Проза

В США 43-летний житель Техаса Сирилло Кастилло получил два срока в тюрьме за секс с кобылой по прозвищу Надя, которая принадлежала его соседу. Как сообщает The Huffington Post, год назад Кастилло арестовали после того, как он изнасиловал кобылу. Суд признал его виновным в жестоком обращении с животными, и мужчину бросили за решетку на год. Однако после выхода на волю, Кастилло не забыл про Надю и наведался к ней. "Свидание" после годовой разлуки снова закончилось незаконным сексом. Сирилло не знал, что сосед установил в загоне Нади камеру видеонаблюдения. Съемка снова попала в руки полиции, и Кастилло вернулся еще на год за решетку. "Этот парень абсолютно спокойный и безопасный. Единственный его недостаток - это любовь к кобыле", - пояснил шериф Лупе Тревиньо. Кастилло не первый, кто занялся сексом с лошадью своего соседа. Напомним, что в августе в США мужчина занялся сексом с лошадью, чтобы зачать кентавра.

- У меня как-то тема была, - Петручио не спеша отхлебнул из кружки, и я уже не мог прятать улыбку, предвкушая его откровения, - Общался недолго, правда, с бабой одной. Страшненькая такая, как я и люблю, только гонора много. Кристиной зовут. После она в Москву переехала, а сейчас, слышал, в Штатах живет. Ну вот, звонит как-то мне, говорит – приходи. Только я, говорит, с подругой, возьми кого-нибудь еще, понял? Ну, я позвал Васю, автослесаря. Тот при деньгах - купили Амаретто, шампанское. Подруга ничего оказалась, как звать – не помню, но симпатичная, хотя по мне – чересчур. Землячка Кристины. Ну, посидели, потрахались – Вася с подругой, я с Кристиной, нормально все. Утром Вася свалил по делам, Кристина пошла на работу – в салон красоты, а мы с подругой этой остались. А той еще с вечера названивал ее сожитель-бандюган, он не то барыг крышевал, не то шлюх. Эта подруга с трудом у него отпросилась, чтоб у Кристины на ночь остаться. Тот все пытал – вдвоем, не вдвоем?.. а что делать будете? И утром опять – что делаете, когда – домой? Та говорит – сейчас соберусь и приеду. И тут вдруг минут через десять звонок в дверь. Эта подходит к глазку, и я по лицу понимаю – трындец. Это он... А в прихожей для польт шкаф стоял, и она мне такая – давай туда! Я было рыпнулся, а потом сообразил – да ну на, и шкаф маленький, да и чего мне прятаться - я ведь эту подругу не драл, я к Кристине пришел. Пошел я обратно в комнату к телевизору. Там мультики какие-то шли, типа про кота Леопольда, а меня колбасит, трясет всего, понял, на лбу пот выступил, будто триллер какой-то смотрю или ужасы. Она открывает. Заходит такой Вова.. «Одна?» - и раз на кухню, а потом херак – к шкафу, тому самому. Дверцу открыл, посмотрел. И в комнату. «Оп-ля, а это кто у нас?». Заходит бритый кабан, понял, да? Я такой ему: «П-п-петя». «И херли ты делаешь здесь, Петя?». Сам – убийца, писец, боксер бывший, а голос - детский, пропитый такой - пищит как комар. Эта такая сзади подскакивает: «Да он просто…». Тот разворачивается – херак ей пощечину: «Не тебя, сука, спрашивал». Ну, думаю, вот же влип ни за хрен.. «К Кристине пришел, - говорю, - постригаться». «А сама она где?». «За ножницами на работу пошла». Вова набирает ее. «Приехал к тебе за своей, - говорит, - А тут Петя какой-то сидит. Что за хер?». И хорошо, та сообразила, говорит: «А это ко мне. Постригаться». Тот своей - «Давай, дуй в машину!», а мне детским своим голоском – «Сиди пока здесь, позже вернусь, разберемся – что ты за Петя…». Ну я не стал дожидаться – тоже свалил побыстрей.    

За угловым вип-столиком на красных диванчиках вялилась пара не первой свежести представителей неувядающего российского шоу-биза.

- Да дался тебе это кризис, - утешал дряблого разнюнившегося компаньона суетливый постоянно шмыгающий носом обладатель анархистского вида растительности на худом, потрепанном химией и жизнью лице, - А у кого его нет, например? Если есть творчество – должен быть кризис. Да ты на старом материале можешь еще лет пятьсот угорать, например. Ты же в топе! Вы же любимая группа папы! А папа с нами, считай, навсегда..

- Да в том-то и дело, что нет! – в пьяном тоне прилежно выбритого и постриженного кабанчика взмывали вверх истеричные ноты.

- Да ты что говоришь!? – заерзал косматый, нервно оглядываясь по сторонам, - Окстись, например! – к его облегчению ближайшие столики пустовали, - Он всех нас пересидит, помяни мое слово, - добавил он полушепотом. 

 - Да я не о том! – плаксиво взвизгнул кабанчик, - Мы.. мы уже не любимая группа! Понял ты теперь или нет?

- Вы не в фаворе у папы? – как-то не к месту повеселел «анархист» и подкрутил правый ус, -  Не знал, например. И кто же теперь у нас самый моднейший?

- Ляпс, - выхаркнул имя кабанчик, едва не отрыгнув только что отведанной фуагрой обратно в тарелку, - Ляпс, - прокашлявшись, повторил он, - Хитрожопый Григорий, мать его так.

- Ну, - развел руками косматый, - Ты, Колян, знаешь не хуже меня законы этого бизнеса.  Чтобы просто держать свое место, нужно все время карабкаться вверх, например. Я ведь тоже, ты знаешь, в эту мэрскую чехарду не от радости влез.. Или, думаешь, мне тупо по кайфу этот весь избирательский чад, колесить по стране и везде гнать пургу как слабоумный паяц, например? А что делать? Сиднем на нашем Парнасе долго не просидишь. Крутись. Или канешь в бозе. Тут же спихнет тебя в бездну какая-нибудь старая башкирская лесбиянка. И будешь дичайше отплясывать по сельским ДК, например.   

- Да не боюсь я твоих этих ДК-а-а, - снова мощно рыгнул Колян, на этот раз выстрелив из глотки чем-то изысканным в направлении хлебной корзины, - Кризис у меня.. творческий, понимаешь? Не пишется ничего... Думаешь, я уже сдох? Как творец? А? Ну давай – говори!.. Молчишь.. А ведь хочется, знаешь, что-нибудь еще написать.. Чтобы помнили.. Чтобы потомки.. потом.. вспоминали: вот были Глинка, Пахмутова, Росторганов...

- Я понял, старик, что тебе нужно, - снова взбодрился косматый, - Новые впечатления. Съезди в горячую точку, развейся. В Африку, например. И дико там угори. А лучше к пингвинам на северный полюс. Моднейшая, в общем-то, тема сейчас… 

- Ладно, хрен с ним, колись, что за тема?- чуть подался вперед Гном, выпучив покрасневшие глаза, и лицо его приняло предельно серьезное в данном состоянии выражение.

- А тема такая, - Слон быстро выстрелил взглядом в сторону сидевшей неподалеку троицы студентов-переростков и снизил тон до заговорщицкого…

- Давай, давай.. Не валяй дурака, Америка, эх, - напевая, втискивал в такси капризно упиравшегося кабанчика анархист, - Давай, Колюня, ноги свои забирай, например. Вот так..

Алкоголь с летним зноем сделали свое дело, и брутальный солист некогда популярного коллектива был уже «ни бе, ни ме, ни кукареку». Наконец анархист сумел запихнуть мясистого коллегу на заднее сиденье целиком, где тот тотчас завалился на бок, обретя горизонтальное положение.

- Не наблюёт? – смерил хмурым взглядом тревожного пассажира водитель такси.

- Да что ты, отец! – замахал руками косматый, - Не видишь сам разве, какого артиста повезешь! Дико круто тебе повезло, например. А ты – «наблюёт»…  

Слон, выйдя из бара, натянул на выбритый череп старую кепку с пандой, накинул поверху капюшон и поежился от зимней прохлады. Рядом с ним, опустив подбородок в плотно застегнутый ворот, вразвалочку шел задумчивый Гном. Снежинки, подсвеченные фонарями, плавно спускались с небес на невидимых нитях, словно кто-то набрасывал сеть на бредущих сквозь ночь припозднившихся граждан. Друзья удалялись от бара, но их голоса, поднимаясь на крыльях эмоций, порой доносились отдельными фразами:

- Да это неважно! Какой, нах, хохол? По отцу разве что. Кто ты по крови – никого не дерет, главное – с кем ты. А украинец ты, русский, жид или хач – дело сугубо личное…

Я сидел и с блаженной улыбкой внимал, как Петручио бесстрастным тоном продолжал лирический экскурс в былое, уже не зная – верить ему или нет. Я видел, как Рыжий в который уж раз, открыв рот, подняв брови и прикрыв ладонью лицо, качал головой, сопровождая такой пантомимой эпизоды рассказа друга.

Весенние лучи жалили нас сквозь окно, и что-то созвучное зрело внутри, рожденное, а скорей – пробужденное принятым смс: «Привет) Буду в Питере завтра. Можно у тебя остановиться на несколько дней? Н.» Что-то опять вселялось в меня, это было приятно и стремно. С каким-то обреченным весельем я вдруг ясно увидел, словно со стороны, как нечто, вроде бы надежно погребенное в вечной мерзлоте забвения, начинает оттаивать, оживать, распускаться, наполняться соками, крепнуть, набирать значение, вес, шириться и разрастаться во мне подобно свинье, откармливаемой на убой.

(Продолжение следует)