Проза

- Светочка, мы ужасно рады, что вас нашли. Вы нас буквально спасли! – лепетала мать семейства. Ее супруг только что вернулся с улицы за очередным чемоданом.

- Да, Светлана. Так и есть. Вы уж присмотрите за ней. По-семейному. Вот половина отплаты, остальное получите, когда вернемся. – Он вручил сиделке конверт, и все семейство, подхватив лыжи и покрикивая на детей, упорхнуло на альпийские склоны.

- Удачи вам! – донеслось из уходящего вниз лифта.

Света осталась одна в чужой квартире присматривать, а заодно и составить компанию полумаразматической старушке. Она прошла к дальней комнате, где жила Елена Кузьминична, и полная чувства ответственности тихонько заглянула. Старушка покойно дремала, ее очки чуть сползли на правую щеку. Света побрела на кухню поставить чайник. По периметру окна весело метались огоньки гирлянды, на улице, наконец, пошел снег, и разлапистые хлопья тихо таяли в не успевших еще замерзнуть черных гладких лужах. Она приоткрыла конверт и пересчитала деньги. Все верно и совсем недурно. Можно сказать, ей повезло, что она терпеть не может новогодние праздники. И в то время, когда все выбрасывают огромные суммы денег на, как водится, дурацкие подарки, она напротив может подзаработать. Она купит себе новый телефон, а может возьмет путевку на море или, скажем, в Италию, а там и встретит кого-нибудь, наконец.

Тихо гудел холодильник, его дыханье ни на секунду не собьется при бое курантов, утверждая устойчивость этого мира, не смотря на еще одну перекинутую цифру. Открыв и закрыв несколько створок кухонного шкафа,  Света нашла чашку и коробку с чаем. Она очень аккуратно насыпала заварку, и поставила коробочку на место. Так люди делают только в чужом доме. Интересно, а хозяева установили здесь камеры? Света подумала так и решила, что наверняка. Пуская чужого человека на две недели в свой дом, она бы тоже так сделала.

Света лежала на пестром и не очень удобном диване, перебирала гладкие страницы журнала. Под низким столиком их хранилась целая кипа. Она даже была готова убедить себя в том, что это не такая уж и плохая работа, тем более, что старушка не лежачая. Тут за дверью раздались шипящие шаги сопротивляющихся движенью ног. Света чуть не спрятала заученным со школы движением журнал за спину, когда появилась Елена Кузминична. Странно, что она вызвала этот рефлекторный жест, возможно, в ней было что-то от учительниц старой закалки.

- Вот вы где, Светочка… - выговорила старушка своим большим сухим ртом. Ее вылинявшие от лет глаза пристально уставились на свою сиделку, точно она была ожидаемой жертвой. И Елена Кузьминична очень внимательно выслушала Светин ответ. 

- Ну конечно, я здесь. Вы спали и я не стала вас будить. Вы голодны? Подогреть ужин?

- Только, если все будут.

Кто все? Ваш сын с женой уехал. Вы забыли?

- А, действительно. Я уснула и все позабыла.

Света открыла холодильник, чтобы достать кастрюлю с супом. Холод и яркий свет, вырвавшиеся оттуда вселяли странный оптимизм. На дверце вытянулась по-военному дежурная бутылка шампанского, которую оставили им с Еленой Кузьминичной на праздник. Что ж шампанское Света любила.

Суп был и правда паршивый.

Наступила новогодняя ночь. Уговорить Елену Кузьминичну встретить ее в гостиной не удалось. Поэтому Свете пришлось сидеть до часу ночи в ее почему-то очень холодной и пахнущей подгнившими овощами комнате. Сама старушка хотя и куталась в халат поверх одежды, говорила, что здесь ей не холоднее, чем везде. Они смотрели бесконечные цветастые телевизионные представления, отснятые, как обычно, минимум за месяц до праздника. А Елена Кузьминична отзывалась на каждое появление артиста на экране так, словно они могли ее слышать и учесть все ее пожелания. На некоторых она чуть ли не кричала, в адрес другим она твердила ободряющее «да-да». И было ясно, насколько ей привычен такой диалог. В назначенный час Света открыла шампанское, наполнила два бокала, и вставила один из них в смуглую и цепкую руку своей подопечной. Старушка жадно сделала глоток и пена зашипела на ее губах. На телефон Свете пришло несколько поздравлений от подруг. В одном из них ее звали приехать за город, но она отказалась от этого приглашения еще неделю назад. Ей правда, обещали, что там будет несколько новых или давно забытых ребят, встреча с которыми пошла бы на пользу ее одиночеству. Она дважды пыталась прозвониться родителям. Это удалось ей только на третий раз, что было очень хорошо, иначе они сперва обиделись бы, а потом стали бы волноваться. Она и так редко с ними виделась, поскольку они жили в другом городе. Потом раздался звонок от сына Елены Кузьминичны. Он, конечно, хотел узнать, как у нее дела. Но не слишком подробно. Старушка неумело держала телефон около уха, выслушивая поздравления. Потом вернула его Свете. - Все равно ничего разобрать нельзя. А он там жужжит-жужжит. - После этих нескольких поздравлений все стихло. Шампанское было невкусным, или его портил запах этой комнаты. Старушка стала клевать носом, Света выключила телевизор и помогла ей устроиться в постели. Сама она пошла на кухню, открыла форточку, несколько раз вдохнула  холодный пряный от свежести воздух. Из соседних дворов доносились хлопки петард и визг фейерверков. Она быстро выпила еще полбокала шампанского под равнодушный гул холодильника и пошла к себе на диван. Когда она легла, то удивилась тому, насколько ярко светят уличные фонари в окна. Света почувствовала в себе невероятное количество сил. Но что она могла бы сделать посреди ночи, в городе, где не осталось сегодня никого из знакомых? Глупо. Можно было включить телевизор, но очень уж не хотелось смотреть всю эту телевизионную ерунду с выдуманным весельем. Наверное, она слишком много выпила, или слишком много времени проводит со старыми и больными. Некоторые из них готовы сожрать тебя целиком и переварить еще не прожитые тобой годы.

Света провела в квартире уже несколько суток. Чтобы убить время, она разглядывала с Еленой Кузьминичной фотоальбомы, собравшие свидетельства значимых событий из жизни семьи, мельчавших с каждым поколением. Находиться в ее комнате было тяжело. Елена Кузьминична сидела там в полумраке, и собиравшаяся вокруг нее тишина была так оглушительна, точно стены заходились в яростном шепоте. Возможно, кричащий народными голосами телевизор был ее спасением, ее заговором от смерти.

Короткий поход за печенью был спасением. Елена Кузьминична отказывалась выходить на прогулку зимой, поскольку панически боялась сломать шейку бедра. Никакие уговоры, подкрепленные прогнозом погоды, не могли ее убедить в отсутствии льда на улице. Поэтому выслушав инструкции о том, как выбирать печень, что брать нужно только край и ни в коем случае не середину, Света занырнула в пуховик прямо в домашней одежде. Правда, она на всякий случай подкрасила ресницы. По дороге назад она старалась дышать как можно глубже и вертела во все стороны головой, впитывая свободу сбросившего с себя людской груз  послепраздничного дня.

Елена Кузьминична дернулась от Светы, на которой еще удерживался уличный воздух, точно от чумной. Затем она пристально изучила принесенную печенку, положила ее в миску и убрала в холодильник. В ее цепких пальцах с чуть желтыми ногтями с бороздками темный ошметок коровьих внутренностей обнажал свою сопричастность мертвецам. Старушка велела его не трогать без нее, а сама пошла вздремнуть.

День кончился, отдернутый от окна тьмой. Света пошла разбудить свою подопечную. Она зажгла свет и дотронулась до плеча Елены Кузьминичны. Та со стоном открыла глаза, отчего Света слегка дернулась в сторону.

- Елена Кузьминична, вам пора вставать. Нам еще нужно приготовить еду. – Старушка стала приподниматься с кровати, но ее голова вдруг перевесила все ее остальное тело. Света успела ее подхватить и почувствовала, что у той сильный жар. Через шесть минут серая электричка ртути преодолела черту в тридцать девять градусов. Перерывая аптечку в поисках жаропонижающего, Света успела подумать, что для Елены Кузьминичны холод принесенный с нею с улицы и правда мог оказаться губительным. Старушка отворачивалась, отказываясь принимать лекарство, прикрывая веки, скрывавшие спутанность мыслей. Свете пришлось хорошенько на нее прикрикнуть, отчего Елена Кузьминична испуганно распахнула глаза, и быстро проглотила таблетку. Для верности Света растерла ей тело водкой. Под ее быстрыми движениями усталая плоть легко проминалась, и, казалось, была готова отделиться от костей. Старушка опять уснула, слегка запрокинув матовое лицо. Света еще полночи не ложилась спать, ритмично перемещаясь от телевизора к Елене Кузьминичне, проверяя не стало ли той хуже, пока и сама не уснула.

Когда на следующий день пришел врач, старушка все еще была горячее нормы, но уже преодолела рубеж болезни, на котором находилась накануне, рискуя перекатиться в сторону, обещавшую больший покой. После ухода врача Света совершила сосредоточенный звонок родственникам Елены Кузьминичны, где каждое слово было выверено наверняка.  Воспаления легких нет, температура сбита ударом пилюли из пращи да прямо в глотку, отдыхайте и ни о чем не волнуйтесь. Уцепившись за весть о том, что сейчас поводов для беспокойства нет, сын Елены Кузьминичны поблагодарил Свету и попрощался, обернувшись, возможно, к синеве высоких гор. Вероятно мысль о чужом отдыхе напомнила Свете о ее собственной усталости. Она прилегла на диван, и, засыпая, поняла, что со вчерашнего дня ничего не ела. Ей что-то снилось, она то ли отвечала на какой-то сложный вопрос, то ли пыталась принять во сне какое-то важное решение. Вдруг к ней кто-то подошел, наклонился над ее лицом и сказал: «Старушка померла  давно». Света почувствовала слабый запах гниющего тела, так во всяком случае она решила, и подумала: «И правда». Но тут она проснулась окончательно, в ужасе от того, что же сказать родственникам. Сначала она не могла понять, в чем дело, потому что пробуждение не развеяло запаха. Она зачерпнула ногами тапки и поспешила в комнату Елены Кузьминичны. Ей показалось, что запах усиливается. Заглянула, присмотрелась: ноздри у старушки едва заметно трепещут, бок легко вздымается. Света пошла по запаху, который привел ее на кухню. Морской свинкой тянула она воздух, крутилась на месте в поисках источника. Открыла холодильник – не пахнет. Закрыла. Чувствует, что вонь странным образом ползет по его корпусу. Добралась до его задней стенки. Вот оно! Точно раненный кто-то заполз туда и сдох, коварно притаившись в тени. Света отодвинула холодильник, но там ничего не оказалось. Опять открыла дверцу, залезла внутрь по самые плечи. Стала двигать лотки и банки. И тут все стало ясно. Миска с печенью была переполнена кровью, застывшей в ней темным озером. Отток вел от миски в русло для конденсата, откуда уходил вглубь труб системы охлаждения. Света бросилась все отмывать, пыталась прочистить отверстие стока ватой, накрученной на зубочистку.  Безрезультатно.

Проснулась Елена Кузьминична, ей нужно было помочь добраться до уборной, проследить, чтобы халат не слетел с нее и не попал полой в унитаз. После сделать ей чай.  Потом Света пыталась прозвониться в ремонтную службу. Но ей никто не ответил. Она сварила морс для больной. Пыталась чем-то себя занять, но было невозможно отвлечься от запаха. Уже ночью она схватила печенку и, сунув ее в черный мешок, выбежала на улицу, где швырнула пакет в мусорный бак, точно тайно избавилась от своей жертвы. Горел фонарь на углу искрящегося снегом палисадника. Света пересчитала на пальцах, неуклюже сгибающихся в зимних перчатках, сколько дней ей еще осталось. Получилось еще четыре. Странно думать об этом в самом конце срока, но сбежать хотелось уже сейчас. «Ну, не надумала? Последние дни остались. Тут тобой интересуется кое-кто», - пришло на телефон сообщение. Она пнула носком ботика кусочек слежавшегося снега, который черствым пирожным улетел в темноту.

Света пробовала спать с открытым окном. Но посреди ночи, она проснулась от холода, с заледеневшими ушами и носом, которые казалось стали прозрачными. Окно пришлось закрыть. Света представляла то, насколько глубоко кровь могла затечь в узкие трубы холодильника. От этих мыслей ее мутило, она была совершенно измучена. Запах душил, во сне шла борьба за вдох. Под одеялом становилось душно, снаружи нависала вонь. Она подбиралась все ближе. На кухне раздалось невнятное дребезжание.  Шум нарастал, точно медленно разгонялось колесо ржавой карусели с искареженными лошадиными мордами. Он приближался, подтачивая тишину коридора как колония термитов. Было слышно, как шуршат срываемые клочья обоев и сыпется штукатурка. В проем двери проснулись тонкие стебли наполненных темной кровью сосудов. Уцепившись за дверной косяк, они подтягивали из темноты что-то огромное. Это была старуха, с трудом протискивающая в дверь свои невероятно широкие плечи. Ее рот был разинут и темен, глаза навыкате блестели в идущем с улицы свете. Передвигалась она тяжело, выставляя вперед то один, то другой бок. Она вся вибрировала, приближалась, а Света не могла даже спрятаться под одеяло, метод хотя и устаревший, но он бы мог оказаться действенным. Она только смотрела и старалась реже дышать, потому что жуткий запах усиливался, сейчас он без сомнения шел от старухи. Частицы тлена, отлетающие от нее вились по комнате. Лицо старухи склонилось над ней, губы ее кривились, из глубины глотки медленно поднялось лишь одно растянутое во вселенной «Детонька…».  Света резко вдохнула.

Запаха больше не чувствовалось. Днем, кажется, перестало всходить солнце, но теперь Света была полна любви к этой умирающей плоти, которая каждое мгновение обрушивается в беспросветную бездну, где беззвучно гуляет ветер. Пожалуй, этого ей прежде и не хватало в работе. Елене Кузминичне было лучше, она восседала в своей комнате под всполохи повторов новогодних передач и рождественских концертов. Света сидела рядом с ней, старуха вдруг становилась огромной и занимала собою полкомнаты, и также неожиданно сжималась, теряясь в складках оделяла.

– Что-то у вас здесь пованивает. Но в остальном, я вижу у вас все хорошо. Берите деньги и не задерживайтесь. Вы же понимаете, мы только с дороги…

На улице снег быстро забелил сумку сиделки, ее голову, покрытую капюшоном, и плечи, он взвивался столбом в разверстую пасть неба, и вскоре скрыл за собой дом и весь город.