Литературная критика

Бумажный критик Евгений Ермолин
опубликовал в бумажном журнале «Знамя» большой текст
«Критик в сети». Намеревался
автор написать нечто вроде обзора, путеводителя по литературно-критическим
страницам, о чём и сообщил в конце первой главе текста («Наш план таков. Информацию
справочного характера я попытаюсь сочетать с общими суждениями и размышлениями
о репрезентации литературного критика в Сети как проблеме...»). Однако,
глянцевого бедекера у Еромолина не вышло: с первых же страниц «Критика в сети»
посыпались резко оценочные суждения, ни один упоминаемый автор не остался без
своего прилагательного (некоторые из них, правда, повторяются).

Есть у Ермолина персонажи,
которые проходят сквозь весь текст, появляются в каждой главе (а их тут ни
много, ни мало, а целых восемь), и отношение к ним является главным показателем
позиции Ермолина по отношению к литературному процессу. Главным и единственным.
Потому что, подобно иным правильным критикам, Евгений Ермолин страдает
очень важной болезнью современного процесса – он изначально предвзят, а потому
судит не тексты, не их качество, но именно что персоналии.

Правильными критиками я
называю авторов с установками, которые очень сложно описать. Такие критики (А.
Немзер, например, или П. Басинский) очень чётко знают и хлёстко описывают то,
что они не любят. Потому что, как правильные критики, они не переносят в
текстах обилия мата, сугубого несерьёза, сексуальной раскрепощённости,
постмодернистской иронии, да мало ли чего ещё.

Когда же дело доходит до идеалов,
до каких-то конкретных текстов, система сдержек и противовесов начинает давать
сбой.

Потому что, как правило, любят и
отмечают правильные критики какие-то неубедительные тексты. Главное, чтобы
тексты эти выходили в толстых журналах правильного, с их точки зрения,
направления. Или в подведомственном издательстве. Всё остальное –
гуманистические идеалы, верность реализму, связь с народом и вера в будущее,
достраиваются автоматически.

В Сети подобных ситуаций
случается мало, все направления тут разведены «по интересам» и никак между
собой не пересекаются. Поэтому, чтобы построить хоть какое-то подобие системы,
Ермолин переносит на сетевую специфику симптомы сугубо бумажной жизни. В первую
очередь, Ермолин делит критиков на тех, кто состоялся на бумаге и тех, кто не
выходит за рамки умозрительного пространства. Первые ему любы и дороги, чем бы
они не тешились, а вот вторые....

Короче, понятно.

Но есть, ведь, ещё и ренегаты,
которые и там и тут успевают. Такие персонажи (прежде всего, Вячеслав Курицын)
вызывают у Евгения Ермолина сугубо негативные оценки – даже на уровне лексики,
которая могла бы быть более нейтральной, если бы...

Особенно часто Евгений Ермолин
поминает меня, изобильно цитирует, поминая разные истории (например статью
Олега Проскурина «Анатомия Бавильского»), разные «места службы». Всё бы хорошо,
но интонация... Так возникает некое противостояние, на одном полюсе которого –
хороший и правильный критик Андрей Немзер, который, что бы не делал, всё делает
правильно, и, на другом полюсе, странный, замороченный персонаж, носящий мою
фамилию. Если Немзер «наиболее последовательно реализовывает проект» и «без
отражения позиции этого автора будет неполон разговор о дискуссиях в Интернете»,
то Бавильский «в основном подвизается» на «Топосе», пишет здесь «что-то
подённое», «без особых затей и претензий», «не упуская случая
познакомить публику со своим кредо», «снисходительно улыбается», а,
после ухода Курицына из «РЖ», мается в Сети от одиночества.

И т.д. И т.п.

Две противоположности сходятся во
фразе «экзотические суждения Дмитрия Бавильского в «РЖ»  уравновешенная
немзереска». Россия – родина, смерть неизбежна, немзереска –
уравновешенная, все остальные – подлецы и козявки. Можно по разному относиться
к тому, что делает Андрей Немзер в газете «Время новостей» (именно эти тексты и
составляют затем основу сайта уравновешенных немзересок), однако, очевидно:
знал этот автор и лучшие времена. Например, когда феерически активно выступал
литературным обозревателем газеты «Сегодня», попав там в дружественный и
адекватный контекст. Впрочем, в «Сегодня», из-за важного ощущения знаточества и
заединства, расцветали все авторы. Но праздники скоро кончились, наступили
будни. Теперь Андрей Немзер одинаково уравновешенно описывает книжную ярмарку в
ЦДХ, книги издательского дома, в котором он служит и последние толстожурнальные
новинки. Обычная ежедневная работа с информационными поводами, вот уж точно –
без особых затей и претензий.

Ну, да, очень уравновешенная.

Что же касается моей подёнщины в
«Топосе»... Алаверды, я бы посоветовал Ермолину «большей чуткости к
художественным материям», на его месте я бы внимательно изучил структуру
нашего сайта, чтобы понять очевидное: слишком много на «Топосе» критики
разухабистой и экзотической, претенциозной и затейливой. Вот и нужно кому-то её
«сдерживать», создавать противовес, быть может, подчас намеренно сдерживая свой
дискурсивный темперамент и средства выражения.

«Топосу» в ермолинской статье
достаётся по полной программе. Неудовольствие у него вызывает, например, серия
статей Маруси Климовой: «беспрестанно появляется на «Топосе» Маруся Климова
с амбициозной рубрикой «Моя история русской литературы». У меня эти опусы
вызывают лишь недоумение, но, наверное, есть у них свой автор, коль скоро
«Топос» чуть ли не ими держится...» Откуда у Ермолина возникает такое
ощущение, что «чуть ли не ими»? Неужели ему удалось проникнуть в святая
святых нашего редакционного черного ящика со статистикой посещений?

Промышленный шпионаж, однако.

Недоумение эссе Климовой вызывают
потому что она – не его, не ермолинского лагеря, автор. Вот и всё. Ибо когда
Евгений пишет о близких себе авторов, речь его меняется, становится
медоточивой. Здесь Ермолин готов анализировать и петь дифирамбы до
бесконечности. Вместо того, чтобы попытаться понять серию статей Климовой
изнутри, как, собственно говоря, и советовал Александр Сергеевич, призывая
судить художника по законам им самим над собой принятым.

И если взглянуть на деятельность
Маруси Климовой именно под этим углом зрения, станет очевидным, что серия её
намеренно субъективных текстов – классические модернистские эссе, не
претендующие ни на объективность, ни на какую бы то ни было методологическую
корректность, это попытка описать свои взаимоотношения с текстами и авторами
как процесс едва ли не физиологический. Какая уж тут объективность! А если
Маруся видит тех или иных персонажей пантеона именно так, как она их видит, что
ей руки на себя наложить?

В оценке климовских писаний может
быть только одна оценочная шкала – шкала убедительности: насколько писательница
убедительна в своей намеренной предвзятости?! Мне-то кажется, что убедительна,
значит, имеет право. Но у Евгения Ермолина нет такой задачи – разобраться в
писаниях тех, кто не кажется ему близким. Поэтому он бегло разбрасывает оценки,
не особенно утруждая себя объяснениями. Тоже метод, кстати, мало отличающийся
от того, каким пользуется Маруся Климова. Только вот, в отличие от последней,
«Критик в сети» позиционируется им как попытка взвешенного описания, что не
есть правда.

Субъективность оценок в сетевой,
будто бы не слишком профессиональной критике – вещь нормальная, рядовая,
повседневная. Но когда подобный подход мы встречаем в работе бумажного критика,
действительного члена наисерьёзнейшей Академии Современной Российской
Словесности...

Чудны дела твои, Господи!

Вот, скажем, Евгений Ермолин
убежден, что пик сетевой критики пришёлся на февраль годичной давности
(помним-помним, ох, уж этот нам февраль!): «в это время сетевая критика явно
превзошла критику бумажную и по количеству и по качеству...»), а теперь,
вот, пошёл на спад и минувшая полнота невозможна. На основании чего он делает
такие выводы непонятно. Почему подобные взрывы, всхлипы и выяснения отношений
не могут возникать вновь и вновь? Ведь это так просто, так естественно:
ущемляются чьи-то интересы, цепная реакция идёт по нарастающей и...

Подобные ситуации можно
прогнозировать сплошь и рядом.

Достаточно прочитать описание
нынешнего состояния сетевой критики, приведённой Ермолиным в следующем абзаце,
чтобы понять, что подсознанка его заставляет писать отнюдь не о сетевых
реалиях: «А потом наступил спад. Оказалось, что сетевая критика уязвима, по
крайней мере те, кто занимаются ею постоянно, справедливо рассчитывая на
какое-то вознаграждение. Не от читателя, нет: читатель ничего не платит критику
за чтение сетевых страниц. От кого-то другого... Нет вознаграждения – нет и
этого критика. Такое тоже случается. Кризис показателен. Это знак дефицита
творческого воодушевления, дефицита больших идей и целей, которые вывозят
настоящего профессионала из любых тупиков...»

Про востребованость критической
продукции Ермолин заметил очень точно. В его высказывании достаточно только
убрать слово «сетевая», и мы получим портрет современного состояния
критического процесса, вялого, апатичного, несистематизированного. На фоне
мизерных тиражей толстых журналов, в которых обычно он публикует свои статьи,
статистика посещения, к примеру, моего сайта «Топос» выглядит более чем успешной.
Такое тоже случается. И чем дальше – тем чаще: сеть осваивается, заселяется,
эмансипируется. Чего нельзя сказать о толстых журналах. Между прочим.

Такие вот большие идеи и
профессиональные тупики.

Вообще, нужно заметить, что
обзоры сетевой критики, сетевой литературы, литературных сайтов появляются в
бумажных изданиях всё чаще и чаще. В постоянном и достаточно пристальном
внимании к умозрительным литературным пространствам есть странный
психоаналитический аспект, словно бы специально сооружённый для иллюстрации
учения Фройда о вытеснениях и забываниях, описках и оговорках.

Кажется, что статья Евгения
Ермолина рассказывает об устройстве сетевой критики, но, на самом деле,
очевидно же, что пишет он о себе, о том, что волнует Ермолина на самом деле – о
том, что плохи дела с бумажной критикой. И если можно ждать откуда-то поддержки
– то, разве что, из сети.

Иного не дано.