Онтологические прогулки

Наверное, правы те граждане, которые считают нынешнюю эпоху эпохой
Конца (конца истории перед приходом Антихриста, конца Калиюги
и вообще временем сгущения Мировой Ночи). В этом убеждает чтение
историко-философского альманаха «Связь времен», М., 2001. Так
много слов, так много громких имен, и ни одной новой мысли. Все
это уже читалось, писалось, говорилось — и не раз. Такое впечатление,
что все слова уже сказаны... Но раз это так, то что же делать:
продолжать произносить малоинтересные и на глазах обесценивающиеся
слова или вообще ничего не говорить, закрыть глаза и смотреть
на Небо, где не прекращается плавное удивительное движенье?

Вряд ли мы станем размышлять над связью времен, если сама реальность
«находится под вопросом» (Ханс Кюнг). Непрекращающаяся изнурительная
духота и тропическая влажность сумасшедшего западно-сибирского
июля заставляют с надеждой ожидать приближения ночи, когда можно
будет забыться липким тяжелым сном. Но полного забытья нет: тебе
снится, что наступают чеченцы, которые потом оказываются немцами,
ты идешь к ним полицаем и, проснувшись, ты испытываешь муки совести
за свое малодушие и конформизм; и бесполезно себя уговаривать,
что это же «не на самом деле», что это «всего лишь сон». Если
«всего лишь сон», то отчего же так стыдно? А следущей ночью тебе
приснится, что ты хитрый хомяк и за щеку себе набил ты колхозного
зерна, и рядом твоя трижды послушная и четырежды добродетельная
хомячиха; вот и думай — то ли ты измученный сибиряк, которому
снится, что он беспечный хомяк, то ли ты беспечный хомяк, которому
снится, что он измученный сибиряк... Никакое суждение о бытии
не обладает ни очевидностью, ни обязательностью. Нигилизм полагает
все мимолетным, пустым, шатким, ничтожным, считает, что всей этой
окружающей попсни с успехом могло бы и не быть, что истины нет,
что мир не является благим, единым и истинным, а человек ничтожен
и уязвим со всех сторон. Ханс Кюнг — еще один борец с нигилизмом.
Он за позитивную фундаментальную установку, которая не дает нам
улететь в хаос, абсурд, иллюзию, в бездну неопределенности и в
отсутствие достоверности. Кюнг пишет, что «человек сам по себе
не склонен к отрицанию; нечто в нем противится принципиально негативному
решению», но, тем не менее, «тяга к нигилизму законна и серьезна».
В человеке есть и нигилизм, и позитивный фундаментализм, но человек,
по Кюнгу, должен крикнуть «да» реальности окружающего мира и собственного
Я и испытать на опыте позитивную фундаментальную установку. Он
говорит, что фундаментальное доверие к реальности есть «дар» и
«задание». Дар и задание, задание и дар... Я читаю и читаю два
эти слова, но смысла в них становится все меньше: «дар» неожиданно
напоминает мне ни к селу ни к городу «Солнцедар» (омерзительное
вино моей юности, дебильная шутка утомленного светила); «задание»
тоже помню еще со школы, его задавали на дом и переписывали друг
у друга на переменах... Фундаментальное доверие к реальности так
легко, однако, трансформируется в дешевый оптимизм: не китаеза,
слава Богу, не япошка, не дикий магометанин, крест на пузе, раз
в неделю прихожу на литургию, значит, уже спасен, значит, уже
в Вечности, значит уже — все, значит уже — навсегда. Закрываю
глаза и плавное движение в Небе точно свидетельствует без слов:
уже — все, уже — навсегда.

А. П. Назаретян

Реальность, которая не ставится под вопрос — ХХ век, А. П. Назаретяном
определяется как первый в истории век осуществленного гуманизма
со всеми вытекающими из этого удивительного обстоятельства плюсами
и минусами. По-моему, у Никиты Михалкова был такой фильм «Раба
любви»; конец у фильма очень жалостный: актриса Елена Соловей
одна в трамвае, едущем в никуда, параллельно с трамваем скачут
оскаленные белогвардейцы, которые, надо думать, Елену Соловей
изнасилуют и убьют, а она шепчет растерянно: «Господа, вы звери...».
Согласно Назаретяну, белогвардейцы вполне могли бы ответить Елене
Соловей, что не такие уж они и звери, и не такой уж ХХ век жестокий,
ибо формы пренебрежения к жизни (особенно, конечно, стариков и
детей) в прежние века были во много раз сильнее. Чего стоит одна
лишь цитируемая Назаретяном русская поговорка «дай, Господи, скотину
с приплодцем, а деток с приморцем»! Петр Первый убил каждого пятого
жителя России и будьте-нате — великий царь! Вот Сталин гораздо
меньше народу поубивал и, пожалуйста — «тиран и убийца». Не лучше
и у других народов: лишь сто с небольшим лет назад в Америке травились
пруды с целью «изведения дикарей» и публиковались таксы за скальпы
индейцев (мужские, женские и детские). То есть Назаретян вполне
мог бы согласиться со словами Владимира Соловьева, что мера добра
в человечестве век от века неуклонно возрастает. Однако, если
ты жил в ХХ веке, то не убеждают Петр Первый и дети с приморцем:
многие миллионы людей были убиты и замучены, причем под аккомпанемент
разговоров про справедливость, добро и демократию. Понимание же
ценности жизни или пренебрежение к ней зависит от понимания жизни:
для многих людей в ХХ веке жизнь ограничилась лишь земными рамками,
высшие сверхчеловеческие принципы — ничто, за гробом — пустота,
и осталось лишь изо всех сил оберегать свое физическое тело, но
долго оберегать не удастся, поскольку рядом с тобой те, для которых
высшие принципы — ничто, и за гробом — пустота.

В начале ХХI века перед человечеством стоят тяжелейшие проблемы:
предельная для биосферы численность людей превышена, ослабление
естественного отбора ведет к накоплению генетического груза и
каждое следующее поколение делается все менее жизнеспособным и
т. д. и т.п. Назаретян пишет, что, по сути дела, есть два пути
решения этих глобальных проблем. Первое Прогрессорское — всесильная
наука, мондиалистское Мировое Правительство; а в другой версии
— децентрализация и регионализация, переход к безгосударственному
существованию в духе князя Кропоткина. Второе Романтическое —
возврат к утерянным ценностям и состояниям: «назад к природе»
или «назад к Мифу», не важно. От двух этих путей веет безысходностью
— биоцентристское, мифоцентристское и прогрессорское мировоззрение
одинаково тупы и одномерны. Есть еще удивительные в своей дебильности
идеи, вроде мысли Хайека о том, что увеличение рождаемости неминуемо
ведет к увеличению количества творческих личностей, а творческие
личности решат все наши проблемы (они же творческие!).

Что делать? В. В. Налимов предлагает дать жизни развиваться в
своей спонтанности и практиковать делание, идущее изнутри, без
очерченной цели и заботы о плодах. Хорошо бы, но не получится!
Столько уже наворочено, что если все это оставить в своей спонтанности,
то скоро все на Земле благополучно накроется медным тазом. Пришло
время ответственных глобальных решений.

В. В. Мартынов предлагает ждать Чуда, как конца повседневности.
Искомое Чудо — не нарушение пространственно-временных законов
обыденности, но преображенный мир. Однако зачем человеку Чудо,
если он хоть чуть-чуть его недостоин?

С. С. Хоружий вновь говорит о синергии, соработничестве Бога и
человека, в котором человек — не часть, а собирающий фокус тварного
бытия. Реальность формируется онтологической осью Бог-человек,
и внутренняя реальность человека, безусловно, важнее его отношений
с природой, космосом. В процессе обожения происходит актуальное
претворение человеческой природы в Божественную, а динамика внутренней
реальности человека делается динамикой макрокосма. С. С. Хоружий
проводит аналогию византийского идеала синергии и современной
синергетики: и в том, и в другом случае система обладает внешним
источником энергии, прохождение этой внешней энергии через систему
может породить в системе процесс образования последовательности
сложных структур. Первоначально система должна быть в состоянии,
очень далеком от равновесия. С. С. Хоружий пишет об Универсуме,
состоящим из трех сфер: Человек - Техника (понимаемая в духе органопроекции
П. Флоренского) — Природа. А общество, социальные структуры, общественные
организации? Я могу себе представить обожение отдельного человека,
но не могу — обожение народа, класса, государства, клана, социальной
общности. Махнуть на них рукой, провозгласив, что спасение утопающих
дело рук самих утопающих, по меньшей мере, неблагородно, к тому
же тем самым у человека просто напросто отсекается измерение Мы,
и он оказывается вновь эгоистически прикован к своему унылому
Я. Надо стараться, работать, пока есть свет, сближать несближаемое
— homo mysticus и homo faber, учиться целовать незримое лицо,
носить в груди белое, независтное и прозорливое сердце и, самое
главное, не забывать каждый день закрывать глаза, чтобы увидеть
в Небе плавное непрекращающееся движение.