Жизнь как есть

 Владимир Иосифович Безъязычный родил­ся 24 сентября 1925 года в Георгиевске. Семья его происходила из запо­рожских казаков. К украинской культуре, кстати, у Владимира Иосифовича всегда сохранялся интерес. В середине тридцатых семья перебралась в Грозный, где в 1946 году Владимир Иосифович окончил педагогический институт. Далее была аспирантура Московского университета.

 

Его кумирами были также крупнейший авторитет в области библиографии Богдан Степанович Боднарский, кинорежиссер Александр Петрович Довженко, артист, писатель и библиофил Николай Павлович Смирнов-Сокольский, оригинальный ученый-биофизик, поэт и художник Александр Леонидович Чижевский. С ними Владимир Иоси­фович Безъязычный был хорошо знаком. Вообще же он был человеком са­мых разнообразных интересов. История литературы (кандидатская диссертация защищена по А.И. Полежаеву). Фольклористика. Русская песня. Русский язык и культура речи. Краеведение. Книговедение. Библиография, История науки (особенно биологии). Экология. Вот основной круг его пристрас­тий. Сам ученый определил свои интересы так:

 

«Мне говорят: в хорошей форме я,

Что ж, хоть судьба и нелегка,

Кавказ, Калуга, Калифорния –

Вся жизнь моя в трех этих «К».

 

Калуга длительное время оставалась предметом краеведческих интересов В.И. Безъязычного. На первый взгляд странно, что, не проживая в городе, можно им так увлечься. Этот губернский город с изысканной архитектурой Владимир Иосифович считал, чуть ли не альтернативной столицей, важным преддверием Москвы, средоточием интеллектуальной жизни. Владимир Иосифович часто бывал в Калуге, составил богатую картотеку деятелей ли­тературы – уроженцев Калужского края.

Калифорния упомянута в четверостишии в связи с увлеченностью исто­рией Русской Америки. Это также давняя и многолетняя страсть ученого. В начале 1990-х годов Владимир Иосифович с гордостью делился со знако­мыми новостью: получено приглашение из Сан-Франциско, собираюсь в США. Поездка, к сожалению, не состоялась.

В Московском полиграфическом институте (ныне – Московский госу­дарственный университет печати) преподавателем, а потом доцентом Вла­димир Иосифович проработал 20 лет. Позднее до выхода на пенсию в 1986 году он преподавал в Литературном институте.

В Москве В.И. Безъязычный был частым гостем у книго­любов.

Многим известно активное участие Владимира Иосифо­вича в делах Секции книги Московского Дома ученых (МДУ). Согласно справочни­ку 1983 года, с докладами и сообщениями он выступал 10 раз. Приходилось выступать ему в Клубе книголюбов при ЦДЛ.

В МДУ В.И. Безъязычный был завсегдатаем. Многим запомнился вечер, посвященный 90-летию А.Л. Чижевского. Вечер открыл академик А.Л. Яншин и представил докладчика. Владимир Иосифович же, прежде чем перейти к А.Л. Чижевскому, выска­зал благодарность полному тезке последнего за то, что Александру Леони­довичу удалось «повернуть поворотников» (имелся в виду отказ от проекта поворота северных рек в Среднюю Азию).

Владимир Иосифович был очень принципиальным во всем. Вот несколько штрихов из переписки.

 

Из письма В.И. Безъязычного от 14 января 1959 года.

«С А.В. Храбровицким недавно ходили на защиту одной бездарной диссертации о Короленко и провалили ее».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.131).

Из письма В.И. Безъязычного от 10 апреля 1959 года.

«Я всегда говорю о том, как трудно будет нашим потомкам изучать нашу эпоху, мысли и настроения людей нашей эпохи: мы так неаккуратны в переписке, цивилизация в виде телефона сокращает потребность писем, дневников мы не ведем, а если и ведем, то строго учитываем в них «что можно, а чего нет». А все потому, что жизнь очень сложная, тем более, что мы сами иногда ее, по присущей русской интеллигенции привычке, усложняем».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.128-130).

 

В 1995 году при Литературном институте был открыт книжный магазин. На открытие этого заведения, названного «Книжной лавкой», в числе других был приглашен и В.И. Безъязычный. Событие это его чрезвычайно обрадовало. 26 января 1996 года Владимира Иосифовича не стало.

Об архиве ученого один из его учеников писал: «Вскоре после скромных похорон В.И. Безъязычного я, по просьбе его ближайшего друга и ученика Ю.В. Алехина, приехал помочь паковать архив учителя – десятки толстых папок, тысячи разрозненных карточек и рукописных листов. При жизни хозяина они как бы сами расползлись по комнатам, коридорам, а на кухне образовали бесподобную «кучу малу». Архив надо было срочно спасать. Алехин, кроме меня, пригласил еще нескольких друзей Безъязычного, и все мы час за часом, не покладая рук, разбирали, складывали и упаковывали документы, эти «опавшие листья».

О библиотеке В.И. Безъязычного, если судить по той ее части, что по­пала к нам, можно сказать: это, прежде всего, собрание книг для работы. В ней не было редкостей ради редкости. Не было раритетов сугубо библио­фильских. Если же таковые попадались, то они обязательно относились к кругу научных интересов владельца.

На рабочий характер библиотеки указывали многочисленные каран­дашные пометки на страницах книг. Любил Владимир Иосифович делать запись о том, когда, где, а иногда, и при каких обстоятельствах куплена или попала к нему книга. Часто он вкладывал или вклеивал в книгу материалы, относящиеся к ней. Отзывы, рецензии, пригласительные билеты, некроло­ги, записки, портреты и пр. Иногда таких приложений оказывалось внуши­тельное число, и тогда на форзац задней переплетной крышки приклеивался специальный конверт, в который уже все и вкладывалось.

В сборник «Песни и романсы русских поэтов» (Большая серия «Библиотеки поэта», 1965) перед примечаниями вклеено несколько страниц. На них тексты трех песен, пропущенных составителем: «Песнь декабристов», «Вперед, друзья!» (это два варианта одного произведения) и «Песнь ямщика» К.А. Бахтурина. Тут же комментарии: где, когда и кем тексты публиковались, кем песни исполнялись, сведения о реальных или предполагаемых авторах. В кармашке в конце книги – пригласительные билеты на концерты «Памятники русской вокальной культуры XIX в.» (1981) и «Русская поэзия в отечественной музыке» (1986), Ведущим концертов был указан В.И. Безъязычный.

В.И. Безъязычный запомнился многим как человек высоких моральных принципов. Он всегда следовал нормам научной этики. Нередко был из­лишне прямолинеен, слишком строго судил своих коллег. Об од­ном известном и уважаемом ученом-книговеде он сказал: «Принципиально беспринципный человек». Среди стихотворений в подборке журнала «Встреча» было такое четверостишье:

 

«Огни и воды с трубами пройдя,

Признал я то, что, в сущности, так просто:

Талантливый и умный негодяй –

Опаснее бездарного прохвоста!».

 

Коллеги, упрекая его в избыточной принципиальности, а иногда и посмеиваясь над некоторыми его привязанностями, в том числе библиофильскими, все­гда высоко ценили научный потенциал В.И. Безъязычного, его обширнейшие познания и острый ум. Жаль, что совсем немного им было напечатано. Стихия Владимира Иосифовича – поиск, разыскания. Здесь у него было много дости­жений. Публикации Владимира Иосифовича заботили меньше.

После Владимира Иосифовича остался огромный архив, с которым сейчас рабо­тают его ученики. Они обещают: нам еще доведется прочесть немало ранее не публиковавшихся работ В.И. Безъязычного.

Выражаю сердечную признательность Владимиру Константиновичу Солоненко за присланные биографические материалы о Владимире Иосифовиче.

«Ивана Никаноровича Розанова знал очень близко. Будучи аспирантом, часто бывал у него и причащался к его книжным богатствам. Но сейчас он совсем одряхлел, забывается.

Вашей книгой очень заинтересовался Михаил Павлович Алексеев. (Я беседовал с ним на эту тему). Очень хочет иметь обе, не найдется ли у Вас?».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.140-141).

 

«Бориса Николаевича Двинянинова знаю давно и ценю его как талантливого исследователя, но всегда осуждал и осуждаю его медлительность, некоторую леность».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.142).

 

«С А.В. Храбровицким недавно ходили на защиту одной бездарной диссертации о Короленко и провалили ее».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.131).

 

«Я всегда говорю о том, как трудно будет нашим потомкам изучать нашу эпоху, мысли и настроения людей нашей эпохи: мы так неаккуратны в переписке, цивилизация в виде телефона сокращает потребность писем, дневников мы не ведем, а если и ведем, то строго учитываем в них «что можно, а чего нет». А все потому, что жизнь очень сложная, тем более, что мы сами иногда ее, по присущей русской интеллигенции привычке, усложняем».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.128-130).

 

«Некоторое время назад был в Москве Борис Николаевич Двинянинов. Заходил ко мне перед отъездом в Ленинград, а на обратном пути мы с ним не встречались. Кажется, он добился переиздания «В мире отверженных».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.109-110).

 

«Получил интересное письмо от Б.К. Зайцева из Парижа. Он выслал мне часть своей тетралогии «Путешествие Глеба», в которой описывается Калуга, а я книгу не получил. Теперь, наверное, вряд ли получу, чем поставлен перед ним в крайне глупое положение.

Знаете ли Вы книгу Александра Леонидовича Чижевского «Аэроионификация в народном хозяйстве» (Госпланиздат, 1960)? Там много интереснейших вещей по медицине. Но, самое интересное – это сам автор, Александр Леонидович Чижевский, калужский поэт 1915-1919 годов, автор любопытнейшей «Академии поэзии» (Калуга, 1919) и так далее. О том, как я разыскивал его, о его биографии и потрясающей разносторонности – при встрече. И сходим к нему. Удивительное дело – человек был на много лет оторван от жизни, незаслуженно оскорблен ссылкой, непризнанием и насмешками – и ни тени озлобленности, неприязни и так далее. Сказывается богатство души, помноженное на крепкую основу духовного мира добротного старого русского интеллигента. А Вам, наверное, будет очень интересно познакомиться с Александром Леонидовичем (у него вышла еще какая-то невероятная книга по исследованию крови и тому подобному, а сколько неопубликованного!)».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.107-108).

«Мне очень радостно, что для Вас Александр Леонидович Чижевский и его работы – давно известное. Приезжайте, обязательно навестим его, не пожалеете. Мы собирались побывать с ним в мае в Калуге. Попробуем там договориться о его книге, о Циолковском (я предложил такую идею). Живет он в Останкино. Получил крохотную квартирку, в которой грудой навалены десятки картонов с архивом и жалкие остатки некогда колоссальной библиотеки – все погибло. Человек он замечательный во всех отношениях, но разносторонность его буквально поражает: ученый с мировым именем в специальных науках, поэт, живописец, музыкант, полиглот…

За наши куцые полузнания, становится нестерпимо стыдно».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.105-106).

 

 

«Был Борис Николаевич (Двинянинов – А.Р.). Мы с ним навестили Чижевских, что было взаимно интересно (тем более, что именно в Тамбовской нынешней области был «совхоз имени профессора Чижевского»). Конечно, у Бориса Николаевича впечатлений много».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.99-100).

Из письма В.И. Безъязычного от 29 сентября 1962 года.

«Меня очень порадовало Ваше решение заняться вятской стариной.Уверен, что результатом явится еще одна Ваша книга, такая же интересная и добротная, как и другие Ваши работы. Со своей стороны обещаю не проходить мимо вятских материалов.

Кстати сейчас начали писать о деятельности Солнца, но «крамольника» Александра Леонидовича Чижевского даже не называют. Грустно все это. Он написал большую книгу «Годы моей дружбы с Циолковским» (рукопись листов на 40), но ее боюсь «зарецензируют» в издательстве АН СССР. Пугает парадоксальная новизна материала, точек зрения и суждений о Жуковском, Чаплыгине, которые не признавали Циолковского, о мифических «продолжателях» его, вроде Кондратюка…».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.80-82).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 15 февраля 1963 года.

 

«Вот несколько вятских материалов:

Из письма В.И. Безъязычного от 12 апреля 1966 года.

 

«Мне приходится все время сталкиваться с большим числом источников по истории Русской Америки, главным образом на английском языке, а также на французском, испанском, немецком и даже итальянском языках. По большей части они для нас недоступны (отсутствуют в наших книгохранилищах). А получение микрофильмов почти полностью исключено из-за сложности валютных операций и общей неблагополучной обстановки. Как мне удалось установить, много материалов о Сибири, в связи с Русской Америкой, содержит знаменитая библиотека Губерта Банкрофта (1832-1918) в Берклее, Калифорния. У нас даже нет его основных работ, в том числе многотомного собрания сочинений. В Архиве внешней политики России я разыскал кое-какие материалы. Собираюсь начать знакомство с микрофильмами документов из Национального архива США, полученными еще в 1950 году.

У Нины Вадимовны Чижевской бываю. Несколько раз проводили своеобразные вечера памяти Александра Леонидовича, «придравшись» к выставкам его картин (преимущественно в закрытых учреждениях, так называемых «почтовых ящиках»). Интерес громадный. 26 апреля в Доме ученых будет тематический вечер «Вселенная и жизнь» (по страницам неопубликованных произведений Вернадского, Тихова, Циолковского и Чижевского).

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.194-195).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 11 июля 1966 года.

 

«Очень обрадовался, увидев Вашу книгу среди новинок, отмеченных «Книжным обозрением». Жду с нетерпеньем, когда смогу ее получить.

Заранее уверен, что, как и все Ваши работы, она будет выполнена добротно. На большом материале. Без заискивания перед эпохой, хорошим русским языком.

Думаю, что Вас заинтересовало бы кое-что из имеющихся у меня материалов по Русской Америке, полученных и получаемых мною из Сан-Франциско, где у меня есть теперь очень энергичный корреспондент, наш соотечественник Анатолий Стефанович Лукашкин. Он работает в Калифорнийской Академии Наук. И, кажется, биолог, но очень интересуется историей Русской Америки, собирает коллекцию относящихся к ней материалов, которую я помогаю ему пополнять, чем могу: книгами, фотокопиями.

Кстати, я укажу ему, что Вы в «Краеведах и литераторах Забайкалья» упоминаете Ал. П. Фарафонтова, который был инициатором создания нынешнего национального музея-заповедника США – Форт Росс, на тихоокеанском побережье севернее Сан-Франциско. А.П. Фарафонтов объединил группу соотечественников, которая выпустила альбом «Форт-Росс – аванпост былой славы России в Америке», где на фотографиях неоднократно изображен и сам А.П. Фарафонтов. В 1937 году в Сан-Франциско было основано Русское историческое общество в Америке, которое выпустило два выпуска «Записок» (1938 и 1939 годы) и юбилейный сборник «Двести лет открытия Аляски» (1942 год). В этих изданиях (они у меня имеются) есть и ряд статей А.П. Фарафонтова. Думаю, что через А.С. Лукашкина можно будет установить точные даты жизни этого, судя по всему, интересного человека.

По-видимому, Вас интересует личность Павла Васильевича Шкуркина (родился 3 ноября 1868 года в Лебедяни Харьковской губернии, дату смерти можно будет узнать) и был выпускником Восточного института во Владивостоке, военнослужащим. После отставки полковником в 1912 году, служил на КВЖД, преподавал в учебных заведениях Гирина и Харбина, был редактором «Вестника Азии», а с 1928 года жил в США и принимал активное участие в изданиях Русского исторического общества.

Иван Раевич, судя по всему, представляет интерес своей не совсем ясной историей происшедшей с ним на Вятке. Поэт он был слабый. Это так называемая «массовая поэзия».

 (ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.184-186.).

 

 

Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Безъязычному от 13 августа 1966 года.

 

«Представьте, разобрал в последнем письме все слова, чего раньше сходу не мог сделать. Да, почерк подстать моему. Недавно в иллюстрированном приложении к «Петербургскому листку» (1909, №49) нашел статью о графологе И.Ф. Моренштерне. Оказывается, сей муж, несколько лет издавал «Журнал психографологии». С удовольствием бы посмотрел. Эмпирическая часть таких журналов всегда крайне любопытна. А сейчас снова появился интерес к научному анализу почерков. Занятно, что почерк писателя В.К. Арсеньева совершенно схож с почерком его сына Владимира. Просто мистика какая-то, невозможно различить их. Ваше замечание насчет «арбузизмов» мне показалось очень глубоким. У Чернышевского несомненно были черты Аввакума, конечно, при самых лучших намерениях.

Пожалуй, односторонность типичная особенность низкой культуры.

У меня в Иркутске тихо похоронили заявку на книгу об итогах сибирских разысканий».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.189).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 18 августа 1966 года.

 

«В статье В. Андерсона «Н.И. Тарасенков-Отрешков и автографы А.С. Пушкина» («Русский библиофил», 1913, №6, с.22-23) приводится текст очень интересного письма Н.Н. Ланской из Вятки (1855, 3 декабря).

Беда наша – отсутствие указателей к нашей периодике: мы даже не знаем, какими богатствами мы располагаем. И в связи с лавинообразным потоком информации все труднее и труднее ориентироваться в журналах и, тем более, в газетах».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.190-191).

 

 

Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Безъязычному от 26 августа 1966 года.

 

«Письмо Н.Н. Ланской я не смог утилизировать из-за сложности «сюжетных ходов». А вот о художнике Е. Макарове упустил очень важные детали. Через Н.Н. Ланскую он попал в Питер. И там вошел в моду. Вообще многое надо сделать по-другому, но за два года вылеживания рукописи так «умнеешь», что забываешь о точках роста своей темы.

Провинциализм, недоступность источников и злополучный интеллигентский импрессионизм мешают реализовать многие замыслы в полном виде.

Об И.И. Попове многое мне поведал его сын. Это большая и драматическая история. Два тома рукописи И.И. Попова (продолжение «Минувшего и пережитого») лежит втуне. Очень хочу сделать хотя бы реферат. Там очень много нового для характеристики деятелей провинциальной прессы.

Анна Ивановна Васина – младший научный сотрудник Архива АН СССР в Ленинграде. Занимается там этнографами и историками, отлично знает фонды, хотя тамошние старики не упускают случая ей насолить. Обстановка там злая».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.192).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 2 сентября 1966 года.

 

«У Нины Вадимовны – та же болезнь, что была и у Александра Леонидовича. Диагноз установлен, идет курс лечения (облучение). Через месяц – полтора предполагается операция. Можно только подивиться ее мужеству и твердости».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.196-197).

 

Памятка-приглашение на вечер памяти А.Л. Чижевского, состоявшийся 7 февраля 1967 года в Центральном Доме культуры медицинских работников Москвы в связи с 70-летием со дня рождения (улица Герцена, 19).

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.198).

 

 

Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Безъязычному от 31 марта 1967 года.

 

«Относительно О.Г. Ласунского Вы правы, но дорог пафос автора. Скучную книгу не продать. Этого и боятся издатели, так как краеведческие книги приносят чудовищные убытки даже при самых низких гонорарах.

Задумал дать очерк о «рыцарях книги». Не взять ли «героями» И.М. Кауфмана и Илью Михайловича? Через одного рассказать о лексикографии и биобиблиографии, а через другого о генеалогии и прочем. Хотел бы узнать Ваше мнение. Будущая книжка условно называется «Люди и книги». Конечно, козырями будут вятские книголюбы, но в разысканиях очень помогали И.М. Кауфман и Илья Михайлович (например, о Н.А. Чарушине). Вот так возникает «сюжет» и повод для отдельного очерка. Деталей много.

Статья Ваша об Александре Леонидовиче Чижевском превосходна. Жаль, что я фильма не видел. А как здоровье Нины Вадимовны? Действительно, у нее рак? Поклон ей нижайший. Непременно навещу ее, когда буду в Москве».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.204).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от27 апреля 1967 года.

 

«Получил три тома собрания сочинения Н.С. Гумилева. Надеюсь, что, когда выйдет четвертый том, и его получу».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.205).

 

 

Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Безъязычному от 5 мая 1967 года.

 

«Книжные Ваши приобретения поразительны.

Да, чуть не забыл. Отличную статью Вашу в «Книжном обозрении» (купил ТРИ экземпляра) послал почитателям А.Л. Чижевского.

Самое удачное то, что экслибрис Александра Леонидовича сейчас поднимет на ноги массу собирателей. Это еще одна линия популяризации.

В нашей экспозиции Литературного музея есть и Александр Леонидович и его экслибрис».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.206).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 23 июня 1967 года.

 

«Может быть, пойдет дело с изданием ряда законченных работ А.Л. Чижевского. При Московском обществе испытателей природы образована комиссия по научному наследию А.Л. Чижевского (мне поручено ее вести). Самое любопытное то, что, когда разбирали рукописи, то почти не единой строки нельзя было дать (на рецензию) одному специалисту (в том числе и ряду докторов): приходится привлекать физика, биолога и математика, а то и химика. Александра Леонидовича они нарекли в наше время универсалом-энциклопедистом.

Нина Вадимовна сейчас отдыхает в Тарусе. Может быть, напишите ей? Она Вас очень ценит, всегда расспрашивает меня о Ваших делах, хочет повидаться. Кстати, если у Вас есть свободный экземпляр вятской книги, то пошлите ей. Нина Вадимовна знает об этой книге, и очень интересовалась».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.208).

 

 

Из открытки В.И. Безъязычного от 30 июля 1967 года.

 

«Знаете ли Вы материалы М.Д. Хмырова в Исторической библиотеке Там несколько томов о Вятке».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.210).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 11 декабря 1967 года.

 

«В Грозном очень напряженные отношения с местным населением (чеченцы и ингуши), которые настроены очень воинственно по отношению к русским. Дважды пытались взорвать памятник А.П. Ермолову, основателю Грозного (памятник был уничтожен в 1918 году, восстановлен в 1945-1946 годах)».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.212-213).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 3 ноября 1968 года.

 

«В минувшее воскресенье состоялся обряд перезахоронения урны с прахом Александра Леонидовича Чижевского на Пятницкое кладбище…

Нет покоя и после смерти Александру Леонидовичу».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.65).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 10 августа 1970 года.

 

«Схожу в дешевую провинциальную газетенку «Книжное обозрение». Если бы Вы только могли знать, Евгений Дмитриевич, какой болван человек, сидящий там, в редакторском кресле…».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.69-71).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 20 апреля 1976 года.

 

«Вся эта библиофильская пропаганда – сплошной бред. Я уже не могу равнодушно читать или слушать об этом, тем более, что во главе стоит очень посредственный ученый, типичный карьерист и конъюнктурщик. А Вы собираетесь толковать о кругозоре библиофила…».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.42).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 27 сентября 1977 года.

 

«Николай Александрович Райко – незаконорожденный внук Екатерины II (по линии графов Бобринских). Он был в Греции главнокомандующим артиллерией у Ипсиланти, друг многих декабристов, служил на Кавказе. Жил и умер в Одессе. Похоронен был в Одессе рядом с Л.С. Пушкиным. Сейчас в Одессе на этом месте парк культуры и отдыха. Я нашел книгу, которая не привлекла внимания «Хутор на Буге, или неизбежность судьбы» (Одесса, 1842). Издал ее Н.Р…. Это Н.А. Райко».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.37).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 26 ноября 1977 года.

 

«Всерьез подумываю о том, чтобы найти, каким способом включить очерк о Н.П. Резанове и Кончитте (разыскания, новые материалы, книги на этот сюжет) – с тем, чтобы ввести материалы по Русской Америке. А заодно и одернуть небезызвестного А. Вознесенского (скорее всего даже не называя его по имени!) опохабившего этот сюжет своей поэмой «Авось!».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.46-47).

 

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 21 июля 1978 года.

 

«Беда в том, что главный редактор «Альманаха библиофила» во всех своих действиях руководствуется только двумя соображениями: отъять гонорар и удовлетворить свое тщеславие. И до первого и до второго он весьма охоч, весьма мстителен и, как все люди подобного рода, заискивает перед всеми сильными мира сего, позволяя хамское отношение к тем, кого считает людьми второго сорта… Писатель он, как Вы знаете, не такой уж большой, но весьма ловок. Что касается мадам Наппельбаум, бездарной поэтессы, все достоинства которой сводятся к тому, что она дочь бывшего лейб-фотографа, то это просто-напросто какое-то недоразумение: не только бесполезный, но даже еще и глубоко вредный человек. А.И Овсянников тоже просто-напросто какое-то недоразумение. Это из числа тех, про которых когда-то Д.В. Григорович говорил: бывают дураки всмятку, а бывают – вкрутую. Я знаю его много лет и всегда, когда приходится слушать его, не перестаю удивляться: до чего же глуп, и, в то же время, до чего самоуверен».

Вчера позвонил мне некто А.Г. Глухов, которого я когда-то обучал в полиграфическом институте. Похвалился мне, что он назначен главным редактором журнала «Советская библиография». А я просто в ужас пришел потому, что это весьма малообразованный человек, пишущий плохо к тому же. Но, он служил в Госкомиздате, и его выдвинули на руководящую работу».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.29-34).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 25 июля 1981 года.

 

«Обратил внимание на то, что П.Л. Капица в своей замечательной книге «Теория. Эксперимент. Практика» очень дельно и умно говорит о работах, которые посвящены пропаганде науки. В этом, кажется мне, суть. Причем отличие таких книг от академических исследований я вижу совсем не в том, что это – де «научно популярные работы», как об этом любил писать тов. Лихтенштейн, который, видимо, в ближайшее время перестанет функционировать как деятель РИСО Президиума АН СССР. Против него прокуратура возбуждает дело по обвинению в написании клеветнических анонимных писем... Достукался. Я этого прохвоста знаю, что называется как облупленного. И наш общий знакомый (а Ваш друг) О. Ласунский совершенно нескромно и по-провинциальному восторженно пишет о книжке этого сукина сына. Книжка, как и все, что он делал, сделана чужими руками. Я как-то довольно откровенно написал об этом О.Г. Ласунскому большое письмо, на которое он мне даже не ответил. Было это прошлой осенью. А в начале лета получаю бандероль из Воронежа – очередная книга О.Г. Ласунского, но без всякого письма. Я оставил ее без ответа. И книга слабая, и слишком  очевидна разница принципиальных жизненных позиций. Был я как-то в городе Орле. Там меня разыскал и пригдасил к себе местный книголюб А.С. Захаров. Провел я у него вечер, посмотрел книги. Поговорили. Все время мне хотелось сказать ему: «Дорогой Алексей Серафимович! Ведь я, например, не рискнул бы столь решительно судить о том самом газовом хозяйстве завода, которым Вы прекрасно руководите. Но почему же Вы позволяете себе столь решительно и смело вторгаться в область, которая требует тоже не только энтузиазма и умения добывать книги, но и специальных знаний, которым учатся…». Не сказал, потому что был его гостем. Но писать очерк о нем, как предложили мне в Москве, отказался. Напишет, наверное, О.Г. Ласунский. Он уже писал о нем, но, как мне сказал сам А.С. Захаров, потребовал за это какую-то редкую книгу… Это тоже жизненная позиция, для меня она совершенно неприемлемая».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.13-18).

 

 

Из письма Е.Д. Петряева к В.И. Безъязычному от 2 августа 1981 года.

 

«»Не встречались ли Вам упоминания о занятиях декабристами гомеопатией? Дело тут связано с В.И. Далем, но подробности надо выяснять».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.8).

 

 

Из письма В.И, Безъязычного от 8 августа 1981 года.

 

«Давно добирался до журнала «Иллюстрации», одного из совершенно забытых изданий. Нашел там массу первоклассных материалов, в том числе:

У меня «Иллюстрация» на примете. Как буду просматривать – обращу внимание, есть ли там о Вятке.

Вы спрашиваете меня насчет «Альманаха библиофила – 10». Думаю, что каждый из нас должен хоть в какой-то степени соблюдать в отношении русского языка то, что можно связать с известным принципом «личного неучастия во лжи». Никакой редколлегии там нет. Она собиралась два-три раза за все время существования издания. Но, если при покойном Ю.М. Акутине (он был хотя и запойный, но, безусловно, знающий человек) я все-таки мог принимать участие, то сейчас всеми делами самочинно вершит великий библиофил Евгений Осетров с двумя подручными. Один, из «Литературной России», некто В. Ерохин, молодой и достаточно невежественный. Другой (не знаю, откуда)… тоже, пожалуй, не лучше.  

Знаете ли Вы книгу «Лобачевский Н.И. Научно-педагогическое наследие. Руководство Казанским университетом. Фрагменты» (М., «Наука», 1976, 664 с.). Там публикуется документ: «Представление Совету университета о покупке книг для библиотеки у вятского крестьянина Никонова 29 октября 1829 года» (с.566)».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.4-6).

 

 

Вот текст этого сообщения.

 

Представление Совету университета о покупке книг для библиотеки у вятского крестьянина Никонова 29 октября 1829 года.

«В Совет Императорского университета.

Честь имею представить Совету, не угодно ли ему будет приобрести для университета книги, предлагаемые к покупке вятским крестьянином Иваном Никоновым.

Первая из них: Деяния апостольска и послания соборные и святого апостола Павла послания, напечатанные в Москве, в 7072 году п. Сотворения мира,  (1563 году п. Рождества Христова), в лист, при царе Иване Васильевиче. Книга сия, будучи первой напечатанной в Москве, важна для библиотеки университета как памятник типографского искусства того времени. Цена ей 45 рублей на серебро по курсу.

«Апостол» Ивана Федорова – Петра Мстиславца, так в наше время называется первая книга, был приобретен университетом в 1829 году.

Из письма В.И. Безъязычного от 21 января 1982 года.

«Кстати, небезызвестный Вам С.Н. Семанов, после того как «погорел» на посту главного редактора журнала «Человек и закон», теперь занимает более чем скромную должность.  Ответственного секретаря (фиктивной, по существу!) редакции «Альманаха библиофила», вместо довольно жуликоватого В. Ерохина, который удалился в какие-то театральные сферы, не поладив с Е.И. Осетровым. Там есть еще один бойкий малый, некто Ковалев, который везде сует свое имя, а последние выпуски альманаха пестрят угрожающим количеством мелких ошибок и промахов.

На библиофильские сборища, которые устраивает Немировский (мало ему ЦДРИ, теперь еще и в Румянцевском зале Ленинской библиотеки) – не хожу, равно и как в Музей Пушкина. Уж больно там однообразный набор имен, с носителями которых встречаться мне не хочется. В Доме ученых бываю часто – но, главным образом, обедаю там (где же еще?!). А заседания Секции книги там редко бывают интересными, тем более, что мои заявки не принимаются, как недостаточно актуальные по теме.

Старых книг я практически не покупаю, не подступиться по ценам. Даже, время от времени, приходится иногда расставаться  кое с чем из-за нужды…».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.23-27).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 6 февраля 1982 года.

 

«Вчера в Доме ученых состоялся вечер, посвященный 85-летию Александра Леонидовича Чижевского. Инициатором проведения этого вечера именно в Доме ученых был я. Без осложнений, разумеется, не обошлось. Не смог быть, по болезни, П.А. Коржев. А ведь он был редактором книги А.Л. Чижевского «Структурный анализ движущейся крови» и вообще в самые трудные времена оставался и остается верным человеком. В том числе и после появления в журнале «Партийная жизнь», в день похорон А.Л. Чижевского, «клеветона», коего первая страница была посвящена мне. Вечер прошел более чем успешно. Мы отказались от «докладов» как таковых. Была очень живая беседа, которую вел я, перемежая тематику выступлений чтением стихов, показом цветных слайдов акварелей Александра Леонидовича, фотографий.

Только что вышла удивительная книга «Страницы автобиографии В.И. Вернадского», поражающего и покоряющего биения напряженной мысли великого ученого и великого в самых разнообразных сферах раскрытия его личности».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.19-22).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 8 марта 1982 года.

 

«С купюрами и сопроводительными статьями В.И. Вернадский насильственно, за уши, притягивается к материализму, и это пытаются обосновать с помощью цитат-отмычек.

Нина Вадимовна Чижевская совсем плоха. Начались не очень приятные и совершенно неожиданные осложнения вокруг наследства, где самое главное – рукописи А.Л. Чижевского, лишь часть которых передана в архивы (научные в АН СССР, поэтические – в ИТЛИ). Тяжелое впечатление не оставляет меня и всех, кто в течение 20 лет встречались в известной Вам квартирке на Звездном бульваре. Начали поговаривать о создании мемориального музея. Но, какой музей можно создать в такой квартирке? Картины могут разойтись по рукам, не исключено, что могут «уплыть» и кое-какие рукописи. А среди них есть лагерные и тюремные дневники Александра Леонидовича, воспоминания Нины Вадимовны о Соловках и многое другое…».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.48-53).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 22 марта 1982 года.

 

«Что сказать Вам относительно Осетрова с Немировским. Первый снедаем двумя страстями – тщеславием и жадностью на деньги. Лепит книжки, одну за другой, ухитряясь выпускать повторными изданиями и не исправляя даже грубых ошибок… Второй – ловкий, пронырливый и приспособляемый, весьма и весьма работоспособен. Редко-редко о нем можно услышать доброе слово – и справедливо. То, что Сикорский поставил его во главе отдела редкой книги Ленинской библиотеки – едва ли не самая печальная страница директорства предпоследнего руководителя нашего крупнейшего книгохранилища, которое деградирует такими темпами и масштабами, что становится жутковато!

Нина Вадимовна Чижевская, по всей видимости, угасает. Через неделю ей будет 79 лет… Картины Александра Леонидовича на только что открывшейся выставке «Ученые рисуют» производят сильное впечатление (их там, около 30, а в Караганде было свыше 200!)».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.54-55).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 15 апреля 1982 года.

 

«Тяжко пережил смерть Нины Вадимовны Чижевской…

Она скончалась 27 марта, за два дня до своего 79-летия. На гражданской панихиде в крематории с прощальным словом выступили ее племянница (врач, уже весьма пожилая, с Ниной Вадимовной она была связана мало), А.Л. Яншин, В.И. Севастьянов (космонавт), П.В. Флоренский (внук автора «Столпа и утверждения истины», геолог) и я…

Судьба архива (значительная часть была при жизни Нины Вадимовны пристроена: научные рукописи в Архив АН СССР в Ленинграде, стихи в ИРЛИ) неясна. Пока что квартира опечатана на полгода, до решения вопроса о наследниках. И с картинами то же самое.

Постоянно приходится узнавать страшные вещи о гибели ценных библиотек, и каждое такое известие буквально причиняет боль (сгорела библиотека Киево-Печерской Лавры, не говоря уж о ранее сгоревшей библиотеке, точнее складе или базе старинных книг в бывшем Выдубицком монастыре). Сгорело старое здание Киевского университета, причем погибло много книг. В Горьком гибнут и растаскиваются книги XVIII века, сваленные в неотапливаемом помещении. Да и в Москве не лучше: давным-давно раскассированная библиотека Института мировой литературы лишилась 20.000 книг, затопленных горячей водой».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.64, л.56-57).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 5 сентября 1982 года.

 

«Можно было бы что-нибудь интересное придумать и для «Вятского книголюба». Дело у вас поставлено гораздо серьезнее, чем в Доме ученых, ЦДЛ или ЦДРИ. Особенно раздражает меня осетровская клоунада, хотя я и довольно редко бываю там. Но всегда испытываю чувство досады и неловкости за издержки по части тщеславия, политиканства в подборе выступающих. Лет семь назад я официально дал заявку на тему «Генерал А.П. и его библиотека» и доныне все еще ничего не получается. Быть назойливым не могу, смолоду не научился, как и заискивать, а сам Осетров человек очень невысокого уровня моральных качеств…

Сподручным у него там В. Лазарев – это из числа русопятствующих евреев, то есть самых неприятных людей. Поэт он небесталанный, но суетлив, тщеславен, лезет в «науку» и совершенно неприлично ведет себя с супругой. Она у него доктор наук, старше его несколькими годами. (Кажется, именно посредством брака с нею он и стал москвичом из туляков). Он всюду и везде более чем нескромно пропагандирует «доктора исторических наук О. Туганову» как активного участника организуемых им «мероприятий». И дела вроде делает небесполезные – то с Болотовым, то с Жуковским, но когда знаешь, что за всем этим непомерное тщеславие и кажущееся мне смешным выпячивание собственной персоны, то становится противно…

Добрые дела надо делать с чистой совестью, без суеты, чистыми руками – это мое твердое убеждение.

Лепит свои книжки Осетров лихо, гребет деньгу и купается в призрачных лучах старательно создаваемой славы. Но как только начну что-нибудь читать из его сочинений – не могу. Пишет о Карамзине, о князьях Вяземских и старшего (отца) называет Александром, хотя ниже сына именует, как положено, Петром Андреевичем… Я в таких случаях уже не могу читать дальше, тем более, что за этим вижу человека, какой он есть в действительности.

Недавно мне рассказали, что среди бумаг покойного Наровчатова нашли исповедные стихи насчет того, что молился он одним святым, а жил по заветам других… Может быть и так, но лучше он в моих глазах не станет – тем более, что история с обменом письмами между нами, о которой Вы знаете, недешево мне обошлась.

С каждым годом все труднее работать отнюдь не из-за возраста. Просто совершенно изменилось все, что связано с учебным процессом. Невероятно изменились студенты, преподаватели. И среди тех, и других все меньше и меньше образованных людей. Те, кто поступает сейчас в вузы, знает, казалось бы, и много – но все как-то не то, что нужно было бы знать прежде всего. Вспоминается покойный Николай Павлович Смирнов-Сокольский, который говаривал про свою жену: «Моя Софа знает много, только не очень точно…».

Ведь подумать только одно: студенты учатся без библиотек, так как в Ленинскую библиотеку их не записывают, а институтские и не очень богаты, и разворованы до крайности, и гибнут от пожаров и затоплений. О районных и даже городских – говорить не приходиться: московские знаю, от студентов-заочников имею сведения о многих городах, и все такие, что жутко становится.

Уровень преподавателей очень невысок, ибо уже редко найдется такой, чтобы хорошо знал иностранные языки, был широко эрудирован. По большей части узкая специализация и «нахватанность» через телевидение и прочие СМИ. А глубокие, фундаментальные знания можно встретить редко – это я знаю по многочисленным примерам».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1 «а», д.53, л.299-304).

 

 

Кстати, аналогичную характеристику Осетрова дает и генерал-библиофил И.Г. Беликов в письме Е.Д. Петряеву от 2 апреля 1986 года.

«Осетров человек весьма сложный, с характером нелегким, обидчивым, капризным и даже мстительным. Я в 1982 году отважился покритиковать его «Альманах библиофила» и угодил после этого «в стан кровных врагов его».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1 «а», д.53, л.307).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 12 ноября 1983 года.

 

«В «Альманахе библиофила» теперь некий «редакционный совет» в двадцать человек, среди которых мне места не нашлось. Невежественные люди, которые там верховодят, способны вызвать только презрение да горькое сожаление о добрых делах, оказавшихся в их руках.

Уже больше месяца прошло, как умер П.А. Зайончковский в Отделе рукописей Ленинской библиотеки (в спецхране) с томом дневников А.И. Деникина в руках.

Во Львове скончался Федор Филиппович Максименко. Это был библиограф широкого профиля из круга Б.С. Боднарского и Ю.А. Меженко. Но он хорошо знал, что творится в наших библиотеках, и как там расхищаются дарственные фонды и сделал все, чтобы пристроить свое любимое детище в надежные руки».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1 «а», д.53, л.295-298).

 

 

Из письма В.И. Безъязычного от 26 ноября 1983 года.

 

«О тематике диссертаций можно судить хотя бы по докторским, о которых даются объявления в «Бюллетене ВАК». О кандидатских и говорить не приходится. ВАК превратился в громоздкую бюрократическую организацию, где больше думают о букве инструкций-требований и прочем. Дело доходит до того, что разрабатывают темы докторских диссертаций, которые будут «спускать» в низы».

В письме много интереснейших исторических материалов по слову «АФЕДРОН».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1 «а», д.53, л.287-293).

 

 

 

ЛУКАШКИН Анатолий Степанович (Стефанович)  родился 20 апреля 1902 года, Ляоян, Китай –  умер 6 октября 1988 года в Сан-Франциско, США. Орнитолог, териолог, археолог. Из семьи железнодорожного служащего КВЖД. Во время русско-японской войны семья переведена в Хайлар. После окончания Читинской гимназии и Института ориентальных и коммерческих наук в Харбине в течение 11 лет занимался исследованиями в Маньчжурии, был помощником куратора и куратором музея Общества изучения Маньчжурского края (ОИМК), был секретарем секции естествознания ОИМК (1930–1941). Первооткрыватель археологических памятников в приграничных с Забайкальем  районах Маньчжурии, в том числе неолита в районе Ананси. Участвовал в работе Харбинского комитета помощи беженцам (1924–1940). В 1941 году выехал в США. Работал в Калифорнийской Академии Наук (морской биолог), сотрудничал в ряде русских организаций. С 1954 по 1965 год председатель Музея русской культуры в Сан-Франциско. Лукашкин был признанным знатоком и энтузиастом сбора материалов по истории российской эмиграции в Китае, опубликовал немало статей на эту тему в газете «Русская жизнь». Помимо этого, он собирал биографические документы участников Гражданской войны: П.В. Вологодского, М.К. Дитерихса, В.О. Каппеля, Д.Л. Хорвата, А.В.Колчака и других, которые теперь хранятся в его личном фонде. Скончался А.С. Лукашкин в декабре 1988 года.
 

МАКСИМЕНКО Федор Филиппович родился 4 февраля 1897 года в селе Беленьком неподалеку от Екатеринбурга. Отец его был сельским священником, и это ему впоследствии часто припоминали. Да и сам он по началу собирался по тому же пути. Поступил в Екатеринославскую духовную семинарию, которую и окончил в рубежном 1917 году. Тогда же он отправился в Киев и стал студентом Университета имени святого Владимира. После революции университет переименовали, а молодому выходцу из духовного сословия постарались испортить судьбу. В короткой автобиографии, написанной на склоне лет – 21 марта 1967 года и опубликованной только в 1997 году в виде вкладыша к пригласительному билету на упомянутую выше конференцию, он вспоминал: «Пробыл в Киеве до 1918 года, когда из-за не возможности прописаться в городе вынужден был прекратить учебу и выехать в Донбасс».
В провинции было спокойнее. Федор жил в Константиновке, в Бухмуте, в Артемовске. Преподавал, заведовал школьным музеем, районной библиотекой. Тогда же заинтересовался библиографией, ставшей главным делом его жизни. В 1922 году стал печататься; несколько его статей опубликовал журнал «Просвещение Донбасса». В 1922 году Федор Максименко вернулся в Киев и на этот раз успешно поступил в институт, который в ту пору назывался Киевским институтом народного просвещения. Учился на историческом отделении факультета профессионального образования – в ту пору любили мудреные названия, главное же, чтобы они не напоминали о проклятом прошлом. В 1926 году получил диплом и, отработав положенный срок в школе, всецело посвятил себя библиотечному делу и библиографии. Стал библиотекарем Всенародной библиотеки Украины. В 1933 году, когда ее преобразовал в Библиотеку Академии наук УССР, места здесь для Федора Максименко не нашлось. Нужно было снова устраиваться, часто менять место работы. Федор Филиппович служил библиотекарем в Киевском научно-исследовательском институте пищевой промышленности, библиографом в Киевском медицинском институте, а перед войной в библиотеке Киевского университета, которому возвратили старое название, конечно же, опустив имя Святого Владимира. В 1930 году вышел в свет его первый большой труд, сделавший имя молодого библиографа известным. Называлась эта книга «Материалы для краеведческой библиографии Украины». Федор Филиппович зарегистрировал и проаннотировал здесь более тысяч работ за период с 1847 по 1929 год.
После краеведческой библиографии работ Ф.Ф. Максименко была посвящена персоналии. Он вышел в состав авторского коллектива, составлявшего указатель литературы о видном партийном и государственном деятели Украины, в ту пору еще живом и занимавшем важные посты – председателя Совнаркома и Госплана союзной республики, - о Николае Алексеевиче Скрыпнике (1872-1933). Герой этой работы умер через год после выхода в свет библиографии.
Работа Ф.Ф. Максименко, о которой не обходимо рассказать, - это сводный каталог «Кирилловские старопечатные книги украинских типографий, хранящиеся во львовских собраниях (1574-1800)». При ознакомлении с этой книгой, вышедшей в свет в 1975 году тиражом 1300 экземпляров и стоившей 34 копейки, легко обнаружить, что содержание ее шире, чем это указано в названии. Здесь приведены библиографические описания 66изданий, выпущенных в Кракрве, Цетинье, Праге, Венеции, Москве, Вильне. Трудности сопутствовали изданию и других трудов Ф.Ф. Максименко. Составленная им вместе с Р.С. Кацом «Библиография украинской и российской библиографии по истории СССР» (Киев, 1960) была выпущена тиражом всего 50 экземпляров. Умер Федор Филиппович Максименко 6 июля 1883 года. После него остались не только библиографические труды, которые активно используются и сегодня, но и большая собранная им личная библиотека – пожалуй, крупнейшее на Украине собрание книг по книговедению, библиотечному делу и библиографии. К сожалению, собрание это в общественные книгохранилища не попало; владеет им киевский книговед и библиофил Сергея Белоконь.

 

ФАРАФОНТОВ Александр Павлович родился 14 мая 1889 года в городе Красноярске. Литератор. С 1913 года работал учителем школы на КВЖД, куда приехал вместе с родителями. После 1917 года работал в железнодорожном училище Харбина. Был членом ИРГО и Общества русских ориенталистов (Читинское отделение). В 1911 году направил А. К. Кузнецову для Читинского краеведческого музея собранные им коллекции бабочек и жуков. С 1902 года публиковал рассказы и заметки в журналах и газетах Иркутска, Троицкосавска, в 1913—1916 годы в газете «Забайкальская новь» (Чита). В числе приметных статей  «Начальное образование в Забайкальской области», «Тарбаган». В 1916 году совершил путешествие от Харбина до курорта «Шиванда», изложив наблюдения в опубликованном дневнике. В 1921—1935 году журналист харбинской газеты «Слово». Создал в Харбине русскую фирму «Натуралист», в которую входили библиотека, книжный и писчебумажный магазин, где продавались учебные пособия, в том числе изготовленные им чучела птиц. В 1935 году выехал в США. В 1937 году издал альбом фотографий «Форт Росс — аванпост былой славы России в Америке». Один из организаторов Русского исторического общества в Сан-Франциско, преобразованного в Музей русской культуры. Умер 19 февраля 1958 года в Сан-Франциско, США. Письма Фарафонтова хранятся в Государственном архиве Читинской области (ф. 115, оп. 1).

 

ХМЫРОВ Михаил Дмитриевич писатель-историк, потомок старинного дворянского рода Тульской губернии, родился 1 сентября 1830 года в селе Локотки Глуховского уезда Черниговской губернии. Воспитывался в Московском кадетском корпусе, где служил воспитателем отец его, и, как один из лучших по успехам воспитанников, выпущен в 1848 году прапорщиком лейб-гвардии в Измайловский полк. По его собственным словам, «начал печататься подневольно, написав, по приказанию кадетского начальства, стихотворение на случай 50-летнего юбилея службы и жизни великого князя Михаила Павловича», напечатанное без ведома и без согласия автора в "Журнале военно-учебных заведений" в 1848 году.  Позднее оно было положено на музыку Г. Д. Ломакиным и издано отдельно. В 1849 году принимал участие в Венгерской кампании. В 1850 году он написал стихотворение, вызванное 50-летним юбилеем службы Императора Николая Iв Измайловском полку.  Это дало автору-прапорщику чин подпоручика (1850). 20 апреля 1851 года Хмыров был прикомандирован к 1-му Московскому корпусу репетитором математических наук; освобожденный таким образом от строевой службы, он получил возможность обратиться к занятиям отечественной историей, к которым он, по собственному выражению, всегда имел «внутреннее влечение». Однако уже 28 ноября 1852 года он получил приказание возвратиться в свой полк.  В 1854 году Хмыров был произведен в поручики и во время Крымской войны находился в составе войск, охранявших Петербургское побережье. В 1858 году, следуя своему влечению к историческим работам, задумал, по словам его биографа П. А. Ефремова, написать историю полка, в котором служил, и добился разрешения работать как в архиве Измайловского полка, так и в других петербургских и московских архивах. Первой его исторической работой была статья в журнале «Рассвет» 1860 г. (№ 1, 2, 8 и 9) — «Графиня Головкина и ее время», вышедшая в 1867 году отдельным изданием, с исправлениями и дополнениями. В начале 1861 году, чтобы иметь больше времени для любимых занятий, вышел в отставку с чином штабс-капитана, «возомнив о возможности существовать трудом литературным», как писал он позже в своей автобиографии. Тогда же Хмыров напечатал три обстоятельных очерка жизни русских писательниц: А. П. Буниной, М. А. Поспеловой и Е. Б. Кульман («Рассвет», 1861, № 11 и 12), статью «Ксения Борисовна Годунова» («Рассвет», 1862, № 3 и 4) и перевод с французского языка подлинной записки Бирона: «Обстоятельства, приготовившие опалу Э. И. Бирона, герцога Курляндского» («Время», 1861, № 1), снабдив свой перевод приложением обширных и ценных примечаний. В 1862 году в журнале «Русский мир» (№ 2 и 3) была напечатана его статья «Густав Бирон, брат регента», перепечатанная потом с дополнениями во второй книге «XVIII век» П. И. Бартенева. Затем деятельность Хмырова становится все шире. Он поместил множество статей географического, исторического, биографического и генеалогического содержания в «Энциклопедическом словаре», в художественном издании «Северное сияние» (1862—1865). Издал целый ряд весьма ценных, обстоятельно составленных биографий в «Портретной галерее Мюнстера» (1865—1667). Указатель статей, принадлежащих Хмырову,  опубликован в книге Межова «Библиографический  указатель истории русской и всеобщей словесности», СПб., 1872.  Он публиковал статьи в «Артиллерийском Журнале», сотрудничал в «Книжном Вестнике», «Отечественных Записках», «Русском Архиве», «Живописном Сборнике" и других периодических изданиях. Сверх того, много исторических материалов с объяснениями и примечаниями Хмырова помещено в журнале «Русская Старина». В 1869 году он, вместе с П. А. Ефремовым, издал шуточное издание «Полное и обстоятельное собрание анекдотов четырех шутов: Балакирева, Д'Акосты, Педрилло и Кульковского» . Умер Хмыров в Петербурге 27 ноября 1872 года.

Уже после смерти Хмырова был издан сборник его исторических статей (СПб., 1873), а также труд «Металлы, металлические изделия и минералы в древней

России. Материалы для истории русского горного промысла» (СПб., 1875)

плод долгих занятий в архиве Горного департамента Министерства внутренних дел. К сожалению, не увидели света сделанные Хмыровым большое собрание надписей с надгробных памятников и множество материалов из архивов по всем отраслям знаний. Говоря о Хмырове, нельзя не упомянуть о его богатейшей библиотеке, на составление которой он не жалел своих скудных заработков. Она состояла из 12000 номеров одних только журналов и вырезок из них и приобретена в 1873 году (всего за 3000 рублей) для Исторического музея в Москве. Коллекция Михаила Дмитриевича Хмырова состоит из газетных и журнальных вырезок, содержит более 12.000 статей по различным отраслям истории на русском, французском и немецком языках, которые вкупе составили свыше 1.700 томов.Вот как характеризует Хмырова его друг П. А. Ефремов: «Он был добр, прямодушен, готов на всякую услугу; в убеждениях своих был тверд, не менял их и не скрывал, так что каждый мог знать, с каким человеком имеет дело, и смело на него положиться в случае нужды. Вместе с этим он был, однако, человеком крайне непрактичным во всем, что касалось его личных интересов, и часто терял там, где другой на его месте мог бы только выигрывать». Любимой мечтой X. было составление "Настольной энциклопедии русского отечествоведения", куда должны были войти сведения по истории, географии, статистике, этнографии, торговле, промышленности.

Чижевский Александр Леонидович родился 7 февраля 1897 года в местечке Цехановец Гродненской губернии. Отец Александра Чижевского Леонид Васильевич Чижевский - военный, генерал Русской армии, после октябрьской революции 1917 года поддержал новую власть, служил в Красной Армии. Мать Чижевского Надежда Александровна (урожденная Невиандт) была домохозяйкой. Она умерла от туберкулеза, когда сыну не было еще и года. Воспитанием ребенка занимались его тетя Ольга Васильевна Чижевская-Лесли (сестра отца) и бабушка Елизавета Семеновна Чижевская (мать отца). Впоследствии Александр Леонидович отмечал, что его тетя фактически стала для него настоящей матерью. А бабушка - первым учителем и воспитателем.  В 1906 году Леонида Васильевича направили служить в город Бела Седлецкой губернии Царства Польского, и Александр поступил в местную гимназию.  В 1913 году Леонид Васильевич вновь поменял место службы, на этот раз он переехал в Калугу, его сын поступил в частное реальное училище этого города. В 1914 году Александр познакомился с Константином Эдуардовичем Циолковским.  Идеи Циолковского оказали серьезное влияние на молодого человека и стимулировали его интерес к астрономии. В 1915 году Александр с отличием окончил училище и поступил в Московский Коммерческий институт. Кроме того,  он стал вольным слушателем Московского археологического института. В 1916 году отправился добровольцем на фронт, заслужил солдатский Георгиевский крест, в том же году был комиссован из армии по причине контузии. В 1917 году начинается трудовая биография Чижевского. В период с 1917 по  1923 год Чижевский читает курсы лекций в Археологическом институте и посещает лекции физико-математического факультета Московского университета по естественно-математическому отделению. Также принимает участие в работе калужского Общества по изучению природы. Кроме того, Чижевский с 1918  по 1920 год  преподает русский язык и литературу на Калужских пехотных командных курсах по подготовке командного состава РККА.  Помимо научной деятельности, Чижевского увлекала поэзия. Еще в молодости он издал сборник своих стихов. Впоследствии юношеский опыт литератора сам Чижевский оценивал скептически, но неудача не обескуражила его, и спустя несколько лет в свет вышел второй сборник стихов, написанных в период с 1914 по 1918 год. В 1918 году Чижевский начинает исследовать проблему ионизации воздуха. В 1919 году делает доклад в Обществе по изучению природы. Результатами работы молодого ученого заинтересовался известный физик Петр Петрович Лазарев, он вскоре пригласил Чижевского работать в Институте физики и биофизики (ФИАН). Материалы доклада Чижевского были разосланы многим ученым, в том числе иностранным. За границей высоко оценили достижения Чижевского, а нобелевский лауреат, швед Сванте Аррениус предложил ему вступить в его научную группу.  Александр ушел со всех должностей и готовился к зарубежной поездке, но его не выпустили из страны. В результате Чижевский временно остался без работы и средств к существованию. На помощь ученому пришел нарком просвещения А.В. Луначарский. Он устроил Чижевского на должность инструктора литературного отдела Наркомата просвещения. Но, конечно же, Чижевский мечтал о карьере ученого - и потому старался использовать любые возможности для возвращения  в науку. В 1922-1924 годах он был внештатным консультантом Института биологической физики Наркомата здравоохранения  РСФСР, в 1923-1926 годах - главным экспертом по вопросам медицины и биологии и членом Технического совета Ассоциации изобретателей. В 1923 году Чижевский также устроился на работу в Практическую лабораторию по зоопсихологии к родоначальнику известной цирковой династии дрессировщиков Владимиру Леонидовичу Дурову. С 1924  по 1931 год Чижевский состоял научным сотрудником и членом ученого совета лаборатории и проводил опыты, изучая влияние аэроионов на животных. Результаты научных исследований, проведенных еще в тяжелые годы революции и Гражданской войны, Чижевский обобщил, дополнил и систематизировал спустя несколько лет - и представил их на суд научной общественности. Тогда смелые выводы Чижевского вызвали неоднозначную реакцию, споры, и в СССР не получили официального признания. Однако в западных странах его статьи оценены очень высоко, и в 1927 году Чижевский был избран почетным членом Академии наук США. В этот же период Чижевский разрабатывает ионизатор воздуха – прибор,  использующийся в медицине, в настоящее время широко известный под названием «люстра Чижевского». В 1930 году ученому присваивают звание академика Тулонской академии наук во Франции.  Чижевский был членом 18 академий мира, почетным профессором целого ряда университетов Европы, Америки, Азии. И наконец в 1939 году I Международный конгресс по биологической физике и биологической космологии, проводившийся в Нью-Йорке, выдвинул Чижевского на Нобелевскую премию. На конгрессе Чижевского называли «Леонардо да Винчи XX века», подчеркивая многогранность таланта ученого и его вклад в развитие различных направлений науки. Чижевский отказался от соискания премии «по этическим мотивам». К числу несомненных успехов ученого относится множество работ в области медицины и биофизики, в частности исследование влияния Солнца на физико-биологические свойства крови. Также во многом благодаря Чижевскому в мире был признан приоритет отечественной науки в аэрокосмических исследованиях. Чижевский организовал публикацию за рубежом трудов Константина Циолковского как раз в тот момент, когда на Западе в начале 20-х годов стали распространяться идеи Германа Оберта в области ракетостроения. Чижевский знал, что наш ученый Циолковский задолго до Оберта получил аналогичные результаты и опубликовал их еще в конце XIX века, однако достижения Циолковского оказались несправедливо забыты. Чижевский добился встречи с властями и, заручившись их поддержкой, обнародовал  результаты исследований Циолковского, которые и получили всемирное признание.  Во время работы в Практической лаборатории по зоопсихологии у Владимира Дурова Чижевский познакомился с подругой его дочери, актрисой Малого театра Татьяной Сергеевной Рощиной. В 1931 году, когда он серьезно заболел гриппом, Татьяна ухаживала за Чижевским,  начался роман. В том же 1931 году они поженились, вскоре родилась дочь Марина. В 1931 году по распоряжению Совнаркома была учреждена Центральная научно-исследовательская лаборатория ионификации (ЦНИЛИ), директором которой стал Чижевский. В 1940 году работы Чижевского подверглись проверке комиссии под председательством Андрея Вышинского, в то время занимавшего пост заместителя главы правительства СССР. Комиссия назвала деятельность ученого реакционной и не имеющей ничего общего с наукой. Профессора обвиняли в реанимации астрологических средневековых воззрений. В том же году была назначена еще одна комиссия, на этот раз под руководством академика Иоффе. И вновь вердикт был крайне резок. Иоффе прямо заявил, что Чижевский безграмотен, некомпетентен, позорит советских ученых. Однако ряд известных в научной среде людей отдавал им должное – среди них академик Данилевский, профессора Репрев, Семашко и др. В конце 30-х годов, в период разгрома лаборатории Чижевского, профессор убедился в том, что в стране есть люди, не на словах, а на деле  готовые его поддержать. Тогда в защиту профессора выступили не только ученые. Так, Герой Советского Союза, депутат Верховного совета СССР Михаил Водопьянов написал письмо президенту Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук Трофиму Лысенко, в котором отмечал заслуги ученого и требовал еще раз рассмотреть материалы дела Чижевского. Профессор Ефимов также высоко оценивал результаты, полученные Чижевским, подчеркивал эрудированность профессора, хотя и отмечал, что некоторые выводы, сделанные Чижевским, недостаточно подкреплены экспериментально. Когда началась Великая Отечественная война, семья Чижевского была эвакуирована в Челябинск. Им дали там хорошую квартиру, и казалось, жизнь на новом месте складывается счастливо, но в 1942 году Чижевского арестовали. Он был признан виновным и направлен в лагерь, находившийся в Свердловской области. В лагере ему поручают руководить кабинетом ионизации Центральной лагерной больницы. Оказавшись в лагере, ученый не сломался, он даже в трудных условиях использовал любые возможности для продолжения научных исследований. Лабораторию при лагерной больнице профессор превратил в настоящее научное учреждение. Чижевского отличали сильно развитое чувство собственного достоинства и несгибаемая воля. Он отказался следовать лагерным законам, которые, по его убеждению, унижали человека. Заключенные были обязаны носить на одежде нашитые номера. Чижевский отказался следовать этому правилу - и ни карцер, ни угрозы, ни физическое воздействие не заставили его поступиться принципами. В конце концов, руководство лагеря пошло на уступки и оставило профессора в покое. В 1944 году Чижевского переводят в Московскую область для работы в «шарашке» (жаргонное название секретных научных объектов, подчиненных НКВД), однако в 1945 году его перевели в Карагандинский лагерь, где он продолжил вести исследования процессов ионизации. С 1948 по 1949 год Александр Леонидович работал научным руководителем Клинической лаборатории Степлага. В этот период ученый разработал метод борьбы с силикозом. В лагере Чижевский познакомился с Ниной Вадимовной Перишкольник, урожденной баронессой Энгельгардт. Она работала там санитаркой. Вместе они направились в ссылку в Караганду, где Александр Леонидович работал лаборантом в Областном онкологическом госпитале. После того, как в 1951 году первый брак Чижевского был официально расторгнут, он и Нина Вадимовна поженились. Они вместе прожили до самой смерти ученого в 1964 году. После реабилитации  в 1958 году профессор Чижевский возвратился в Москву и стал руководителем научно-исследовательской лаборатории «Союзсантехника». Ученый любил живопись, писал пейзажи.