас проснется. Ты же знаешь, как он любит спать.

ВЕРА Что с нами случилось?

МАТЬ (терпеливо) Вспоминай! Мы ехали на поезде из Москвы в Берлин, – ты, я и Ники. Ты давно хотела посмотреть Берлин. Ты говорила: «Что же я зря, учу немецкий?» Но по дороге случилась авария, – что-то на путях, я не знаю, что… Вы оба упали с полок, и оба разбили затылки в кровь. Я испугалась сначала, но потом подошли санитары, и сказали, что раны не опасны, а потом на носилках перенесли вас сюда…

ВЕРА В сад!

МАТЬ Пока там будут ремонтировать поезд, мы можем отдохнуть здесь, в саду…

ВЕРА А здесь нельзя остаться?

(просыпается Ники)

НИКИ Как же голова болит!

МАТЬ Скоро пройдет. Боли больше не будет.

НИКИ Мама, смотри, Вера вся в крови. Она что, разбила голову?

МАТЬ Ники, боли больше не будет.

ВЕРА И мы останемся здесь, в саду?

МАТЬ Ну, конечно… Нас же отправили в сад…

(пауза)

ВЕРА Ники! У тебя есть мелочь?

НИКИ Ну, есть, а что?

ВЕРА Ты дашь мне хоть немного?

НИКИ Конечно, нет… А зачем тебе?

ВЕРА Просто я кое-что обещала.

МАТЬ (удивлённо) Кому? Ведь ты же ничего не помнишь!

ВЕРА (смеется) Я всегда помню все…

(Пауза. Гомон птиц. Входит мальчик-ловец. Он весь преобразился. От прошлого бродяжки ничего не осталось.)

МАЛЬЧИК Вы не купите у меня свистульки?

НИКИ Они что, настоящие?

МАЛЬЧИК Их только что вылепили из глины и раскрасили.

(Ники вынимает несколько монет и подает их мальчику. Мальчик вручает каждому по глиняному воробью)

Ну что, посвистим? (Расставляет вокруг себя птичью стаю). Ведь сад теперь открыт для всех!

(Слышны свист и птичий гомон).