Диалог учёных
Александр Рашковский (12/02/2013)
Из письма Л.И. Красовского от 21 февраля 1982 года.
«Спасибо, огромное, за вырезку статьи об А.Д. Фокине. Я понял, откуда библиотека музея и почему она так богата ботаникой и биологией и почему Александр Дмитриевич так берег ее и сгрызал нерадивых дамочек, которых туда определяли для кормления, хотя и скудного, но бездельного. Понятно, почему Александр Дмитриевич не имел книг дома. Он в этом не уступал отцу Иерониму Геппнеру.
Пришла книга о Д.А. Сабинине. Осталась тень Сабинина. Не только сократили мою статью, но еще и изуродовали смысл кавычками и искажением. Ведь сами себя позорят. Постарался Реймерс (старший), член-корреспондент АН СССР, жил в Иркутске. В.Н. Скалон писал о нем «бандерлога». Стыдно посылать Вам эту книгу».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.105).
Из письма Л.И. Красовского от 27 февраля 1982 года.
«Достали книги, посылаю их Вам в знак глубокого уважения. Продают книги без ограничений в одном магазине на улице Горького, но с витрины книгу сняли. Иногда капризничают. Говорят, что книги нет. Просят, однако, зайти или позвонить через неделю. И со второго раза отпускают книги. Не совсем понятно, зачем вообще эту книгу издали. Сказать, чтобы Д.А. Сабинин озолотил науку, вряд ли можно. И что странно задумали. Начали, собрали рукописи, а потом обстригли их, свели на нет, обезличили. Выпустили книгу и задержали ее между типографским складом и магазином. Снова начали стричь и ампутировать. Остатки второй раз выпустили, но дурачатся в магазине.
Ничего не пишут о Мантейфеле, а ведь это был легендарный «дядя Петя», которому студенты говорили братское «ты» и который вывел в люди едва ли не сотни полудиких парней из народных глубин. Редкий был натуралист, а по профессорскому лекторскому таланту вряд ли много было ему равных. Уйдет наше поколение, а оно уходит, и кто напишет о дорогом для многих «дяде Пете». Кировские охотоведы старшего поколения обязаны Петру Александровичу своими степенями, «Жигулями» и дачами. У них и архив Мантейфеля. Его привезла моя Ирина в 1960 году после кончины Петра Александровича. А ведь ничего не написано до сих пор. И архив-то был в беспорядке. Не знаю как теперь. У Мантейфеля и у Сабинина осталось много врагов. Но у кого их нет?».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.106).
Из письма Л.И. Красовского от 10 марта 1982 года.
«С чего-то я осмелел и посылаю Вам план многотомного издания о «дяде Пете». Все в нем фантазия, потому что сотню тысяч рублей никто не даст, а без них всем выкормышам станет «некогда». В одном этот план близок к истине – в ничтожном месте, которое можно отвести здесь ВНИИОЗу, если уповать даже только на лучших в нем людей, знавших и любивших П.А. Мантейфеля, вернее любивших тянуть из него темы, методики, подсказки, ходатайства и прочее в этом роде.
Не забыл я еще, как П.Б. Юргенсон говорил о «дяде петизме».
В.Г. Гептнер, А.А. Насимович и Банников писали, будто бы П.А. Мантейфель признает (вместе с «народом») возможность гибридизации лося с коровой.
С.И. Огнев дулся на П.А. Мантейфеля за то, что тот обманул его, рассказав небылицу о волках. Огнев не понял шутку и всерьез опубликовал чепуху в своем многотомном труде «Звери СССР». В.Н. Скалон не переносил П.А. Мантейфеля. Науку Петра Александровича (биотехнию) называл, то метафизикой (печатно), то «сборником сказок барона Мюнхгаузена» (тоже печатно в «Бюллетене МОИП» примерно в 1958 году).
Братья Наумовы С.П. и Николай Павлович (теперь в МГУ) били П.А. Мантейфеля в лесу, в Балашихе. Петр Александрович прошел по конкурсу в Московский пушно-меховой институт, а они нет. Петр Александрович одолел их и всыпал, по крайней мере, одному из них так, что тот долго не мог подняться с земли. Место этой дуэли я видел в 1976 году. Событие было в 1930-х годах.
Помню, как один критик писал про Чехова в 1880-х годах, что талант его иссяк, что он скоро сопьется и умрет под забором. Чехов в каком-то письме спрашивал: «Почему обязательно под забором?».
А отец Г. Мендель, которого оплевал венский университетский профессор-ботаник Негели. Ведь Мендель умер в 1884 году в убеждении, что никаких открытий он не сделал и что закономерности наследования, открытые на горохе в 1865 году, на других растениях не подтверждаются. Негели предложил ему проверить это на ястребинках, а они апомикты, то есть их семена получаются без оплодотворения, чего ни Мендель, ни Негели не знали.
А.Г. Гурвич мне не под силу. Знал его дочь Анну Александровну и телефон ее есть. И был у нее на работе во ВНИИЭМе. Приезжал туда еще из Кирова. Но сейчас все это мне не по зубам».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.99-104).
Примерный план изданий памяти П.А. Мантейфеля, составленный Л.И. Красовским 10 марта 1982 года.
Том 1. Биография с общим очерком научной деятельности. Профессор Сергей Семенович Фолинтарек (Новосибирск).
Том 2. Московский зоопарк. Зоопарк до Петра Александровича, вклад Петра Александровича, подробности работы КЮБЗ (кружка юных биологов зоопарка). Опыты с размножением и латентной беременностью соболя в клетках. Сосновский (Москва).
Том 3. Московский пушно-меховой институт в Балашихе. Институт до Петра Александровича. Его вклад в развитие института. Биотехния. Закрытие института в 1955 году. Профессор Алексей Михайлович Колосов и доцент Петр Герасимович Репьев (Москва).
Том 4. Петр Александрович Мантейфель в охотоведении. Размножение соболя в неволе. Акклиматизация («реконструкция») фауны. Диссертации учеников.
Олег Кириллович Гусев (Москва), Михаил Павлович Павлов (Киров), Георгий Константинович Корсаков, профессор А.А. Салганский (Киев).
Том 5. Воспоминания друзей.
С.А. Корытин (Киров), Н.Н. Граков (Киров), В.Г. Сафонов (Киров), И.Б. Корсакова.
Том 6. Архив П.А. Мантейфеля.
Профессор Б.П. Мантейфель (Москва).
Том 7. Письма П.А. Мантейфеля.
Профессор Б.П. Мантейфель (Москва).
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.86-87).
Из письма Л.И. Красовского от 18 марта 1982 года.
«А.Г. Спиркин выступил в середине февраля в ВИНИТИ в таком же амплуа, что и у нас в ВОСе.
15 марта мы с Гали Ивановной были в МОИПе, чтобы слушать Спиркина и колдуна Михайлова. За полчаса до начала в зале на 200 мест собралось человек 300 и прибывали новые толпы «мохеровых» столичных дамочек в расписных дубленках и в конических лисьих папахах. А между ними неряшливые деды с рюкзаками. Такие толпы я видел в 1934 году на лестнице Ботанического корпуса МГУ. Они шли слушать Т.Д. Лысенко. Дубленок там не было, но фанатизм такой же. В 18=30 старикашка прошамкал: «Михайлова не будет и этого, как его, Спиркина тоже не будет. Их заменит врач Никольская и сообщит о детских болезнях». В зале осталось два-три десятка моиповских бабушек.
Мы ушли чуть раньше и поспешили в Дом ученых на Кропоткинской улице. Там зал был переполнен. Показывали фильм об А.А. Любищеве по повести Д. Гранина. Фильм очень благожелательный в отношении героя, забытого при жизни и ожившего после ухода в небытие. Фильм короткий, минут 15-20. Показали неизданные рукописи в толстых папках с десятками тысяч страниц машинописи».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.84-85).
Из письма Л.И. Красовского от 22 марта 1982 года.
«Спасибо за Мантейфеля и хлопоты о нем. Дело нужное для наших и будущих поколений. Моя покойная Ирина благоговела перед П.А. Мантейфелем. Два раза он был у нас в заповеднике с ночевкой. Ни до, ни после я его никогда не видел, хотя слышал о нем отовсюду. И в МГУ, где было много КЮБЗОВцев, и во Владимире, и на Урале. Он помог Ирине и мне поступить во ВНИИОЗ, когда нас погнали из заповедника – единственный раз в моей жизни жизни выгонка была не из-за меня, а из-за Ирины. Пристали к ней сначала мелкие негодяи в заповеднике, потом их поддержало начальство в Москве и партийное начальство в Серпухове. Придумали сокращение и добили нас. А в 1960-х годах звали назад с повышением.
Пришло мне в голову, что Т.Д. Лысенко будут обелять.
-
Он академик и тень от него падает на других. А что, если другие не лучше, или не слишком лучше.
-
У него восемь орденов Ленина и ведро медалей. И все за науку.
-
Он был Председателем Совета Национальностей.
-
Целы все кадры лысенкизма. Притихли академики, профессора и кандидаты и ждут трубного гласа своего архангела. Ведь весь наш ВНИИОЗ с С.А. Корытиным это убежденные лысенкисты по милости П.А. Мантейфеля. Стиснули зубы и ждут. В МГУ Эмма Куперман гремит своей славой ведущего специалиста по морфогенезу злаков. Над ее столом портрет Т.Д. Лысенко с 1948 года, когда Трофим Денисович подобрал ее где-то в Сибири. Она работала там после Украины, где в 1930-х годах специальная комиссия с участием Д.А. Сабинина изобличила ее в подлоге при постановке опытов. Она печатает свои работы со ссылками на Т.Д. Лысенко, как в 1948 году. Около нее целый большой кулак аспирантов, соискателей, просителей, мечтателей о легкой дармовой жизни, как в былые времена…
-
Прошло уже почти 18 лет со времени падения лысенкизма. Злодейства не повторялись и умело замалчивались, сильно забылись. Старики ушли, а молодежь понятия не имеет о том, что было в биологии.
Анекдот от слепого Михаила Никифоровича Зубкова, доцента-литературоведа Московского пединститута им. Ленина (бывший 2-й МГУ).
«Лучшие шахматисты – извозчики. При каждом ходе конем извозчик объявляет мат».
Каждый вторник А.Г. Спиркин читает в ВОСе и есть слух, что 16 марта прозрел какой-то слепец. Слыхал об этом 18 марта. Говорил человек, очень уважавший Спиркина, однако, со смехом. Смех приверженца едва ли не страшней пистолета для обманщика».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.80-82).
Из письма Л.И. Красовского от 24 марта 1982 года.
«Уточняю последние слухи о Спиркине.
Во вторник, 16 марта, колдовского шабаша в ЦДК ВОС не было, а 15 марта выступление не состоялось и в МОИПе.
Исцеление слепца было 9 марта и совершил его колдун Яковлев, а Спиркин только присутствовал. По слухам, один сеанс у Яковлева стоит 250 руб.
По слухам, президент АН СССР Александров в колдовство не верит. У всех один вопрос: долго ли он удержит это неверие».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.83).
Из письма Л.И. Красовского от 4 апреля 1982 года.
«14 лет я работал и сотрудничал во ВНИИОЗе (1959-1973) и не помню случая, чтобы ругали В.Н. Скалона в печати или публичных выступлениях, хотя по углам его бранили без мала все. Боялись ли его задиристости или что другое. А Василий Николаевич не безгрешен, и еще как.
Феликса Штильмарка знаю очень мало. Казался он мне очень злым, и злость обильно сочилась откуда-то из-под левой коленки. Она затуманивала его мозги, и он был в ее власти. В 1966 году в санатории под Москвой слышал выступление его папаши – Штильмарка старшего. Он говорил о своей книге «Образы России» о церквях и их гибели. Говорил душевно и увлеченно. По слухам, тот папуля руководил где-то, а потом отстукал то ли «гривенник», а толи три пятака. Но выглядел свеженьким огурчиком. Может быть был придурком, а эти люди ужасны.
Сергея Семеновича Фолинтарека знаю хорошо и хорошего о нем мнения, хотя знаю ругань В.Н. Скалона в его адрес. И Насимович, помнится, тоже не радовался ему. Работал я с Фолинтареком на озерах Западной Сибири, спал с ним в одной землянке, пытался спорить о Т.Д. Лысенко (он был горой за него) в Канске на кухне у охотоведа Александра Андреевича Шило, а потом целую ночь в коридоре гостиницы. Был у него дома в Кирове уже после крушения лысенкизма, встречался с ним на IXКонгрессе охотоведов в Москве в 1969 году. Еще в 1949 году использовал на Урале в «Денежкином Камне» его работу по рябчикам на Алтае. Хороший он и биолог и человек. Рискну даже написать – талантливый. Приверженность его, как и Мантейфеля, к Т.Д. Лысенко объясняя изоляцией и блокадой, которую им создали зоологи университетской школы. Фолинтарек окончил МГУ, но, кажется, вместе с сыном дяди Пети, Борисом Петровичем, и остался его и дяди Пети другом.
(В письме, далее, подробно описывается лекция Спиркина по биополям – А.Р.).
Прихожу к выводу, что все экстрасенсы очень однообразны до скуки и признают реальностью любую выдумку до сказок братьев Гримм включительно».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.91-98).
Из письма Л.И. Красовского от 14 апреля 1982 года.
«В «Литературной газете» от 14 марта есть статья об экстрасенсе Михайлове Владимире Федоровиче. Том самом, который был записан в программе МОИП на 15 марта 1982 года. Причем, вместе с А.Г. Спиркиным. По слухам, он врач-ларинголог. Увы! Он – полуграмотный радиотехник-механик из Томска, вроде как и Григорий Распутин из Тобольской губернии, села Покровского. МОИП успел огородить себя от позора. И, хотя в программу записало и напечатало имя авантюриста (если не хуже), выступить ему не разрешило».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.19-22).
Из письма Л.И. Красовского от 13 мая 1982 года.
«Интересно, что и я в 1923 году пошел сразу в четвертый класс школы. Повел меня отец. Было далеко, километра два-три. Школу я воспринял как бурсу Помяловского и не мог привыкнуть к ее ужасам долго. Окончательно освоился только в 8-м классе. И опять не привык к кошмарам, а мерзость поубавилась. Интересна Ваша история предков до 18 столетия. Я знаю только своего деда по отцу и прадеда по матери. Оба они были крепостными. У отца был пан Лукашевич. «Благодетеля» по материнской линии не помню. Граф Сергей Владимирович Орлов-Давыдов, у которого служил поваром дед по матери, платил за нее в гимназию и потому мама получила образование. Она поступила на телеграф, не без труда, в 1906 году, после смягчения условий приема на царскую службу для «подлых» сословий.
Я узнал от Любищева об А.А. Зимине, побывал у него, узнал об его доводах против подлинности «Слова о полку Игореве» и, приехав в Киров, побежал к Фокину, чтобы рассказать о дерзостях Зимина. Как часто бывало у Александра Дмитриевича, мое, как мне казалось, ошеломляющее сообщение не вызвало никакого интереса. Вместо ожидаемых возражений он равнодушно сказал: «В этом никто и не сомневается». «В чем?». «В том, что «Слово» поддельное». И, помолчав, добавил свое соображение: «Иначе, зачем было Мусину-Пушкину стараться, чтобы найденный оригинал сгорел в московском пожаре 1812 года». Если бы этот разговор я припомнил в минувшем декабре, то непременно включил бы его в мои воспоминания и Фокине». Вряд ли его мнение о подделке «Слова» было бы решающим в этом вопросе. Толстой, Гончаров и академик Шахматов не смогли изменить господствующий восторг от «Слова» и от его датировки XIIвеком. Но для Александра Дмитриевича тот разговор о «Слове» был типичен, как и его мнение и аргументация: «Никто не сомневается».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.40-47).
Из письма Л.И. Красовского от 20-21 августа 1982 года.
«Я и моя дочь Надежда Владимировна, теперь Дмитриева, работали в ГАКО и Герценке по теме «Арестанты Вятских монастырей». Собрали значительный по объему материал. Надежда Владимировна сочинила даже рукопись, пока нигде не опубликованную.
В монастыре арестантов было до десятка и больше, когда братии было 15 человек. Часто они не подчинялись монахам, тиранили их, безобразничали, пьянствовали, наводили страх на окрестных обывателей. В Вятке эта «банда» жила под одной крышей с духовной семинарией».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1а, д.14, л.590-591).
Из письма Л.И. Красовского от 18 октября 1982 года.
«Был Александр Дмитриевич Фокин, радовал при каждой встрече с ним, но сочинить что-нибудь большое вряд ли мне под силу. Буду стараться.
Липшица видел и знал, но в восторге никогда не был, хотя, по слухам, он открыл тау-сагыз или кок-сагыз – каучуконосы, стратегическое сырье предвоенных и военных лет, теперь забытые. А в 1946 году едва ли не треть всей пахотной площади Суздальского района была занята кок-сагызом, точнее сорняками по кок-сагызу.
И конечно словарь…
И верховодил в МОИП. К добру верховодил или к худу, не знаю. Вам охотно верю и охотно допускаю, что я его проглядел».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1, д.87, л.3-7).
Из письма Л.И. Красовского от 21 июля 1983 года.
«Андрей Александрович Насимович умер 28 июня 1983 года от болезни сердца. Мое близкое знакомство с ним началось 7 марта 1950 года в заповеднике Денежкин Камень, куда совсем неожиданно он прибыл для сбора материала докторской диссертации о влиянии снежного покрова на поведение копытных. Он поселился у меня, и мы провели ночь под одной крышей. На следующий день, после обеда, я уехал в Москву и, к сожалению, безвозвратно. Ключи от дома я отдал Андрею Александровичу.
Насимович сильно поддержал моего ученика В.А. Чащухина в его неравной и трудной борьбе за диссертацию. Не побоялся один пойти против всех, спасибо ему».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1а, д.14, л.548-549).
Из письма Л.И. Красовского от 19 ноября 1983 года.
«Спорны заслуги ВНИИОЗ перед родной природой. Заготовки дикой пушнины катятся под гору, а у них одни победы, в том числе по бобрам и соболю, для которых еще в 1912 году были открыты заповедники и, в их числе, Баргузинский. Сам видел, какие они бездельники и небокоптители, приспособленцы и конъюнктурщики, да еще и лакировщики.
Для редактирования раздела природы рекомендую Ангелину Алексеевну Скрябину, бывшую заведующую лабораторией ВНИИОЗ, теперь заведующую кафедрой физической географии пединститута. Вторая – Лидия Арсентьевна Зубарева тоже из пединститута. Ее злые бабы там затирают, хотя и не смертельно. Лидочка прошла аспирантуру во Владимирском пединституте у профессора Ярошенко и два года тому назад защитилась в МГУ у профессора С.Т. Работнова, на кафедре геоботаники».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1а, д.14, л.516).
Из письма Л.И. Красовского от 25 декабря 1983 года.
«В минувшую пятницу были на выставке рукописей и книг М.И. Чуванова и иже с ним. Пятьдесят лет не бывали в этом зале, который узнала по колоннам и росписям. Ни привычных столов, ни былой тесноты и сутолоки, ни запаха табака и грязи – ничего не пощадило время, справедливо перечеркнув все ненужное.
Видели раскладную лествицу – занятная техника издательской работы. Но, стоимость такой книги была, наверно, очень большой».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1а, д.14, л.534).
Из письма Л.И. Красовского от 19 января 1984 года.
«Об общественной должности Чарльза Дарвина – его приходе – я знал давно от А. Введенского, который всегда, упоминая о нем, говорил: «Староста церкви в Доуне и автор «Происхождения видов».
К.А. Тимирязев был у Дарвина. И, значит, все видел. Был слух в ВИНИТИ, будто сам К.А. Тимирязев «за казенные деньги изгонявший Бога из науки», то ли искал, то ли занимал место одного из многочисленных московских ктиторов, что считалось очень престижным для тогдашних университетских профессоров. Частичка этого быта уцелела до моего времени, и мне посчастливилось заглянуть туда через моего руководителя диссертации старика Льва Мелхиседековича Кречетовича, профессора МГУ с допотопных лет и члена-корреспондента Академии педагогических наук. В 1947 году я приехал на Пасху и пришел к Мелхиседеку на его университетскую квартиру в Ботаническом корпусе МГУ. У него была жена, Елена Федоровна, кажется из семьи Корша, и глуповатая прислуга. Икон у них хватило бы на деревенскую часовню. Как всегда встретили меня радушно, только Елена Федоровна попеняла: «Жаль опоздали. Четверть часа назад ушел Зелинский.
Приходил христосоваться». Не успел я похристосоваться с академиком Зелинским, крупнейшим химиком тогдашнего мира.
О религиозности С.И. Огнева, профессора зоологии МГУ, автора монографии «Звери СССР» и его отца, профессора-медика, мне рассказывал П.Б. Юргенсон.
По лагерным рассказам московского агронома И.Ф. Ромашковича, очень религиозным был его учитель, известный агрохимик, академик Д.Н. Прянишников. Сам Иван Федорович был холоден к религии и с недоумением говорил об иконах и лампадах в доме Прянишникова.
Чехов же писал, что в Москве передовая наука прекрасно уживается с набожностью профессоров.
В Ленинграде И.П. Павлов имел свою церковь Знамения у Московского вокзала. Ее закрыли и снесли сразу, после его смерти».
(ГАКО, ф. Р-139, оп.1а, д.14, л.535-536).
(Продолжение следует)
Последние публикации:
Из писем Алексея Борового к Николаю Чарушину (Окончание) –
(27/06/2014)
Из писем Алексея Борового к Николаю Чарушину –
(25/06/2014)
О замечательных историках и изворотах шарлатанов –
(20/06/2014)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
