Проза

Выйдя на улицу, Сергей Иванович Андроников спохватился, не забыл ли взять с собой паспорт. Он собирался в путешествие на остров Ниуэ, и ему необходимо было подать документы на визу.

Порывшись в своем портфеле, Андроников нашел паспорт; почему-то ему захотелось вдруг еще провести дополнительную проверку и открыть его, чтобы убедиться, что это документ, удостоверяющий именно его личность.

Оказалось, что он беспокоился не зря. Он столкнулся со странным явлением: в паспорте почему-то были переставлены его имя и отчество. Там было написано «Иван Сергеевич Андроников».

<--- Илл. Кати Берестовой к рассказу Д. Убыза "Всемирная перестановка"

Остальные данные вроде бы совпадали. Правда, Андроников поймал себя на том, что в точности не помнит даты своего рождения, внешности и места жительства. Точнее, он вроде бы помнил их, и сейчас, глядя на паспорт, склонен был признать информацию в нем верной; однако ситуация с перестановкой имени и отчества лишила его уверенности, посеяла зерно сомнения.

Фотография, например, была старой – сделана уже более десяти лет назад. Разумеется, в ней было много отличий по сравнению с его нынешней внешностью. Андроников не помнил, как он выглядел в то время, и не мог утверждать, что между ним и фотографией есть сходство.

Более того, он подумал, что не знает и того, как выглядит сейчас – ведь перед ним не было зеркала и он себя не видел.

«Когда я в последний раз смотрелся в зеркало?» – с тревогой подумал Андроников, но вспомнить этого не смог.

Что касается даты его рождения – то, разумеется, он ее не знал достоверно, да и не мог знать. Была некая дата, которую ему сообщали прежде в этом качестве. Но как установить, была ли она правильной?

«Зачем я вообще вышел на улицу и открыл паспорт? – смущенно подумал Андроников. – Ах да, я собирался в путешествие, кажется, на остров Ниуэ. А что это за остров? Существует ли вообще такой?»

Он растерянно оглянулся, как бы ища вокруг себя подсказки, и обратил внимание на то, что небо сегодня было лимонно-желтым, а солнце – необычно голубым.

«Солнце поменялось местами с небом, – подумал Андроников. – А мое имя – с моим отчеством. Что-то в этом не так. Зря я именно сегодня решил отправиться за визой. Лучше отложить это дело до другого раза, а сейчас идти домой».

Он попытался развернуться – но не сумел осуществить этого намерения. Теперь, несмотря на то, что еще не стемнело, он почему-то увидел луну. Вместо него развернулась она; оказалось, что у нее на спине находилось лицо, которое сейчас с каким-то странным, неуместным озорством подмигнуло Андроникову.

«Это что же такое? – даже возмутился он. – Получается, что теперь, если я хочу осуществить какое-то движение, вместо меня его производит луна?»

Действительно, когда он пробовал двигать ногами, вместо него стала перемещаться по желтому небу луна. При этом Андроникову трудно было рассчитать, как именно направлять ее; от беспорядочного мельтешения луны у него закружилась голова, и он замер.

Луна, довольная тем, что смутила его и заставила остановиться, показала Андроникову язык. Но ему было не до смеха.

Он видел, что стоящий напротив него многоэтажный дом сделался бурым и крупитчатым, словно состоял из земли; почва же под ним, в свою очередь, посветлела, населилась и покрылась множеством окошек.

Перед Андрониковым опустилась полосатая ворона, мяукнула, повела усами и принялась слизывать разлитое молоко; кошка, прежде мирно дремавшая у подъезда, растопырила лапы, стала махать ими и, каркая, улетела.

Водяной мост тек через застывшую серую реку.

Зеленый забор, окружающий металлическое дерево, колыхался и шелестел листвой.

Мягкие светлые люди плыли по небу, а на улице спешили и толкались одетые облака из плоти.

Вместо телевизионной башни в отдалении возвышалась рука, принадлежавшая прежде Андроникову, – а из его рукава торчал башенный шпиль.

Перестановки происходили последовательно, и это казалось похожим на поочередные ходы в какой-то всемирной игре.

«Привычный мир – это только начало, – понял Андроников. – Это нечто вроде стартовой позиции на шахматной доске».

Поскольку Андроников потерял способность к движению, ему оставалось лишь с ужасом и любопытством следить за ходом партии и ждать ее финала.