Из цикла «Слишком личное". Художник
Наталия Кравченко (10/04/2025)
Я помню момент нашего знакомства, когда после первой моей лекции в салоне «Вдохновение» в 1988 году ко мне подошёл сумрачного, даже слегка разбойничьего вида человек, какой-то взъерошенный, всклокоченный, напомнивший мне чем-то Рогожина из пырьевского фильма «Идиот». Я даже испугалась сначала. Но подошёл он ко мне с мирной целью – предложить свои услуги художника: рисовать афиши к моим вечерам. И делал это много лет абсолютно бескорыстно и вдохновенно. Не только писал, но и изображал лики этих поэтов на этих афишах, не просто портреты, а именно лики, улавливая самое главное и характерное для них. Это были настоящие шедевры. Некоторые до сих пор у меня хранятся.
Он и развешивал их сам – на стенах, заборах, (тогда ещё за это не штрафовали), и из-за угла наблюдал за реакцией прохожих на них – остановятся или пройдут мимо?
Это был художник от бога, хотя у него оказалась всего одна картина. Но зато какая! Она называлась «Калитка». Здесь его вдохновил один из глухих уголков Хвалынска. У меня критерий в живописи: хочется мне или нет войти в эту картину, пожить там… В эту калитку войти хотелось.
Художник – назовём его Х – был не только художник, но ещё и поэт. Может быть даже в первую голову поэт. Поэт тонкий, нежный, акварельный.
Мы росли на асфальте –
почему же со мной
эти лунные пальцы
и язык неземной?
Словно дрогнули струны
позабытого сна,
словно древние руны
пробудила луна...
Как больная собака,
я ищу ту траву,
чтоб воспрянуть из мрака
наяву, наяву…
На одной из лекций он попросил слова и стал читать стихи, посвящённые мне. Читал очень тихо, я мало что расслышала. В конце вечера он подошёл и подарил мне книгу с этими стихами на форзаце. Дома я прочла:
Тонкая рука Ваша
нас зовёт лететь выше…
Бог Вам в помощь, Наташа,
в час, когда стихи пишут…
Он часто приходил к нам. Обсуждали темы будущих лекций, афиш, фонограмм на стихи поэтов. Обедали вместе. Иногда он пел под гитару. Х писал не только стихи, но и песни. Тогда, в 80-е, он постоянно мотался на грушинские фестивали, привозя мне оттуда кассеты с новыми записями лучших бардов, которые я использовала в своих лекциях, добывал мне пластинки, помню, как целый комплект из десяти пластинок на стихи Блока принёс.
Он вообще был человек порыва, импульса. Когда умер Окуджава, он сорвался с места и уехал в Москву, чтобы успеть на похороны и положить на его могилу посвящённое ему стихотворение. Ему это было жизненно важно.
Он вообще был человек порыва, импульса. Когда умер Окуджава, он сорвался с места и уехал в Москву, чтобы успеть на похороны и положить на его могилу посвящённое ему стихотворение. Ему это было жизненно важно.
Однажды я выпросила у него папку с его стихами. И увидела там строчки о себе…
Ничего не изменилось: та же, что была –
прилетела, уронила лёгкие крыла,
спутав стропами тропинки, что бежали врозь…
Отчего ж, моя снежинка, нам не довелось
воедино души сплавить в пламени костра?
Жизнь в колёса палки ставит, ткань её пестра –
увлеченья, звон гитары, сабли лезвиё…
Я не смог развеять чары, солнышко моё.
Будто птице крест оконный – ранящее «Вы».
Грудью грянуться из зоны в зыбину травы,
на луга, где ты б не скрыла маскою лица,
не хватило птичьей силы воли – до конца.
Парка рвёт в запарке нити. Но былому вслед
сколько б не легло событий ячеями лет,
как бредущего далече – чаша родника,
губы сохнущие лечит тонкая рука.
Он никогда не обмолвился об этом ни словом, но любовь стояла в воздухе, я её чувствовала – во взгляде, в голосе, в той радостной поспешности, с которой он бросался выполнять мои просьбы.
Наша дружба продолжалась долгие годы. А потом он женился. Жена – тоже филолог, как и мы с Давидом. Я думала, вот хорошо, будем общаться, дружить домами. Но та почему-то этого не захотела. Помню, как она подошла ко мне в конце лекции и отдала книги и кассеты, которые Х у нас брал. И сказала со значением: «Больше за ним, кажется, ничего не числится». Как бы подвела черту нашим отношениям. Я сразу вспомнила похожую сцену в библиотеке в фильме «У озера».
Калитка захлопнулась. Но осталась память…
Художник из давно прошедшей жизни,
растаявший, как облако, как сон...
Сезам, откройся, снова покажись мне,
то, что звучало сердцу в унисон.
растаявший, как облако, как сон...
Сезам, откройся, снова покажись мне,
то, что звучало сердцу в унисон.
Был вечер о Цветаевой в салоне.
Он подошёл ко мне уже в конце
с какой-то фразой, сказанной в поклоне,
с улыбкою на сумрачном лице.
Мне показалось странным, диковатым –
горящий взгляд под гривой смоляной
и голос тихий, словно виноватый
в том, что никак не может быть виной.
Он рисовал мне к лекциям афиши:
на каждой был поэта чудный лик.
Развешивал их тайно в каждой нише
и наблюдал за тем, кто к ним приник.
Шёл снег, мороз, а он в одних кроссовках,
но любовался делом своих рук...
В его стараньях не было рисовки.
Он был одно большое слово ДРУГ.
Кассеты бардов вёз мне с фестивалей
и добывал мне книжки из Москвы.
Нет, мы черты с ним не переступали.
Мы даже были, кажется, на Вы.
И лишь однажды, выпросив листочки
с его стихами, села в тишине
и прочитала там такие строчки...
И поняла, что это обо мне.
Ни разу не обмолвился про чувства,
был просто рядом – даже не зови.
Я думала, что из любви к искусству.
А оказалось, просто из любви.
Последние публикации:
Из цикла «Слишком личное. Парень из автобуса –
(02/04/2025)
Из цикла "Слишком личное". Смеюнчики весёлых глаз –
(21/03/2025)
Из цикла «Слишком личное. Любовь на фоне парткома –
(15/03/2025)
Из цикла «Слишком личное. Поляк –
(14/03/2025)
Из цикла «Слишком личное. Ленинский разрез глаз –
(07/03/2025)
Из цикла «Слишком личное. Лунгул –
(03/03/2025)
Из цикла «Слишком личное. Дерево первой любви –
(25/02/2025)
Из цикла «Слишком личное». Часовые любви –
(20/02/2025)
Хмелеть от помоев –
(12/02/2025)
Публичная профессия (19) –
(04/02/2025)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
