Жизнь как есть

Из письма Л.И. Красовского от 27 августа 1975 года.

...статья Ю.С. Мартемьянова и Ю.А. Шрейдера «Ритуалы – самоценное поведение». ...О ритуалах, как надежном отличительном признаке человека в сравнении с животными. Есть сожаление о былых праздниках, о ярмарках. Есть антиритуалы, вроде антикрестин, былой антипасхальной кампании, новогодняя, как антирождественская, елка.

Из письма Л.И. Красовского от 27 августа 1975 года.

«Живу на даче. Сестра моя, Гали Ивановна, сняла две комнаты в неотапливаемой мансарде роскошной усадьбы современной владелицы, пенсионной, авангардной вдовы современного полковника, только не медицинской службы. Условия роскошные, цена солидная (210 руб.), срок безграничный. Вспоминаю булгаковского Мастера, поселившегося в подвале у застройщика. В 4 км село Братовщина с дивной маленькой деревенской церковью Благовещения. В противоположной стороне, на таком же расстоянии, канал Волга-Москва. Между дачей и каналом лес. Близко санаторий «Правда», через него ходим 40 минут на станцию. Но там же лесопилка и Правдинский мебельный комбинат. От них производственные «шумы», пятиэтажки как на Октябрьском проспекте и пьяные компании с похабщиной…

Привез с собой работу редактирование книги академика Азербайджанской ССР Тутаюк по ботанике, но работа не спорится. Сочинил, правда, 16 хороших рефератов, готовлю 17-й по антитранспарантам. Немцы хотят заткнуть все дыры в растении, чтобы снизить испарение и придумали какое-то силиконовое масло, от которого не выпускаются пары воды, но свободно проникает углекислый газ в клетки листьев. Ничего не пишут о неизбежном перегреве листа без испарения (??).

Ужаснулся от «Змеиного рая» В. Пескова в «Комсомольской правде от 22 августа. В заповеднике выпустили 600 гадин: будто нужен змеиный яд для медицины? Зачем? Для випротокса? Для бесцельного лечения артритов? Стоит ли овчинка выделки? Не того же ли порядка дело, что и антитранспаранты? Опять заповедники занялись вроде не делом?

Книгу Хржановского в двух томах сдали в производственный отдел 20 августа, чтобы выпустили через год. Пришлось усердствовать перед сдачей рукописи, рисунков, подрисуночных надписей. Теперь, кажется, все сделано до выхода корректуры. Денег еще не получил ни копейки, хотя обязаны оплатить 50%. Могли еще не развернуться с оформлением оплаты так быстро. А работаю уже 1, 5 года. Получу же едва ли 300 руб. Да и эти не дождусь…».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.224-225).

Из письма Л.И. Красовского от 9 октября 1975 года.

«В.Н. Скалон переехал в Кемерово и работает в университете, недавнем пединституте.

Умер академик П.М. Жуковский, герой сессии ВАСХНИЛ 1948 года. Там он каялся в грехах менделизма, клялся быть мичуринцем и предал мичуринство при первой выгоде.

Появилась новая статья А. Черткова, которого знаю благодаря Вам. На этот раз Чертков уверяет, что религия страшнее, чем пьянство и хулиганство, хотя верующие не вредят производству, не разбивают чужие физиономии, не издеваются над соседями. Вредны они ужасно тем, что религия – опиум для народа. А сейчас новый закон о борьбе с наркотиками. Выбалтывает то, что умалчивают более хитрые его новые коллеги. Пьянство – не совсем похвальное развлечение, хулиганство – шалость сверх меры, религия же – сфинкс и что она дает, кто ее знает. Религия со всем богатством ее культуры, ее живописью, зодчеством, музыкой, литературой, историей, где были не только инквизиция и реформация, но и Франциск Асизский и Святая Жанна де Арк, и великое мученическое воинство – все это ставится много ниже пьяной хулиганской погани, которой постыдились бы питекантропы и одомашненные кабаны. Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский, Илья Николаевич и Мария Александровна Ульяновы, да, пожалуй, и сам Владимир Ильич, вряд ли разделили бы мнение Черткова и сменили бы веру на косушку водки и пьяную похабщину. Пожалуй, хорошо, что такого дурака лишилась Святая Церковь и еще лучше, что с ним спуталось безбожие.

Простите за назойливость с Чертковым. Статья его «Если ты убежден» в «Вечерней Москве» от 9 октября 1975 года».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.226).

Из письма Л.И. Красовского от 15 октября 1975 года.

«Работы целая гора: рефераты, рукопись практикума и редактирование книги академика Азербайджанской ССР Тутаюк (женщины), с которой на прошлой неделе встречался дважды в гостинице «Россия», где никто не говорит по-русски, исключая обслугу. Гостиница окружена чудесными церквами, чисто русскими. Их особенно много на Варварке, они покрашены, но выглядят убого. К одной церкви, заметил, кресты повернуты поперек. Молиться в них некому было бы, даже если бы их не закрыли в 1929-1930 годах, разве что туристы забегали бы поглазеть на византийские церковные ритуалы. А так нигде нет жилья, во всем Китай-городе одни учреждения. Шел вечером к метро на площади Революции и не встретил ни души. Даже в метро было пусто.

Как-то писал Вам про лесничего Николая Семеновича Зюся, которого выгнали из Мордовского заповедника в 1957 году. Мне попала недавно его статья на реферирование. Он кандидат сельскохозяйственных наук в Институте мелиорации в Волгограде. Написал ему. Он ответил, звал к себе. Послал ему второе письмо, но он не ответил».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.218).

Из письма Е.Д. Петряева к Л.И. Красовскому от 18 октября 1975 года.

«Три тома «Лекций по истории древней церкви» В.В. Болотова (под редакцией А.И. Бриллиантова) – полны фактов. Вообще В.В. – уникум, он унес в могилу (в 45 лет!) бесчисленные сокровища знаний. Сам В.В. говорил, что пишет «для несуществующих читателей». Так оно и вышло, имя его не знают даже присяжные историки. К счастью архив В.В. сохранился, теперь он в ГПБ.

По книжной части любопытна 1 часть «Избранного» Н.А. Рубакина. Еще: Олжас Сулейменов «Аз и я» (о «Слове о полку Игореве» – полемическое сочинение). Он пишет о «вирусе современности, который попадает иногда в мозг историка…».

В «Бюллетене МОИП», кажется, будет моя заметка о библиографии Скалона. А Василий Николаевич строчит в газетке университета. Вообще-то, как мне кажется, Василий Николаевич не приживется на новом месте. Другое дело - его жена (ей 50 лет, она еще может заменить Василия Николаевича)».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.219).

Из письма Л.И. Красовского от 18 октября 1975 года.

«Спасибо Вам преогромное за книгу. За ее написание, за богатство материала, за благородство изложения, за объективность при сохранении всех обязательных канонов. Никогда не надеялся прочитать про кайские доблести великого демократа. Слыхал о них от замечательного А.Д. Фокина и не верил ему, хотя он пересказывал все в подробностях и безукоризненно точно. Мне представлялось, что дело пошло из-за «картофельного бунта».

Замечательна крайняя бедность крестьян, о которых так усердно «печаловался» губернатору сердобольный народолюбец в «золотой век» дешевизны и обилия хлеба, мяса, рыбы, масла (с.78), когда Вятский край без помещичьих хозяйств снабжал хлебом целый беломорский край и огромную пропорцию отпускал за границу (с.78). А до чего же хорош был он в роли деятеля тогдашнего МВД! Перед одним из обысков предписывал городничему Дрейеру «распустить слух, что следствие взято в Петербург Свечиным» и даже уехать, но, возвратившись… вечером, внезапно накрыть незаконное сборище (с.76). Не зря в (сталинских – А.Р.) лагерях таких деятелей называли «псами». Пес вынюхивает и выслуживается перед хозяевами.

В.Н. Скалон помнит жену Вашего героя. Видел ее в ранние годы своего детства. Уверяет, что она так же усердно «любила» трудящихся, как и ее прославленный своей любовью муженек.

«… и образом моих мыслей и всеми моими действиями (куда уж лучше действовал!) я постоянно и достаточно доказывал, что вредное направление, за которое я так много (то-то много!!!) и незаслуженно (хорош петрашевец!) пострадал (дом из пяти комнат, крепостной слуга, советник губернского правления, жених дочери, а потом зять вице-губернатора, хорошо бы иметь грешному человеку хотя бы малую долю таких «страданий»!), давно отброшено мною в числе тех заблуждений молодости, к которым уже не возвращаются…».

Спасибо».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.220).

Из письма Л.И. Красовского от 21 октября 1975 года.

«Как Вы коротко и емко пишите! Щедринскую Вашу книгу всю не перескажешь, но о такой вещи, как гибель архива Л.Н. Спасской в 1968 году (!) промолчать нельзя. Значит мы ели, спали, заседали, читали, смеялись пустякам, а в это время мимо нас проехали два грузовика и увезли неповторимые мирового значения драгоценности на свалку, где, быть может, они целы и до сих пор, но никогда не попадут в сокровищницы человеческой культуры.

Хотелось бы мне считать себя жертвой несправедливости, к тому же объективно признанной, но нет никаких к тому достаточных оснований, кроме, пожалуй, того, что многое пришлось видеть, на что глаза бы не глядели. Но от этого вряд ли гибнет сетчатка, да с опозданием на 20 лет. Правда, в роду у меня не было слепоты ни у кого, хотя теток было много с обеих сторон и жили они долго. Жизнь же дважды была опасно для палочек и колбочек. В 1929 году я окончил среднюю школу, но в вуз меня не приняли «за неимением мест». «Виноватым» получался отец, так как он с 1900 года служил на почте, надо же было работать слесарем, или токарем, или механиком на паровозе. И поступил я учиться в сварочный техникум, где учился сварке, в том числе и электрической с вольтовой дугой. Ожоги глаз были очень часты, конъюнктивиты бесчисленны, хотя о глазах наших начальство заботилось. Длилось это два года. Спустя 20 лет в Тайшете, наученный опытным человеком, евреем, Борисом Дмитриевичем Губиным, отбывавшим второе десятилетие, я объявил себя сварщиком. И меня сразу послали на ЦАРМЗ (центральный авторемонтный завод), где я пережил предусмотренный Губиным (он тоже уже был там мастером отдела технического контроля) страшный позор, который снится мне, как кошмар, до сих пор. Оказалось, что «варить» я абсолютно не мог. «Темнило!» заорали образованные сварщики, ревниво боявшиеся конкурента. Меня стали презирать все мастера и вольное начальство, но поддержали все товарищи по несчастью и устроили подсобником при сварщике Володе Гончарове, украинце, сидевшем в Бухенвальде. Он бил меня железной «чистилкой» (очищавшей брызги металла со сварочных швов), бил за неповоротливость в тесной кабине, где Володя перевыполнял норму на 200%, и я крутился, стараясь не смотреть на пламя дуги. Воспитание мое быстро прогрессировало, и через день-два я поспевал. Володя меня хвалил, усиливая усердие с моей стороны. Продолжалось это месяца три-четыре. Последние года полтора (до 1955 года) работал в литейном цехе. С утра делал шишки или стержни («стержня»), чему учили меня поляк Валериан Лемешев, бендеровец Иван Левков и эстонец Карл Видберг. Вечером же почти всех гнали на заливку и я таскал ковш с расплавленным чугуном. Металл имел температуру 1100 градусов Цельсия и излучение яркое, но, вероятно, без ультрафиолета. Вообще там было уютно, тепло, кормно. Да и времена улучшались неделя от недели. Тогда казалось, что возраст пошел в обратную сторону. Будто выздоравливали от смертельного недуга. Недуг-то, правда, был смертельным.

Позвонил еще раз Миленушкину. Подошла Таня, дочка или, по голосу, внучка Юрия Ивановича. Он практически здоров, но лежал, отдыхал после какого-то заседания, и к телефону его не позвали. Сказала Таня, что у него обострение язвы желудка в данное время и что потому, может быть, он Вам не пишет, но, после моего второго звонка, постарается написать, по словам Тани.

По слухам, в прошлое воскресение (19 октября) в нашу церковь приезжала делегация Иерусалимской церкви во главе с Его Святейшеством Патриархом Иерусалимским. Были они у поздней обедни, а я у ранней. И потому ничего не видел и не слышал.

Для МОИП просмотрел верстку статьи Виктора Чащухина о выедании растительности ондатрой. Это была тема его дипломной работы, которая вызвала истерику у Государственной экзаменационной комиссии. Все экзаменаторы усердно расселяли ондатру, считали доходы от нее, старались умножить численность и вдруг какой-то «недоносок» посмел сказать, что после ондатры на водоемах остается пустыня. А паренек крепкий. Нарушили инструкцию. Не дали ответного слова. Но… пятерку поставили. Из милости! А.А. Насимович поддержал Штину и теперь выходит статья. И моя статья с покойной Ириной Витальевной намечена на 1976 год, о соотношении Ca:Pв зимних кормах лося».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.221-223).

Из письма Л.И. Красовского от 6-7 ноября 1975 года.

«Сейчас 22 часа. А через четыре часа, то есть в два часа ночи ровно 35 лет назад к нам постучали. Я открыл дверь, вошла толпа мужчин, и один сказал мне: «Руки вверх!».

Наслышан я о В. Шукшине. В Москве его могила самая почитаемая. Гора всегда свежих роз покрывает могильный холмик на Новодевичьем кладбище. Ни Твардовскому, ни Чехову, ни Гоголю, ни Маяковскому – соседям Шукшина – нет такой чести даже и в малой мере. Почему так? Достал «Роман-газету» с его (Шукшина) рассказами и прочитал с большим интересом.

Вчера вечером прервал письмо и прочитал «До третьих петухов» и «А поутру они проснулись» В. Шукшина в «Нашем современнике». Обе вещи понравились очень. Язык его персонажей мне кажется изумительным. Содержание современное, деревенское, искреннее, реалистичное. Пишет занимательно, лаконично, увлеченно. Осторожен. Из рамок не выходит. Но и в рамках можно высказать много. У него я это увидел впервые. Показал, отразил жизнь такою, какая она есть.

Показалось мне, что В. Шукшин не атеист. В рассказе «Мастер» у него симпатичный современный батюшка отец Герасим. В «Крепком мужике» дурак-бригадир ломает церковь XVIIвека. Все односельчане его клянут. Быть может, не ошибусь, если скажу, что грусть о погибшей религии переполняла душу В.М. Шукшина и заметна во всех его рассказах. Особенно же жаль В.М. Шукшину, а с ним и читателю, монастырь, в который по глупости Ивана-дурака и по слабости стражника, проникли черти (!!!) и, выгнав монахов, предложили им заработок: сменить живопись. Вместо икон повесить их, то есть чертей, портреты. Современно, правдиво, кошмарно и, пожалуй, очень глубоко.

Читал статью А.А. Любищева в «Изобретателе и рационализаторе», №№8 и 9. Между подлинником и текстом едва ли многим больше, чем между «Братьями Карамазовыми» и «Определителем растений Кировской области». Но все же статья интересная и содержательная. Если не Монблан, то Казбек фактов. А.А. Любищев не отражен в той писанине, но многие его мысли переданы хотя бы частично, некоторые (например, о Чернышевском и Лобачевском) с искажением до поворота на 180 градусов.

В сборнике «Социология культуры. Выпуск II» (М., 1975) есть статья Ю.С. Мартемьянова и Ю.А. Шрейдера «Ритуалы – самоценное поведение» (с.113-139). Заумная вещь с философией, но в конце высказаны мысли о метафизической сущности всех ритуалов, об отказе люмпен-пролетариата (деклассированного!) от всяких ритуалов. О ритуалах, как надежном отличительном признаке человека в сравнении с животными. Есть сожаление о былых праздниках, о ярмарках. Есть антиритуалы, вроде антикрестин, былой антипасхальной кампании, новогодняя, как антирождественская, елка.

Антиритуалы лишены метафизической сущности. И потому бессмысленны. Боюсь, не все понял и искажаю содержание в пересказе. Но интересно, что ритуалы – тоже предмет науки».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.214-217).

Из письма Л.И. Красовского от 13 ноября 1975 года.

«Виктора Георгиевича (Шумихина – А.Р.), когда вспоминаю, то отдыхаю душой. Вероятно главное в человеке генотип, воспитание же стоит далеко сзади. Биология, а потом все остальное. Генотип же только-только познан и признан как реальность. Не зря его растаптывали «мичуринцы». Признавали как наследственную основу, но всеусердно с помощью цитат подчиняли внешней среде, то есть начальству в применении к человеку. Угрюм-Бурчеев тоже пытался подчинить начальству природные стихии». 

В письме рассказывается, также, об особенностях церковных песнопений в Серафимовской церкви нашего города.

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.17-18).

Из письма Л.И. Красовского от 1 декабря 1975 года.

«Вчера из нашего двухэтажного дома уехала почта М-20, которая занимала весь первый этаж с 1903 года. Там работали мой покойный отец и моя мать…

В 200-300 шагах уцелела церковь Святых Апостолов Петра и Павла. На днях был именинником настоятель отец Матвей Стаднюк. На почту пришла поздравительная телеграмма. Отнесли ее в церковь, а там не приняли и вернули с надписью: «Отец Настоятель уехал в Африку». 10-11 лет тому назад преподобный отец ходил служить панихиду на могилки моих родителей за три рубля.

Вчера вечером с сестрой были в литературном музее, слушали А.Я. Кутепова о декабристах. Чтение мастерское было в Нарышкинских палатах бывшего Высоко-Петровского женского монастыря. Место высокое между ЦУМом и «Петровкой – 38». Весной 1950 года как-то привели меня в гигантский кабинет начальника 2-го следственного отдела полковника Ивана Федоровича Рублева, человека солидного, насколько мне помнится, красивого, со мною вежливого. Посадили меня там на стул, а передо мной огромное окно и в него видно тысячи крыш, а над ними, совсем близко, колокольня Высоко-Петровского монастыря. Не думал я тогда, что побываю под высокими сводами Нарышкинских палат. Длинный путь, поглотивший всю жизнь, пришлось совершить по всей стране «которую нельзя понять. В Россию можно только верить». С этих слов и начал вчерашнее чтение А.Я. Кутепов. Огласил потрясающей силы «Катехизис» Муравьева-Апостола, читанный солдатам Черниговского полка.

Вопрос: «Для чего Бог сотворил человека?».

Ответ: «Для жизни».

Вопрос: «Возможна ли жизнь без свободы?».

Ответ: «Нет, невозможна».

А дальше, еще страшнее.

Много читал о жестокостях следствия (грозили очными ставками!), о несправедливости суда, о смертном приговоре для пяти человек (какое множество!) и о ссылке для 120 солдат.

В палатах сидели девочки, их было очень много и потому никто не нарушил тишину, похоже сжались в патологической систоле неискушенные девичьи сердца, сжались от ужаса перед зверствами бывшими 150 лет тому назад, от жалости ко множеству жертв и от ненависти к жестоким палачам без милосердия.

В субботу, 15 ноября, были в Доме литератора на Б. Никитской (улице Герцена) на вечере Д. Гранина. Там сидело человек 200-300, тоже больше девочки, но в меньшей пропорции. Речь шла о кинокартине о создании АТОМНОЙ БОМБЫ. Выступал (очень скучно) режиссер Игорь Васильевич Таланкин, потом артист Иннокентий Смоктуновский (озорно и пошло), а потом автор сценария Д. Гранин. Он мало говорил о сценарии, но много об… А.А. Любищеве. Говорил, что у него были не единичные подвиги в жизни, но вся жизнь его была подвигом морального совершенствования, будто бы самого высокого и благородного из всех подвигов. А ведь А.А. Любищев никогда не был густопсовым «дарвинистом». И все-таки подвижник в порядочности своей жизни, своих мыслей, своих поступков, всегда согласных с его убеждениями. Похоже на возрождение житийной литературы, где так же высоко ценилось личное моральное совершенствование и считалось подвигом. В конце стали показывать широкоэкранный фильм, цветной, захватывающий, начинающийся встречей советских и американских войск на Эльбе. Фильм потрясающий!

Г. Петрова не знал и никогда о нем не слыхал, или совсем забыл. Знал отца Александра Эндеку в 1929 году, примерно за полгода до его огулагивания. Служил у Гребенской Божьей Матери на площади Дзержинского, в 50-70 шагах от «внутренней тюрьмы». Сейчас и следов нет от этой церкви на углу улицы Кирова и Георгиевского проезда.

Забыл одну мелочь. В середине своей короткой речи Д. Гранин сказал, что приехал из Ленинграда, где скончалась «совесть Ленинграда» Ольга Бергольц. И все встали и стояли 1-2 минуты в торжественном молчании.

За Сулейманова спасибо, за отца Григория Петрова особенное. Льва Николаевича Гумилева читал в Герценовской библиотеке – «Легенда о вымышленном царстве пресвитера Иоанна». Однако утонул в однообразных этнографических подробностях, вряд ли осмысленных самим автором. Некий H. Walter, по слухам, бывший гитлеровец, но переводимый и издаваемый у нас, выпустил атлас климадиаграмм по всем главнейшим пунктам Земного шара с итогами всех метеонаблюдений за десятки лет. Сидя дома, можно побывать под дождями Амазонки или обморозиться на берегах Лены».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.19-21).

Из письма Е.Д. Петряева к Л.И. Красовскому от 12 января 1976 года.

«Новый год пришел с печалями. Очень меня ударила смерть Юрия Ивановича Миленушкина. Он был старше нас (родился в 1908 году), но по широте интересов и тонусу казался совсем молодым. Мы говорили с ним 18 декабря 1975 года. Он собирался 23 декабря выступать с докладом о научных школах. Мы немного поспорили, так как я скептически отношусь к докладам. И вот конец. Горько и обидно.

В.Н. Скалон в больнице (пневмония и обострение ретикулеза). Шансы его ухудшаются… Он это сам признает.

Беспокоился я и о Вас, зная Вашу ранимость и склонность к рефлексии. Спасибо за письмо. Оно свидетельствует, что резервы велики и войдут в действие.

Снимки интересны. Вложу их в энциклопедию, но безбородый митрополит – некий соблазн. А Ольга Федоровна – жена? Благолепно ли?

В мае собираюсь во Владимир. Приглашают писатели, обещают гостиницу и экскурсоводов.

Квартиру обживаю, но книги еще в куче. Стеллажи делают уже больше месяца. Конца не видно.

Салтыковские хлопоты в разгаре. Заседание здесь будет 21 января, а в Москве – 27 января. Гостей ждем, но ударили морозы, а это снижает подвижность.

С появлением телефона в город стал редко ходить. В библиотеке не был с прошлого года.

Виктор Георгиевич (Шумихин – А.Р.) много работает. Хорошо ведет телеальманах «Книголюбы», но живет трудно, так как жилье далеко…

Хлопочут об обмене…».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.2-2а).

Из письма Л.И. Красовского от 4 февраля 1976 года.

«Мой дорогой коллега и бывший ученик Виктор Александрович Чащухин, о котором я Вам часто говорил и писал, опубликовал очень интересную и нужную работу и теперь мы оба просим принять оттиск его статьи. Надеюсь, с большими основаниями, что Виктор сделается крупным специалистом на почти нетронутой целине охотоведческой науки».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.26).

Из письма Л.И. Красовского от 20 февраля 1976 года.

«На прошлой неделе узнал из письма Виктора Чащухина о смерти В.Н. Скалона. Не буду ныть, хотя потеря тяжелая. Хочу вспомнить, как Василий Николаевич, будучи у нас в гостях прошлой зимой рассказывал о себе самом. Лик у него был божественный: борода, волосы, скромное достоинство, печальные большие глаза, доброта и доступность. «Еду» – рассказывал он, «я в метро и какой-то парень, наклонившись ко мне, говорит: «Батюшка, купи алмаз». Я, говорит Скалон, отвечаю ему: «Сын мой, на что же мне алмаз?». Парень продолжает: «В церковном деле пригодится. Инструмент хороший. Дешево отдам». Тут Василий Николаевич возразил: «Ну, нет! Дешево я не возьму, а настоящую цену дать не могу. Я не при деньгах». Не помню, писал ли Вам это?

Звонил А.А. Насимович и говорил о Вас, что Ваша заметка о Скалоне будет некрологом. Очень жаль дорогого Василия Николаевича.

Сестра моя Гали Ивановна читала похвалу Вашей книге о Салтыкове-Щедрине в большой газете, кажется в «Известиях» (я был в больнице)».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.81).

Из письма Л.И. Красовского от 7 марта 1976 года.

«Спасибо Вам за Л.А. Гребнева и похвалу МОИП.

Направил к Вам своего ученика Виктора Александровича Чащухина, чтобы Вы его поддержали в трудных условиях его первых шагов на жизненном пути в диких условиях Кировского ВНИИОЗ. А он наслышался о Вас от меня и боится показаться Вам на глаза. Если осмелеет, помогите. Я и письмо послал ему для Вас. Человек он способный, ищущий, придавленный, но еще молодой (23 года) и мало читавший. Я его ничему никогда не учил, кроме методики газового анализа в корневищах тростника и определения незамерзающей воды в ветках деревьев.

В журнале «Семиотика» (Труды по знаковым системам) Тартусского университета (1975, вып.7, с.296-301) напечатана потрясшая меня статья Иосифа Давидовича Амусина «Об одной забытой публикации тартусского профессора Александра Вавилова». В 1912 году это профессор опубликовал в Париже арабский текст и ее французский перевод «Всемирной хроники» Агапия Манбиджского и в ней свидетельства историка Иосифа Флавия (93-94 года по Рождеству Христову) о Христе Иисусе. Это знаменитое свидетельство известно было только по греческим спискам, и подлинность его сначала оспаривалась, а потом у нас просто была отвергнута, и само свидетельство считалось христианской вставкой, сделанной в IIIвеке между Оригеном и Евсевием Кесарийским (IVвек), автором «Церковной истории». Иисуса же никогда не было. Основанием для критики служила христианская, чуждая фарисею Флавию, редакция текста, где, например, признавалось воскресенье Христа и утверждалось, что он был Мессией. Как же Флавий мог оставаться евреем? В арабском тексте епископа Агапия это место изложено в иной, явно еврейской редакции и сказано: ученики видели его на третий день после распятия и что они считали Его как бы Мессией.

Сочинение А. Васильева вспомнили только в 1971 году и на английском языке Sh. Pinesвыдвинул его, как первоначальный, подлинный оригинал текста Иосифа Флавия привел множество тому доказательств путем сличения текстов из сочинений Михаила Сирийского (XIIвек), Блаженного Иеронима (IVвек) и других мест «Древностей» Иосифа Флавия. Таким образом, Иосиф Флавий писал о земной жизни Иисуса, хотя и не признавал его Мессией. Писал он через 60 лет после распятия и Воскресения, но ведь такой же срок отделяет нас от Патриарха Тихона, от Базыкина и иже с ними. И ведь изустно помнят многих. Тем более свежо должно быть в памяти историка, писавшего о тех Великих Днях.

А ведь я в глубине души был убежден, что Иосиф Флавий промолчал о Христе Иисусе и сильно сомневался в подлинности христианских о Нем свидетельств. Слава Богу, что истина раскрылась спустя 1900-2000 лет! Слава Богу, что историчность Иисуса Христа сделалась несомненной.

Как нельзя верить лжехристям и предаваться соблазнам!».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.88-90).

Из письма Л.И. Красовского от 15 марта 1976 года.

«Стахровский Евгений Вольдемарович – заведующий лабораторией экономики охотничьего хозяйства. Лет 10-12 вымучивал ненужную диссертацию по «охотэкономическому районированию Восточной Сибири» и, конечно, обязательно «блестяще» защитил ее не в Иркутске ли? Опросы, заготовки в райзаготконторах, всякие себестоимости, рентабельности, валовые доходы, обязательные прибыли и прочая скука для смерти мухам и тараканам, которых стало больше, чем мух во много раз. Мелочен до абсурда. Примитивен. Услужлив и начальстволюбив. В рекомендациях лаконичен и прямолинеен, как милиционер: прекратить спекуляцию кедровым орехом, запретить отход пушнины на сторону, устрожить трудовую дисциплину и так далее в этом роде. Не улыбается, хотя на лице лежит печать раболепства и угодливости перед тем, кто выше. Чтобы он отказался подписать некролог, трудно представить. Откуда у него взялась такая прыть? Или где-нибудь Скалон помянул его недобрым словом по справедливости, и тут же позабыв о такой мелочи? Страховский же запомнил и теперь уперся. В целом-то он под общую серую масть ВНИОЗовского индома.

Интереснее его отец Вольдемар Генрихович, считающийся классиком охотоведения. Он руководил знаменитой Верхне-Вычегодской экспедицией в 1930-1932 годах вместе с Лобачевым, сыном слободского учителя, потом профессором хирургии в институте Склифософского, сейчас пенсионера, перенесшего более пяти инфарктов. Там они придумали количественные учеты животных. Мужчина был красивый, читал лесоводство в Балашихе. Охранял природу Лосиного острова в Москве. Ввел рад ценных понятий: численность животных, плотность животных и другие. Судьба его печальна, хотя это скрывает теперешний Ваш вятский его отпрыск. В 1932 году впервые ввели паспорта и там писали национальность. Стахровский был поляк. Но в те годы были очень плохие отношения с Польшей. Называть свою национальность разрешалось произвольно, и Вольдемар Генрихович назвался немцем, потому что тогда были хорошие отношения с Германией. Спокойно жил такой «немец» до 22 июня 1941 года, когда его взяли за «жабры» и выслали куда-то за Урал, где он и отправился в иной мир.

С Юрием Ивановичам Миленушкиным мне так и не пришлось встретиться на грешной земле. Похоже недуг его мучил сильно и интерес к встречам у него ослаб, что испытываю и я сам.

С «Охотой и охотничьим хозяйством» дело обстоит много лучше, чем Вы предполагаете. Некролог там будет. Писать поручено какому-то литератору, бывшему охотоведу, ученику и другу (большая редкость!) покойного Василия Николаевича. Поместят где-нибудь в июньском-июльском номере. Может быть в майском, потому что ближайшие номера уже сданы в производство. Так было с некрологом моей Ирины Витальевны, умершей 23 февраля. Знаю все это от сотрудницы редакции журнала, ученицы моей жены, приезжавшей на ее могилку в третью годовщину смерти.

Злорадствуют, конечно, многие, особенно у Вас в Вятском ВНИИОЗ, в том числе и те, кто подписал некролог. Ведь Скалон, по слухам, презирал ВНИИОЗ и называл его Институтом второсортной зоологии. Считают, что он, Скалон, разорил Балашиху – охотоведческий центр мирового значения. А Вятский ВНИИОЗ – осколок Балашихи, худшая ее часть, потому что лучшая в Вятку не поехала. Злорадствует ли О.К. Гусев? Вряд ли. Он умеет себя держать и заботиться об этом.

О самом Василии Николаевиче писать трудно. Увяз он в хозяйстве и в отчаянных попытках спасти обреченное на погибель: формы, родовые уклады охотничьих племен, нетронутую природу и так далее. Основной огромный талант его, может быть, был бы в сатире. Вышел бы из него сатирик «страшной силы», как говорил году в 1960 Ваш Дьяконов в отношении уржумского (или малмыжского) сатирика, кажется, Макарова на вечере поэтов в Герценовской библиотеке (по-видимому, речь шла об уржумском поэте Евгении Замятине – А.Р.). Но этому таланту Скалона не нашлось места для разворота. Пришлось уйти в бобров Северной Азии, в егерские обходы, в охрану природы – дело пионеров и пенсионеров, во всяком случае, во времена молодости Скалона. Так и рассыпалась страшная сила мелкими брызгами едкого злословия, часто очень меткого и остроумного, но бессильного и почти бесцельного.

За В. Чащухина спасибо. Он ищет встречи с Вами, вчера написал мне об этом».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.88, л.86-87).