Жизнь как есть

О критике «критики»

Месяца два спустя после всей этой псевдокритиканской газетной «эпопеи» («санты-барбары» – как пошутил кто-то из слушателей) знакомый журналист рассказал мне, что встретил на одном из корреспондентских сборищ Е.Талпэу и выразил ей сдержанное недоумение по поводу цели и смысла тех «богатейских» выпадов в отношении моих лекций. Спросил, читала ли она обсуждение их статей на моём сайте. Юная журналистка заверила, что читала, но выразила в свою очередь недоумение тем, что я «обиделась на критику».

Теперь уже настала моя очередь удивляться – не знаю, чему больше: непробиваемости нашей журналистской братии или заштампованности их сознания. «Обиделась»?! Да ещё на «критику»?! Помилуйте! Где там была критика? Жалкие потуги «покритиковать», сделать вид, что что-то понимаешь в недоступных тебе сферах, закончившиеся полным профессиональным фиаско, они называют критикой. А десятки писем слушателей на сайте, где они высмеивают и стыдят горе-критиков,  это тоже выражение «обиды»? Боже, как беден их язык, как узок, примитивен и заштампован лексикон газетных Эллочек-людоедок!

Желание найти чёрную кошку в тёмной комнате, то есть идти на вечер с заведомой целью непременно отыскать недостатки неизбежно приводит к аберрации зрения, когда видят лишь «мышку на ковре». Помните, как там у Маршака?

Ловля кошек, мышей и блох – это, увы, ещё далеко не критика. Критика – это прежде всего свобода и самостоятельность мышления. Люди, которые мыслят и изъясняются штампами, на это органически не способны. Но вот сегодня случайно натолкнулась в Интернете на сайте «Общественное мнение» на мнение некоего Сергея Петунина, который как раз претендует на такую самостоятельность и свободу. Начинает он свои рассуждения с фразы «снег идёт хлопьями» (она же стала заголовком его эссе), которая, оказывается, преследует его со школьных лет, так как ненавистные учителя её включали во все диктанты, и она с детства засела в его мозгу как олицетворение некоего махрового штампа, мешающего ему воспринимать мир и, в частности, снег иначе, по-своему. Странно только, что школьные диктанты заслонили ему множество книг, где тот же снег описывается многокрасочно и разнообразно. Но это всё прелюдия. А дальше, по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька» – по мою душу. Цитирую:

« – Знаковый год, – обратился я к Коле Лыкову на непонятно каким ветром занёсшей нас в зал областной научной библиотеки поэтической лекции Натальи Кравченко, посвящённой творчеству Поля Верлена  и Артюра Рембо.

– Да, Парижская коммуна. Обрати внимание, ни слова об этом, – шёпотом, чтобы не мешать запрудившим зал учительницам литературы, ответил он мне. Только что лектор ставила великолепно исполненное чтецом произведение Рембо в переводе Давида Самойлова, написанное поэтом в 17 лет в 1871 году, «Пьяный корабль».

Разве в этих строках не слышны отголоски третьей французской революции? Мне её присутствие очевидно. Но ведь нет же, кому нужно представлять поэта революционером? Вполне достаточен образ алкоголика и гомосексуалиста, гениального, «проклятого», но в отрыве от исторического контекста. В отрыве от всего того, что повлияло на его отторжение буржуазного мироустройства.

– Почему так? Ни в коем случае не хочу обвинить уважаемую Наталью Максимовну, но – социальный заказ, на который она воленс-ноленс работает. А последний отвергает «великие потрясения» и даже упоминания о них. Нет их. Никогда не было. И не будет».

Дальше идут обвинения современного образования в том, что оно не позволяет «критически взглянуть на окружающий мир», направлено на «унификацию сознания», «не учит мыслить», отвергая «вольную интерпретацию и свободный анализ».

Надо думать, наш герой относит себя именно к таким «критически мыслящим», которому школа не давала-не давала развернуться, а он взял да и вырвался из её махровых пут и сформировался – весь такой умный, независимый и свободный.

Ну, во-первых, прежде чем «критически мыслить», надо бы для начала обзавестись знаниями, а для этого как минимум внимательно слушать на уроках и лекциях, не переговариваясь при этом с Колями Лыковыми. Все два часа я говорила, иллюстрируя стихами и слайдами, о той революции, которую совершили эти поэты во французской поэзии. Никаких «алкоголиков» и «гомосексуалистов» в примитивном понимании Петуниных и Лыковых в моём рассказе о «проклятых поэтах» не было. Во всяком случае, это было в нём далеко не главным. Неприкаянность, душевный разлад, изгойство, отверженность, наркотические и психические хвори, безумие – всё это, безусловно, включал этот термин. Но в широком смысле довлеющее над ними проклятие было глубиной экзистенциального дара, состоянием между восторгом и ужасом жизни, способностью слышать все шёпоты зова Бытия.

С. Петунин лукавил, говоря, что не знал, «каким ветром» занесло его на мою лекцию. Да, скорее всего, посмотрел с Колей Лыковым фильм «Полное затмение» ипришёл в надежде посмаковать запомнившиеся моменты. И хотя их не было, но сила инерции мышления подсказывала слова – опять-таки штампы!, от которых он так упорно открещивался – об «алкоголиках и гомосексуалистах». Что называется, проговорка по Фрейду. Нет, уважаемый г. Петунин, я говорила о другом.

И с чего Вы взяли, что стихи Рембо имеют прямое отношение к Парижской коммуне и французской революции? Вы что, читали его биографию? Изучали комментарии к «Пьяному кораблю»? «Мне её присутствие очевидно». Ну так это Ваше личное восприятие, к сожалению, ошибочное и не подкреплённое никакими аргументами. Где же Ваша хвалёная «свобода мышления», где вообще какое-никакое мышление, а? Что-то следов его не видно. Одна надутая самодовольная претенциозность. И чем Вы умнее «запрудивших зал учительниц литературы»? Кстати, почему только учительниц? Там и доценты, и профессора встречаются. И люди других профессий. И уж они, во всяком случае, пришли на лекцию не за тем, за чем вы с Колей Лыковым. А за знаниями, за чудом поэтического слова, за радостью открытия, душевного созвучия, за музыкой мысли.

А теперь слушайте, господа критиканы, вернее, читайте, если тогда, на лекции, пропустили всё это мимо своих ушей. Да, Рембо был революционером во французской литературе, за 5 лет творчества (то есть с 15-ти до 19-ти) пройдя путь, для которого всей европейской поэзии понадобится полвека. Но он никогда не был революционером в буквальном смысле этого слова, то есть вульгарно социологическом. Во время одного из своих побегов из дома он попробовал прибиться к коммунарам, которые тогда набирали войска и даже обещали жалованье – что было немаловажно для нищего подростка. Но, пробыв несколько дней в казарме в окружении пьяной сквернословящей солдатни, где ему пришлось к тому же отстаивать свою честь от посягательств грубых мужланов, Рембо сбежал оттуда, выразив позже в стихотворении «Украденное сердце» украденную у него мечту, веру в революцию. Реакция отторжения была настолько сильной, что не оставила никаких следов от высоких патриотических чувств. Рембо на всю жизнь возненавидел революционеров с их «грязными руками». Как, впрочем, ненавидел и буржуазию, и ненавидел бы любой строй, при котором бы жил, – такова уж была его натура.

Да, были советские литературоведы, которые примитивно истолковывали «Пьяный корабль», как Сергей Петунин, – Н.И. Балашов, например, усматривавший в стихах поэта совпадение со словами Маркса о штурме неба коммунарами. Но всё это за уши притянутые аллюзии, от которых, помню, нас, студентов, предостерегал Я. Явчуновский, приговаривая: «Не будьте вульгарными социологами!».

«Пьяный корабль» – о другом. Анархическое, мальчишеское бунтарство Рембо, его ярая антибуржуазность имеют не политические и социальные, а романтические,  индивидуалистические корни. Маршрут пьяного («сумасшедшего» – в других переводах) корабля – это маршрут ясновидения, поиски неизведанного в себе и в мире, где Я поэта отрывается от проторённых путей, теряет руль, ориентир, и тогда перед взором уже абсолютно свободного корабля-человека, сошедшего с орбит, открываются невиданные пейзажи, странные картины, причудливые видения. «Пьяный корабль» – это не только судьба самого поэта, картина предсказанной им своей скорой гибели, это философия жизни, образ человеческого бытия, познание собственной души.

Революционность Рембо в том, что он, смело вторгаясь в «непоэтические» сферы, не страшась вульгаризмов, бытовой лексики, впервые введя их во французскую поэзию, с необычайной непосредственностью и эмоциональностью воспроизводит новую поэтическую действительность, – феерическую, звучную, предельно образную. Поразительное богатство фантазии, какая-то необузданная, изощрённая метафоричность! Какой праздник – его поэзия! И как мне жаль Петунина с его Колей Лыковым, что всё это богатство прошло мимо них. Разочаровал их мой Рембо, представший им «в отрыве от исторического контекста». Да вот, представьте себе, гений на то и гений, что творит в большом отрыве от всех и вся, вырываясь из любого контекста, в том числе и исторического. Я даже о себе в одном из стихов писала:

Что уж говорить о Рембо! И как бы ни хотелось Петунину вписать, уложить и втиснуть его в прокрустово ложе своих стереотипных – да, да, несмотря на претензии! исторических представлений, Поэт туда не укладывается.

Да, а что это ещё за «социальный заказ» такой, на который я, по мнению моего случайного занесённого ветром слушателя якобы «воленс-ноленс» работаю? Ну и ну. И в прежние-то подцензурные времена никогда никаких заказов не исполняла, а сейчас-то с какой стати? И уж тем более не собираюсь плясать под дудку невежественных критиков и критиканствующих невежд, прислушиваясь к их глупым замечаниям и некомпетентным поправкам.

Разборки с жизнью

Уважаемая Наталия Максимовна!
С прошлого года открыла для себя ваше творчество и вечера. Потрясена качеством вашей самоотдачи. Представляю, какой это труд – за две недели собрать информацию, художественно все оформить, расчитать по времени... В общем, преклоняюсь. но в то же время хочется Вас пожалеть и приголубить. кто ж вас так обидел в этой жизни?... чуть ли ни в каждом вашем стихе сквозит тааакая боль, тоска во взгляде, напряжение на лице, даже когда вы улыбаетесь. Скиньте камень с Вашей души, простите МИР, перестаньте быть тем маленьким подростком, всегда готовым к защите и обороне. К чему эти разборки с Жизнью? в частности – с корреспондентами и оппонетами? каждый человек в этом мире имеет право на свое мнение и свой взгляд. Поверте, обороняться не от кого. Будьте выше этого. Это просто работа корреспондентов. И никто не обязан вас бозоговорочно любить, принимать, восхищаться. Полюбите сами себя! не хочу никого обидеть, но вы посмотрите какая публика к вам приходит. 2/3-такие же обиженные, обделенные. Наш круг общения, поклонники – наши зеркала. Они отражают все происходящее у нас внутри, как бы мы свою суть не маскировали. Очень хочется видеть вас счастливой, лучащейща, самодостаточной. Вы же транслируете свое состояние на такое колличество народа! В Ваших руках – возможность сделать Мир теплее, добрее, гармоничнее.–

 С уважением, Галина.
(Орфография и пунктуация автора).

Здравствуйте, Галина!  Хотя Вы ходите на мои вечера, как Вы пишете, с прошлого года и даже успели, по-видимому, прочитать какие-то мои стихи, мне жаль, что это ничем Вас не обогатило. Но, думается, это издержки не моей работы, а Вашей души. Вы неважный психолог (такова, кажется, Ваша профессия), так как очень поверхностно воспринимаете и то, что читаете и слушаете, и людей, которых Вы одним «намётанным взглядом» с ходу зачислили в «обиженные и обделённые». На каком основании? Только потому, что большинство из них немолодо и выглядит небогато? Или потому, что, в отличие от Вас, самозабвенно воспринимают поэзию и истории трагических судеб поэтов?
Если Вы считаете себя неизмеримо выше и успешнее этих людей, включая меня, то что Вам делать в нашем библиотечном зале? Ходите туда, где иная, «лучащаяся» и «самодостаточная» публика, вот только не надо путать самодостаточность с самодовольством.
В жалости Вашей я не нуждаюсь, Ваша «тонкая» ирония по поводу «тааакой боли» в моих стихах меня тоже не задевает, а только вызывает сожаление в Вашей читательской толстокожести. Если Вам самой незнакомы чувства боли, тоски, отчаяния, если жизнь всегда только улыбалась Вам, то Вас можно только с этим поздравить. А может быть, пожалеть.
Георгий Иванов, кстати, говорил в ответ на подобные упрёки в «мрачности»: «Лирика весёленькой не бывает». Мне жаль, что и его пронзительный «Посмертный дневник», и трагическая поэзия Цветаевой, и надрывная лирика Петровых прошли, по-видимому, мимо Вашей души, не затронув, не взволновав, как большинство моих слушателей, которых Вы (пусть даже 2/3 из них) безо всяких на то оснований презираете. Они по крайней мере искреннее и человечнее Вас, что очевидно, как бы Вы «свою суть ни маскировали», – эта Ваша фраза, подобно «зеркалу», отражает Ваш собственный облик.
Что же касается Ваших советов «перестать» вести мои «разборки с Жизнью» и «простить Мир», – мне, право, смешно, что Вы так пафосно называете жёлтую прессу и бездарных корреспондентов. «Их работа» в том, чтобы пропагандировать просветительские вечера, а не очернять их, (если только можно эти жалкие потуги и придирки назвать очернением), и не лишать людей, которые о них ещё не слышали, права на информацию.
Если Вы читали те статьи в «Богатее» и способны критически мыслить, то должны суметь отличить журналистское «своё мнение», которым там и не пахнет, от раболепного выполнения начальственного заказа. И отпор я даю не «Миру» и «Жизни», а конкретным людям, которые как раз и мешают «сделать мир, – как Вы пишете, – теплее, добрее, гармоничнее». Если Вы психолог, то тем более должны видеть суть явлений, а не словеса, в которые их облекают демагоги.
«Никто не обязан Вас безоговорочно любить, принимать, восхищаться». Никто к этому и не призывает. Если Вас раздражает поток читательских писем в мою защиту (вероятно, Вы познакомились с ними на сайте), то эти слова любви и восхищения честно заслужены моей многолетней самоотверженной работой во славу Поэзии. Речь не о том, что все газеты должны «восхищаться мной», а о том, что они не должны называть белое чёрным и создавать у людей превратное представление об этих вечерах в силу личной зависти или других низких побуждений, – давайте всё же называть вещи своими именами.
«Быть выше этого» призывать меня не надо, выше всей этой мерзости быть нетрудно, но этим «выше» легко прикрыть равнодушие, с молчаливого согласия которого, как известно, «творятся на земле предательства и убийства». Статьи в «Богатее», которые стремились оболгать мои вечера, оказались своеобразным тестом, «проверкой на вшивость». Все, кто ходили на мои лекции, пользовались моими знаниями, все, для кого они что-то значили в жизни – так или иначе прореагировали на эти наглые и в то же время беспомощные попытки их дискредитировать, стеной встав на мою защиту.
Вы же эту проверку не выдержали, проявив своё истинное отношение, как бы Вы его «ни маскировали». Выдают выражения типа «в общем, преклоняюсь». То есть как бы между прочим, не всерьёз, отдавая дань вежливости. Не надо, не стоит, не насилуйте себя.
А если Вам и в самом деле хочется видеть меня «счастливой, лучащейся, самодостаточной» – то выйдите на мой сайт и посмотрите фотографии, сделанные моими слушателями на лекциях, – ей-богу, там нет ни одной «с тоской во взгляде», который Вы где-то у меня увидели. Правда, фотографии эти запечатлели меня всего лишь в скромном библиотечном зале, а не в ночном клубе, не в роскошных апартаментах и не на южном побережье – как Ваши, в таком щедром количестве мне присланные, ну, тут уж, как говорится, каждому – своё.

Здравствуйте, Наталия Максимовна! Не могу не выразить своего сочувствия человеку, вступившему в схватку с серостью и пошлостью, хотя и считаю это в какой-то степени донкихотством. Посредственность всех людей, даже гениев, опускает до своего уровня и мыслит исключительно по формуле "сам дурак". Наша эпоха – это время воинствующей серости, для которой единственным оправданием своей "культурной деятельности" является убеждение, что "пипл всё схавает". И стоит раздасться осуждающим возгласам, недовольству (увы!) немногочисленных людей, которые ещё сохранили чувство такта и некоторый вкус, как сразу со стороны пошляков раздаётся дружный визг: "Ату его! Ату!" Стадо безмозглых бизонов готово сравнять с землёй любую свежую поросль, затоптать всякого, кто отличается "лица необщим выраженьем". Подчас высказывания этих ревнителей серости напоминают выкрики времён 37-го года. Вот и Б. Глубоков предложил нас с Вами "развесить на фонарях". Наталия Максимовна, может быть, не стоит ворошить навозную кучу и вытаскивать из неё отдельных представителей, ибо имя им – легион. Ведь невозможно же писать рецензии на каждый экземпляр попсовой продукции!

                          С уважением Юрий Епанчин. 10 декабря 2010 г.

Здравствуйте, Юрий. По поводу "теоретической" части Вашего письма абсолютно согласна, а вот практические советы типа "стоит ли овчинка выделки" хотелось бы оспорить. Упрёки в "донкихотстве", метании бисера и ворошения навозных куч и осиных гнёзд я получала не раз. И, поверьте, с радостью не марала бы рук и не отрывала бы у себя драгоценного времени, если бы кто-то это сделал за меня. Если бы была у нас в городе не продажная и не ангажированная критика, которая на страницах доверенной ей печати называла бы чёрное чёрным, а белое – белым, как оно того заслуживает, вне зависимости от того, кто кому шеф, друг, сват и кум, кто сколько заплатил и какие услуги пообещал. Но нет этого в Саратове. Нет и, скорее всего, не будет. И когда я вижу, как владельцы писательских "корочек" расхваливают до небес махрового графомана, дружно принимая его в свой союз "членистоногих", когда читаю, как кандидаты филологических наук восторгаются безграмотными виршами, а штатные критики пытаются навесить читателю лапшу заказными статьями о "перфомансе", "новой современной поэтике" и "актуальной поэзии", за которыми скрываются всё те же "стилизованные ослы" с их "ариями для безголосых", осмеянные ещё Сашей Чёрным и Ходасевичем, то у меня возникает естественное желание как минимум отмежеваться от этой лажи. А как максимум, заявить, что король, извините, голый, и попытаться это доказать. Что я делаю, надо отдать мне должное, весьма скрупулёзно и убедительно, так как терпеть не могу бездоказательной критики и поверхностных, непрофессиональных оценок.

Зачем это делаю? Во-первых, чтобы не портили вкус читателям и те учились отделять зёрна от плевел. Я всю свою сознательную жизнь занимаюсь поэзией, с 1986 года пропагандируя лучшие её образцы в культурных центрах  города, и не могу допустить, чтобы суррогат, подделку, липу принимали за настоящее.

По поводу замечаний, что все и так, мол, всё видят, понимают и не читают, позволю себе усомниться. Как разобраться во всём несведущему человеку, неискушённому читателю, доверчивому слушателю, хлопающими ушами и ладошами на вечерах самозванцев от литературы, если авторы предисловий изданных сборников, журналисты газет, устроители презентаций в унисон поют одно и то же, и не находится никого, кто поставил бы заслон этой амбразуре лжи, пусть даже ценой своего спокойствия и благополучия. Я не могу и не хочу всего этого терпеть –  восстают совесть, нервы, принципы. Как говорил Бродский, "возникает ощущение, что должен как-то оградить культуру от идиотов".

Смотрите, что получается: я молчу-молчу, терплю, пока терпится, но когда печатная официальная ложь зашкаливает, когда я чувствую, что в конце концов кто-то ведь должен! и начинаю, как писал Саша Чёрный, "снявши белые перчатки, и корчась в гуще жития, упорно править опечатки в безумной книге бытия", раздаются голоса: "да стоит ли тратить время и силы на эту очевидную всем графоманию"! Позвольте, кому очевидную? Я сказала об этом первой. Пошла, что называется, против течения. Обрекла себя на изгойство и отторженность в писательском мире. Пожертвовала многим, не захотев пожертвовать, как предостерегал Пастернак, "лицом ради положения". Открыла людям глаза. И только из моих памфлетов и статей вы узнали о том, что только теперь вам стало очевидно. Так скажите, по крайней мере, за это спасибо. И не корите за то, что я не хочу молчаливо подличать, как другие, чтобы спокойно существовать и удобно устраиваться в жизни.

                                          С уважением,  Наталия Кравченко. 12.12.10.

Здравствуйте, Наталия Максимовна! В наше помрачённое время Ваши лекции и Ваша самоотверженная работа в сфере литературной критики является одним из немногих напоминаний о существовании истинных ценностей, попираемых "членистоногой" (как Вы удачно назвали) окололитературной тусовкой.

Бесплодные в творческом отношении эти так называемые писатели вьются около различных кормушек (чиновничьих кресел, комитетов по культуре, различных фондов) и, потрясая своими членскими билетами, вымогают подачки. Их продукцию складируют в библиотеках. Там все эти книги, журналы и альманахи покрываются пылью, поскольку читать эти опусы можно заставить разве что под пыткой. Между тем истинные таланты вынуждены порой влачить нищенское существование и при этом ещё подвергаться постоянным унижениям и оскорблениям со стороны сановных "членистоногих". Но не последние, а именно самоотверженные подвижники держат на своих плечах этот мир. Они – те праведники, ради которых Господь ещё терпит наш Содом. Поэтому примите моё искреннее уважение и не записывайте меня в число неблагодарных.

                                                                                          Юрий Епанчин. 16.12.10.