Эх, маканца бы лунного, \ В туманные бы сливочки – \ Да постный день... \ Дома стоят в разбивочку, \ А крыши-то глазурные – Все набекрень! \ В отваре тёмно-луковом \ Видать, забыли облачко – \ Как кровь, красно. \ Скоромным тянет в форточку, – \ На хлебушке – не мука ли? – \ Давным-давно. \ Краюха неба чёрная \ Искрится звёздной посыпью – \ Жаль, не достать. \ Уснуть – и чтоб без просыпу, \ Да каменно-холодная \ Моя кровать. \ А тучи – с жилкой розовой – \ Не и'наче – севрюжина \ В сметанной мгле... \ Неужто не додюжу я? – \ Гуляет ветер гро'зово – \ Навеселе \ Эх, маканца бы лунного, \ Ишь, канул в тьму кромешную – \ И поделом! – \ Всего во мне намешано, \ Душа, что рыба снулая... \ - Звонят! \ - Идём!

Для общего движения в Космос (при этом Землю полностью и насовсем оставлять необязательно) необходимо прийти к единым ценностям, пусть даже широкому их полю, но тем не менее. Как есть в мировых религиях различные ветви, как многими стеблями растут деревья и в итоге образуют богатую и широкую крону, как у человечества есть стволы расы и ветви народы, так и ценности прорастают и плодоносят в общественном сознании обилием побегов (конечно, нередко и скудостью или вовсе отсутствием таковых).

...принятие судьбы есть ключ к обретению единственно мыслимого на земле счастья – душевного мира, стоящего неизмеримо выше всех богатств мира вне нас.

Главной темой своего прозаического творчества Рейбо считает тему лишнего человека. По словам писательницы, она не раз сталкивалась с тем, что «даже те, кто относится к критике как к своему поприщу, иногда не знает, что это за тема и путает её с темой маленького, хотя это совершенно разные вещи: лишний — тот, кто не находит своего места в обществе и противостоит ему». (...) Если у классиков лишний — «это обычный индивидуалист, какая-то отдельная выдающаяся личность», то Рейбо, по её словам, изображает его «как представителя целого поколения или определенной стигматизированной социальной группы».

...будет недурно, если появится воля власть предержащих перевезти прах Сухово-Кобылина и захоронить в России к 125-летию (2028) со дня смерти выдающегося драматурга и гражданина. Это признание живительного родника свободы воли и мысли было бы лучшим свидетельством памяти потомков одного из самых оригинальных драматургов русского реализма, великого сына России.