Жизнь как есть

Из письма Л. И. Красовского от 18 марта 1981 года.

 

«В.И. Петров, заведующий кафедрой педагогики Вятского педагогического института, был певцом Вятского земства, но его, как водится, выгнали из института».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1а, д.14, л.233).

 

Из письма Л.И. Красовского от 18 июля 1981 года.

 

«Спасибо Вам за Аполлинария Михайловича (Васнецова – А.Р.). С ним приходит на память Базыкин, которого Аполлинарий Михайлович, вероятно, хорошо знал и вряд ли мог не любить.

По словам снохи, Аполлинарий Михайлович был старостой в приходской его церкви Святого Харитония-Огородника, которую закрыли в 1929 году и в которой, незадолго перед тем, мне удалось побывать на малой будничной службе, где, может быть, присутствовал и Аполлинарий Михайлович, как усердный прихожанин и, тем более, как староста. О нем я тогда не имел понятия по причине моей серости.

Сын Аполлинария Михайловича, Всеволод Аполлинариевич, кажется жив до сих пор. Еще недавно усердно сочинял воспоминания о плавании на «Персее». По слухам, Всеволод Аполлинариевич исчезал лет на десять. Вынырнул он из небытия в послевоенные годы и в 1947 году я видел его в управлении заповедников. Он жил в Миассе и работал директором Ильменского заповедника. В 1951 году ему удалось выпроситься на море (он, кажется, океанолог) и его послали в Геленджик на должность директора морской опытной станции вместо профессора Д.А. Сабинина, который был смещен на должность старшего научного сотрудника, в каковом звании он и преставился 20 апреля 1951 года «по собственному желанию». Васнецовых, будто бы, в тот страшный день в поселке не было. Претензий к ним, вроде бы, никаких нет. Сами они мне очень хвалили Сабинина и даже говорили, что будь они в тот день там, несчастье бы не случилось. Музей Аполлинария Михайловича находится в одной из квартир большого дома в Фурмановском переулке. Рядом с этим домом – пристанище модных колдунов-экстрасенсов».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.68-69).

 

 

Из письма Е.Д. Петряева к Л.И. Красовскому от 7 августа 1981 года.

 

«Ботаникой я занимался у Ягодовского, но медики не считали ее важной и потому багаж мой ничтожен, а интерес остался. Думаю, что растения могли бы скрасить финал жизни…

Хотелось бы поставить серию опытов с той же крапивой. Ведь это поразительно живучее растение. Вероятно имеет значение симбиоз с «животным» населением почвы. Кстати, как Вы относитесь к теории Козо-Полянского? Недавно мне принесли «Номогенез» Л.С. Берга (новое издание). На досуге попробую одолеть. Штука серьезна, об этом пишет Квасов в предисловии.

Скоро Вы прослушаете классику. Тут я Вам чертовски завидую. Сам я занят разной мурой, а дни уходят. Вот три дня сидел за рецензированием и правкой «Уральского словаря писателей»! Сделал сотни добавок дат, справок и имен. А польза сомнительна, так как доработка в руках некомпетентных «авторов»!

Виктор Георгиевич (Шумихин – А.Р.) выписался, лечится. Поехал в свой Малмыж. Там сын и жена. Внешне Виктор Георгиевич плох, почки отказывают. Очень тревожусь за него. На 1983 год планируют книжку Виктора Георгиевича о вятских земских изданиях. Материал интересный, но не очень выгоден. Надо пробивать.

Наметилась еще одна линия связи декабристов со столицей. Это гомеопатия, модная в николаевское время. Лекарства и литературу в Сибирь присылали видные гомеопаты, но о них толком ничего не известно. Весьма вероятна причастность к этому В.И. Даля и его друзей. К сожалению, история гомеопатии у нас не освещена, хотя «паранаука» не раз выводила на правильную дорогу. Нет ли у Вас знакомого ветерана-гомеопата или знатока литературы по этой части. Кажется, Ф.П. Гааз тоже был причастен к испытанию гомеопатических средств, как и Арендт. Не удивлюсь, если Гааз посылал «крупинки» с каторжниками. Но сведений пока мало.

Не пора ли Вам взяться за мемуары? Расскажите о Нестерове, об «апологете»…  Это так интересно и важно. Никто об этом уже не расскажет». 

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.70).

 

 

Из письма Л.И. Красовского от 12 августа 1981 года.

 

«Спасибо охране природы, хотя охранять растения, по-моему, бессмысленно и выглядит, как простое подражание действительно нужной охране животных. Ведь растения косят, а они не исчезают. Веками косят и не губят их. Почему же нельзя рвать ландыши и купальницы (балаболки), которых у нас сотни миллиардов. И которые неистребимы, потому что у них могучие подземные корневища. Они нисколько не страдают от срывания цветков, число которых в тысячи раз превышает потребности семенного размножения. Зачем же лишать людей радости собрать или купить плотный букет ландышей или рыхлый, но красивый веник балаболок, как их зовут в Архангельской области.

10 августа умер отец Антоний в Литве, 82 лет. В Тайшете он меня учил латинским молитвам. В Тайшете он многим помогал. Любил ботанику. Осуждал меня за брак без церковного венчания. Осуждал справедливо, мягко, ласково, но неослабно: капал и капал до страшной смерти Ирины моей, которую встретил и полюбил в Паланге в сентябре 1972 года, за пять месяцев до ее кончины».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.64-67).

 

 

Из письма Л.И. Красовского от 6 сентября 1981 года.

 

«Баптистов («Кировская правда» от 6 августа 1981 года) жаль и даже очень! Замечателен состав их преступления: «Собирались вместе старухи в одном доме числом до сотни. Что делали? БОГУ молились, псалмы пели, религиозные проповеди слушали. Мало того. К аллопатам лечиться, канальи, не ходят». Ничего общего со старообрядцами баптисты не имеют. Здесь простая путаница, скорее всего, по неосведомленности. К тому же баптисты никаких святых не признают.

Теория Козополянского. По-видимому, речь идет о симбиогенезе, которым он интересовался. Но автором ее был Константин Сергеевич Мережковский, брат писателя, известный ботаник предреволюционных лет. Основанием теории послужило признание симбиотической природы всех видов лишайников, число которых около 28 тысяч. Теория эта не предусмотрена дарвинизмом, как и бесспорный факт дуализма лишайников. В настоящее время теорию поддерживает ботаник Зеров. В ее пользу идут внеядерные ДНК: митохондриальная у всех организмов, пластидная у растений, плазмидная у бактерий. Плазмиды и вирусы могут переносить гены из организма в организм.

Об А. Введенском все забыл. Видел его последний раз ровно 41 год тому назад, 8 октября. Первый раз я увидел и услышал его в Рождественскую всенощную в январе 1932, может быть 1933 года. Полстолетия тому назад. Раза три был у него дома по его приглашению. Помню, как он говорил о написанной им книге «Апологетика. Курс лекций». Лекции он читал по этому предмету студентам тогдашней Московской богословской академии, куда принимали и женщин. Рукопись, будто бы, он передал наркому (Луначарскому – А.Р.), с которым спорил в диспутах. Передал для одобрения и издания. И тот, будто бы, сказал: Посмотрим, каких орешков нагрызла белка таланта Введенского». У него остались два сына, оба служители и оба оставляют желать лучшего. Хотя старушки их, по слухам, любят…

Они же, как слышно, пьют и, боюсь, что наплевать им на ценнейшее для всей культуры наследие их богато одаренного отца.

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.61-62).

 

 

Из письма Л.И. Красовского от 25 сентября 1981 года.

 

«В больнице узнал, что там лежит профессор Грудев, выведший уржумскую породу свиней. Году в 1972, в возрасте за 75 лет, он женился на Эмилии Валентиновне Сильвинской, и они теперь здесь. В Кировском сельскохозяйственном институте она была доцентом кафедры частной зоотехнии и как-то говорила, что происходит из известной вятской фамилии Сильвинских».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.63).

 

Афоризмы академика Т.Д. Лысенко(1898-1976) начиная с 1934 года, выбранные Л.И. Красовским (на 36 машинописных листах). Работа закончена 27 сентября 1981 года.

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.134-168).

 

Из письма Л.И. Красовского от 28 сентября 1981 года.

«Посылаю Вам рукопись, второй экземпляр. Первый, эгоистично, оставил у себя. Вас нисколько не тороплю. Озаглавил «Афоризмами» из того соображения, что в способности к ним усматриваю, по-моему, дар, который нельзя отнять у Трофима Денисовича и который сродни литературному и поэтическому таланту. Воплотить мысль в вечную словесную запоминающуюся формулу может далеко не каждый даже крупный ученый. А Трофим Денисович смог. Причем в печатных текстах он сух и скучен. Зато в устных выступлениях он не жалел афоризмов и они сыпались, как бисер. В вечность они попали только если речь Трофима Денисовича стенографировалась, что было часто, но не всегда. Поэтому афоризмы у меня могут иметь объективную ценность. Конечно, я слышал лишь малую часть сказанного Трофимом Денисовичем. И вспомнил-то их лишь теперь, когда упражнялся в писании по Брайлю. И афоризмов Трофима Денисовича у меня мало. Пришлось писать для моих экзерсиций и высказывания Трофима Денисовича в пересказе. И подробности о нем совсем без красочных его формулировок.

Сознательной лжи или искажений я не допускаю нигде, но вспоминаю милого нашего А.Д. Фокина, который считал, что воспоминаний без лжи не бывает и быть не может, даже там, где автор воспоминаний абсолютно уверен в правдивости текстов. И я вспоминал Александра Дмитриевича не один раз, когда подправлял многие, казалось несомненные, даты. Перебирая их в уме в бессонную ночь, я ужаснулся, когда они не сходились, эти даты, и убеждался в своей ошибке, которую не подозревал.

Не зря «апологет» любил повторять слова, кажется, апостола Иакова: «Торопитесь, яко дни лукавы суть». Еще он повторял отца церкви IIIвека Тертуллиана: «Человеческая душа по природе христианска». Причем «христианску» он произносил с неповторимой ораторской и церковной грацией. Русский перевод лучше латыни, да еще в устах Введенского. Иначе говоря: если есть в человеке душа, то она христианска. Тоже ведь афоризмы. Они живучие, вечные, прошли через 17 веков и больше. Вот и Трофим создал афоризмы и, тоже, не вечные ли?

Не помню об А. Введенском ничего. Академика Н. Лихачева, знатока икон, знал по пересказам. Лично знал его вдову Наталью Геннадьевну и сыновей – Геннадия Николаевича, Петра Николаевича и Алексея Николаевича. Все это было в Приокско-Террасном заповеднике, где Гена был орнитологом и где жила его мама. Звали академика Николай Петрович и это явно не тот, о котором пишите Вы».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.191-193).

 

 

Из письма Л.И. Красовского от 25 октября 1981 года.

 

«Для веселья планета наша плохо оборудована.

Дом с деревянными колоннами против областного суда помню. Тинский говорил, что его надстроили, и тогда я понял, почему он такой ужасный, нагонял тоску как больничный морг. Впечатление усиливалось от странной надписи «ГОРСВЕТ». Может быть, отреставрируют и уберут надстройки?».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.54-55).

 

 

Из письма Л.И. Красовского от 3 января 1982 года.

 

«Году в 1962, летом, я зазвал А.Д. Фокина. Александр Дмитриевич пообещал как-то приехать на дачу в Зониху, тогда еще девственную. Жена моя ждала его, а я встречал на бугре у автобусной остановки с 8 утра до 4 часов дня. Он не приехал. Наплевать ему было на всех, в том числе и на нас. Такую же, только худшую, штуку сделал со мной в 1956 или 1957 году московский двойник А.Д. Фокина ботаник Павел Александрович Смирнов, живший на холостяцкой даче в сельце Лужки, в 8 км от усадьбы заповедника, где мы с женой работали под Серпуховом. Смирнов все ныл, что мы, то есть заповедник, не можем дать ему даже автомашину на однодневную поездку на Оку, чтобы обследовать тамошние дубравы и поискать в них заповедные степные виды растений. С большим трудом (его ненавидело начальство в заповеднике) я выпросил автомобиль, прибежал к нему, сговорился на завтра в 9=00 быть у него. Мы приехали, а он вчера уехал в Москву… Оплевал меня перед шофером, перед всеми рабочими в заповеднике и, главное, перед начальником. П.А. Смирнов был заведующим гербарием МГУ. Он был мировым специалистом по определению ковылей. В заповеднике Смирнова звали «кастрат проклятый». Это был гигант с массой в 100-120 кг и с дряблым бабьим лицом, в очках. Классический тип ботаника-флориста. При таком большом теле голос у него был – писклявый тенорок.

 

                                                                                                А. Д. Фокин, В. Д. Сергеев, Е. Д. Петряев. Лето 1972 г.        

 

Однажды мы сидели с А.Д. Фокиным в подвале музея и его вызвали наверх, на общее собрание. Не помню, зачем мне понадобился Александр Дмитриевич. Я поднялся по лестнице в экспозиционный зал. Там за шкафом, вероятно, директор толкал речугу. Я подошел ближе и увидел Фокина. Он крепко спал сидя на стуле и лицо его, без улыбки, было почти плачущее. Всесоюзное ботаническое общество, вероятно, раньше было Императорское. В Кировском отделении общества извечным шефом была Э.А. Штина. И общество и Кировское отделение я считал скучнейшей и ненужной затеей. Но платил 3 руб. в год, иначе не печатали мои статьи в «Ботаническом журнале» АН СССР. Фокин считал общество своим. Оно ботаническое и он ботаник. И его там ценили и в верхах, в Ленинграде, и в Кирове. Раза два мы с ним вместе отправлялись к Э.А. Штиной на заседания Кировского отделения из музейного подвала вечером. Я помню как он спал на собрании и, не чувствуя ни малейшего желания быть на заседании (их хватало и без ботанического общества) спрашивал: «Какой смысл ехать?». А.Д. Фокин прилизывал волосы и отвечал: «Надо. Иначе Эмилия Андриановна обидится…». Ценил он ее за почвенные водоросли, которые в Кировской области изучены лучше, чем где-либо в мире благодаря Эмилия Андриановна. Всесоюзное ботаническое общество посылало Фокина в Ленинград на какое-то высокое собрание, чуть ли не на конгресс. Потом он делал очень интересное сообщение о вырубке тропических лесов на Яве.

А.Д. Фокин говорил всегда интересно. Большое упущение, что он не преподавал в вузе.

На заседании ботанического общества А.Д. Фокин разгромил первый вариант областной ботанической библиографии Г.Д. Скальной. Выступал ярко, убедительно, доброжелательно без обиды для автора. Но настоял на аннотированной библиографии, которая и вышла с небольшой задержкой.

В 1966 году нам предложили использовать ботаническую практику студентов пединститута для составления проектных заданий по улучшению лугов (по порче поймы). На заседании Кировского отделения ботанического общества Фокин выступил с очень интересным методическим замечанием: щучковые луга с весны маскируются лютиками. Это надо помнить и не поддаваться облику, не принимать видимость (лютики) за сущность (щучку). На этих лугах я погорел на три сотни рублей. Была такая авантюристка Ирина Ветроградская. Она выпросила мне 300 руб. в совхозе села Полом и я взял их, чтобы кормить студентов. А работу нашу забраковал областной отдел землеустройства.

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.71-79).

 

 

Из письма Л.И. Красовского от 23 января 1982 года.

 

«Спасибо Вам за А.Д. Фокина, за его защиту, за его педагогику. Это правда, что он следил за успехами его мальчишек. Тянул их и, несомненно, со значительно большим успехом, чем их мамули, папули, дедули и бабули, с которыми Александр Дмитриевич вел упорную и вечную войну, считая их своими врагами. У одного мальчишки нельзя было бросить дома сестренку лет 5-6. Ему ее поручали родители. Так он брал ее с собой в музей и она была у нас единственной дамой в фокинском подвале. Но как внимателен, предупредителен, даже ласков был с ней Александр Дмитриевич. Она, когда присутствовала, была первым лицом во всей компании. А девочка была шустрая, и в подвале было занятно. Радуюсь, что память Александра Дмитриевича в Ваших руках. Но мы то не вечны. А сзади нас В.Г. Шумихин, если он не с нами – все это в смысле призывного нашего возраста на Страшный суд. Сзади меня нет никого. И Вы никого не называете. Боюсь, не наплевать ли всем на Фоку-то после нас. Поэтому хорошо бы поспешить с изданием сборника в его память, если, конечно, это возможно. Почему не обозначают себя фокинские ученики? Но не зря Александр Дмитриевич упрямо помалкивал о Трофиме Денисовиче Лысенко. Он хотел, чтобы я открыл новый вид (speciesnovus) вятских ястребиных. Два раза гонял он меня в гербарий МГУ, один раз в БИН (Ботанический институт АН СССР), в Ленинград. Месяцами я сидел в музейном подвале и вглядывался в фокинские эксикаты ястребиных. Был хороший вид манжетки – маленькой травки на лугах, где ее не едят коровы и она всегда видна повсеместно. Нашелся Сергей Васильевич Юзенчук, воспитанник иезуитского колледжа, кажется, в Львове, крупный ботаник БИНа. Он разбил один вид едва ли не на сотню неразличимых мелких новых видов. Сергей Васильевич приезжал в Киров и вместе с Фокиным выезжал на природу, вроде бы в Зуевку. Было это давно, и они сразу попали в лес и в луга. И сразу Юзенчук нашел два вида манжетки. Каково было Фокину! С.В. Юзенчук новые виды пек как блины в ресторане – сколько закажут, столько и напечет. Ботаник Т.Н. Кутова в Дарвиновском заповеднике под Рыбинском говорила мне, как привезла заповедные эксикаты в БИН и там обрабатывала их. Подошел Юзенчук и спрашивает: «Новые виды есть?». Нет. На другой день опять спрашивает: «Новые виды есть?». Нет. Юзенчук говорит: «Странно. Вы уже вторую неделю у нас работаете, не нашли ни одного speciesnovus.

Фокин подчинял меня себе полностью, во всяком случае в делах ботаники. И у меня стал выявляться новый вид.  В музейных эксикатах вложены мои записи об этом, сделанные в БИН и в Кирове.

Только для домашнего пользования могу записать Вам невероятный для меня, но дважды, если не трижды, сообщенный Фокиным рассказ о том, что в пасхальную ночь 1918, может 1919, а, возможно, 1920 года, самая яркая иллюминация во время Святой Заутрени была у «Дзержинского на Лубянке», где палили из ружей. Это видел Александр Дмитриевич, квартировавший где-то у Сретенских ворот, в 200-300 метрах от этого места. Вслед за тем Фокин распространялся о «первородном грехе» наших «попов» и не без горечи винил их в том, что они не сразу сообразили, яко есть власть, что не от БОГА, и не стали на его сторону. Не было бы тогда такой гибели Церкви и почти всех ее культурных и моральных ценностей. Об этом «первородном грехе» Александр Дмитриевич скорбел (именно скорбел без преувеличения) едва ли не каждую Пасху.

Странно, что Фокин почти ничего не рассказывал о своих победах в Германии. Как будто он и не был на войне. Лишь иногда пояснял: «У нас нет настоящего  Cirsium arvensic. Он растет в Западной Европе. Я видел в Германии. Он резко отличается от нашего. У нас бесспорно Cirsium setosum». Это – бодяк, страшнейший сорняк на дачных участках в Зонихе».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.23-32).

 

 

Из письма Л.И. Красовского от 10 февраля 1982 года.

 

«Не без гордости за ArchimandritusSlobodskiensisHyeronimusсмотрел на Ваши вкладыши в письмо. Он забросил начатки культуры. Идеальная личность, как писали в начале нашего века о таких людях. Что был бы Геппнер без книг и без латыни.

Лекция А.Г. Спиркина была об экстрасенсах. Читал ее четыре без перерыва, ответив на десяток записок из двух-трех сотен. На лекции было около 600 человек. Излагал все по принципу: чем чуднее, тем вернее, чтобы ошеломить и сломить. Все исцеления от экстрасенсов – факт. Нимбы вокруг их голов (аура) золотые из-за их добродетелей, и это факт бесспорный. Телекинез он наблюдал тысячи раз и это факт. Нитка сама вползает в ушко иголки, находившейся на расстоянии 20 см. Барбара Михайловна Иванова (еврейка из Прибалтики, переводчица с португальского языка) излечила какого-то мальчика из США, влияя на него «биополем» из Москвы. Болезни экстрасенсами диагностируются по телефону, по старой фотографии методом зеркальной информации (терминология-то какая!). «Биополе» можно вынуть из тела и манипулировать с ним в отдалении от пациента».

(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.88-90).