Сон Генерала Кирилл Куталов (27/01/2003)
В день, когда пришел Враг, Генерал отдыхал на даче. Дача находилась на Западе, а не на Юге, где первое появление Врага оставило самые ужасающие следы. По дороге в Кремль Генерал был в бешенстве. Его вызвали в выходной, не объяснив причин, никто толком ничего не знал, а офицер в приемной был пьян и бредил. Времени было уже два пополудни, но Генерал твердо пообещал домашним вернуться к ужину - что бы ни случилось, всему есть свой предел.
Случаи не из жизни Александр Сафонов (27/01/2003)
Их отношения обыкновенны - цветы, пиво, постель, гогот товарищей. Их увлечения - музыка в стиле фьюжн или какой-нибудь американский поп-панк, чизбургеры и синенькая баночка пепси. Их мнение не важно ни для кого. Правонарушения ограничиваются безбилетным проездом, измены возможны только с такими же их друзьями-дебилами, понятие <нажраться> заменено понятием <святое действо>.
Как Петька Углов Высоцкому не помог Олег Попов (24/01/2003)
Остается сказать пару слов по поводу цитируемого ниже романа. Читатель, экономно заточенный природой (скажем так, чтобы не оскорбить ничьих религиозных чувств) с одной стороны, уже и ниже приведенному по крохотному отрывку догадается, что роман этот - сплошная русофобия и сплошное попрание: Если не Духа, то уж Предания и Традиции - как пить дать. Люди, экономно заточенные с другой стороны, усмотрят в романе злостную ксенофобию, антисемитизм и национал-шовинизм, а люди, экономно заточенные с третьей, скажут, что роман является попыткой придать постмодернизма живаго серому и скучному жанру <деревенской прозы> в широком диапазоне от Василия Белова до Василия же Шукшина. И только люди, заточенные со всех сторон, к каковым, без сомнения, относятся все читатели рубрики <Создан для блаженства под редакцией Льва Пирогова>, скажут, что этот роман - великое эпическое произведение великой русской литературы, вздымающее читателя на неведомые ему высоты Нравственности и Национального Духа.
Красная Земля №4 Александр Павлов (24/01/2003)
На коромыслице весов / качают чаши / судьба угрюмая Песоа / с судьбой легчайшей./ Листаешь зеркала страниц, / а стёкла бьются / на сто осколков, дней и лиц, / минут, минутцев.
Милая, я готов: Евгений Антонов (24/01/2003)
...Слезы, слезы: Давай-ка я тебя хоть салатом покормлю, нельзя же совсем ничего не есть. Хочешь бананчика?.. Ты спрашиваешь, почему я с тобою так нянчусь? Не знаю, милая...
Via Fati. Часть 1. Глава 5. Солнце прекрасного дня Элина Войцеховская (24/01/2003)
Мы продолжаем публикацию романа о путешествии поэта и его возлюбленной на греческие острова. Поездка эта, послужившая началу голвоокружительного романа, и сейчас, много времени спустя, занимает важное место в памяти рассказчика. Путешествие в Грецию оказывается попыткой понять себя и своё собственное место в этом мире. Теперь, когда с той, первой поездки в Грецию, минуло много лет, многое кажется странным, неопределённым. Именно поэтому, в канун новой своей поездки, поэт вспоминает о том, как же всё было на самом деле.
АРТЕФАКТ. Дневники Мини Саксина (часть седьмая). Ноябрь 1938 год Владимир Глухов (23/01/2003)
Мама пекла лепешки я наелся. Сидел с Сергеем и вспоминали смешное старое в своей жизни. Ходили с папой на кладбище. Зашли на вокзал, а потом к коке Мане. Обедал. Почистил башмаки. Одел рубашке пионерский галстук и пошел в школу на торжественное заседание. На торжественном заседании Василий Михайлович говорил речь. После речи были две постановки. Посмеялись с :::Миня, ты все пропускаешь буквы. Пришел домой попил чаю почитал. Раскрасил. Писал дневник. Лег спать в 12 ч.
Опыты визуальной поэзии Аркадий Драгомощенко (23/01/2003)
Сегодня библиотечка <Эгоиста> представляет вам три эксперимента в области визуальной поэзии. Питерский гуру Аркадий Драгомощенко пытается расширить границы воздействия поэтического высказывания, соединяя пространственные и визуальные эффекты с собственно текстуальными. Помимо букв, Драгомощенко привлекает сюда и цифры, выполняющие роль рифм.
Моя история русской литературы №26. Нечеловеческое сияние Маруся Климова (23/01/2003)
...Я, по крайней мере, пишу не стихи, а прозу, и то хорошо! Хотя бы на это у меня ума хватило! Сейчас, по-моему, если человек увидит на странице слова, расположенные в столбик, то он непременно должен от такой книги отскочить в сторону, как от чумы. Что бы там ни говорили, но поэзия - это уже совсем мертвый жанр, и не просто мертвый, а уже основательно разложившийся...
Русский Танатос. Советская смерть как проект Homo mortem Сергей и Галина Рогановы (22/01/2003)
Спасительная дистанция Запада между человеком и политической системой, между личностью и культурой, между познанием и своими поступками, между сознанием и целостностью индивида - в России отсутствует.  Любой вопрос российского мира всегда превращается в личный вопрос, он возможен только как личный выбор и решение. Как моя история может умирать и должно ли моей истории умирать - это неизбежно вопрос о самом себе, о собственной смерти и о её возможности. Возможна ли моя смерть, или, следует ли мне умирать?
Поделись
X
Загрузка