Литературная критика

/Брюс Стерлинг, «Zeitgeist», Екатеринбург, «У-Фактория», 2003/

В следующем году «отцу киберпанка» Брюсу Стерлингу исполнится 50
лет. Рецензию на его роман «Zeitgeist» (написанный Б. С. в 2000
г.) хотелось бы посвятить этой скромной и волнующей дате —
близящемуся юбилею «панк-кибер-отца-основателя».

Прежде всего, надо отметить, что роман Стерлинга «Дух времени»
достаточно своевременно (оперативно) и качественно (качественно)
издан екатеринбуржской «У-Факторией» в интригующей серии
«Киберtime», которая радует почитателей антипатриархального
fiction также серией романов второго
«отца-киберпанк-основателя» Уильяма Гибсона.

«Zeitgeist», в отличие от любимого мной стерлинговского романа
«Схизматрица», произведение целиком реалистическое, хотя и
выдуманное от начала и до конца. Это созданный при помощи довольно
традиционных средств выражения авантюрный роман,
привлекающий и завлекающий читательский ум призрачным блеском
постмодернизма, узнаваемыми и еще теплыми актуальностями, смелой
глобальностью тематического размаха (охвата). Скажу сразу, при
всем моем уважении к аналитико-провидческому таланту
Стерлинга, что ему всегда более удавались фантастические творения —
в них его мысль летала свободнее и вольготнее, а его язык
смотрелся естественнее (ибо мы не знаем будущего). «Дух
времени» — это многоканальный микс из предмиллениумных аллюзий,
гигантский слайд куска времени из 1999 года, обогащенный
авторскими предчувствиями, прозрениями и гиперболами. Скорее
всего, этот роман неправомерно называть реалистическим, вполне
достаточно определения «авантюрный», а еще лучше — просто
«fiction».

По колориту «Zeitgeist» чем-то напоминает фильмы о Бонде, Джеймсе
Бонде (кстати, собрание сочинений Я. Флеминга на турецком
языке присутствует в книге на стр. 157, а «Астон-мартин DB5» из
«Голдфингера» и других фильмов об агенте 007 — на стр. 283).
Действие начинается в Стамбуле, затем обосновывается в
турецкой части Кипра, после переползает в Мексику, после в
Колорадо, потом на Гавайи, возвращается в Стамбул, на Кипр,
перемещается в турецкий Курдистан и останавливается для передышки
в Швейцарии. Главный герой — Лех Старлиц (также Легги,
Лёха, Леггс) тоже недалеко ушел от Бонда, но выглядит
трогательнее и экзотичнее (мне все время хотелось прочесть его фамилию
как Штирлиц). Если английский шпион 007 то и дело спасал
мир направо и налево, то Лёха Старлиц — трансконтинентальный
авантюрист, в прошлом участник криминальных ансамблей,
аферист, игрок, шпион, контрабандист, затем — предприниматель со
склонностью к венчурному бизнесу, а к моменту начала
повествования — импресарио девичьей поп-группы «Большая семерка».
Эта «Семерка» — действующий аналог «Спайс гелз», только
гораздо хуже и бесталаннее, собирает большие деньги, колеся по
третьему миру — от Словении и Польши до Сирии и Филиппин.
Возникновение группы, состоящей из семи девушек из семи главных
стран мира (Англия, США, Канада, Франция, Италия, Германия,
Япония), связано с пари. Суть пари в том, что дух времени
таков, что талант в сравнении с маркетингом на рубеже веков —
ничто. Семь безголосых girls, выловленных на улице, при
правильном вложении капитала способны выдоить за год-полтора из
проснувшегося мусульманско-варварского мира воистину Большие
Деньги. Это сегодня наши будущие менеджеры вычитывают в
трудах Ф. Котлера по маркетингу: ребята, создайте спрос, чтобы
потом подняться на его удовлетворении, т. е. обыкновенный
цинизм. «Этот проект начался с пари, заключенного в
баре на Гуаме, продолжился бронзовой табличкой на здании в
Панаме... Хотя важно не это. Признаюсь, все это мошенничество.
Но, честно говоря, мне нравится моя работа. Я ею наслаждаюсь.
Мы делаем туфли на платформе в Шэньчжене. Поставляем
обтягивающие футболки с блестками в Туркменистан по Нахичеванскому
коридору. Мне нравится устанавливать эти связи. Нравится
управлять всей сетью. Меня это устраивает. Большего я не
прошу.

— Что ты вообще за человек? — скорбно произнес Озбей.— Как бы ты сам
себя назвал?

— Ну, если обойтись одним определением, то я бы назвался системным
аналитиком».

Так и происходит, однако, мир по Стерлингу гораздо сложнее. Да и сам
Старлиц — толстый хитрец, похожий на интеллектуальную
обезьянку — происходит из польско-индейской семьи, умеет вызывать
дух своего отца (погибшего при ядерных испытаниях в
Нью-Мексико) и обладает сложным, почти «шаманским»
коммерческо-магическим мировосприятием. Вообще, у Стерлинга простых ходов и
простоватых персонажей не было и нет. Так что «Дух времени»
только припорошен авантюрным налетом, а внутри пульсирует
раскаленный холодный англосаксонский интеллект.

Среди персонажей есть пара симпатичных русских нелегалов, живущих
вдоль вектора Кипр — Югославия, дядя и племянник. Пулат
Романович Хохлов — бывший советский летчик-истребитель, герой
Афгана, личность колоритная и трагическая. «— Я тебя
давно знаю, Старлиц! — пробурчал Хохлов.— Еще с Азербайджана.
Вспомнить хотя бы банковскую аферу на Аландских островах.
Никогда еще наше знакомство не приносило мне барыша.— Хохлов
вздохнул, костлявые плечи поднялись и опустились под дешевой
футболкой.— Когда мы познакомились, я еще поднимал МИГи с
авиабазы в Кабуле. Тогда я был счастлив. Я был молод и воевал
за социализм. Самые счастливые дни в моей жизни. А после
этого все пошло вразнос... Теперь я одинокий изгнанник.
Стервятники мафии пожирают труп России. Мэров отстреливают прямо на
улицах городов, бизнесменов травят ядом, все банки лопнули,
Ельцин — пьяница и скоро помрет. Российскую армию кормят
собачьим кормом. Русские солдаты подыхают в своих казармах от
голода!

Старлиц запустил руку во внутренний карман, вытащил толстую пачку
купюр и отсчитал пять стодолларовых бумажек.

— Возьми и заткнись.

Хохлов уставился на деньги.

— Новые американские сотенные? Те, что еще не научились подделывать?

— Они самые.

— Тогда давай. — И Хохлов спрятал подношение.»

Наверное, назвать человека с фамилией Хохлов Булатом было бы слегка
натуральнее, чем Пулатом, по крайней мере для русского уха и
глаза. Племянник Хохлова — 17-летний Виктор Билибин,
любитель «экстази» и вольной жизни, ценитель прозы Пелевина,
сторонник идеологии некроромантизма и начинающий махинатор.
Стерлинг издавна неравнодушен (в общем-то, по-хорошему) к
русским, что, безусловно, выдвигает его еще дальше из ряда
передовых писателей современности. «Хохлов и Виктор умнее,
чем кажутся. Ни к чему не пригодны, но настоящие русские —
очень способные... Мне нравятся русские. Просто в двадцатом
веке им здорово досталось». Все эти русские пассажи у
Стерлинга как-то отрезвляют и делают книгу более
специфичной для отечественного читателя. И для обитателей бывших
союзных республик тоже: «Тамара была создана для работы в
Голливуде — недаром она была некогда женой азербайджанского
коммунистического бонзы. Играючи пройдя через обязательные
в Лос-Анджелесе лицевые подтяжки, она разгуливала на
высоченных каблуках и в нарядах от Армани. Прежде она была женщиной
редкостной, экзотической красоты, но теперь, в среднем
возрасте, миновала период экзотики и была не чужда
эксцентрики».

Структура у «Zeitgeist» кажется не только усложненной, но и стихийно
образовывавшейся, хотя Стерлинг, даже старея, умеет
сохранять нарративный ритм. Местами в тексте вообще ничего не
происходит, произносятся изящные диалоги, всплывают на
поверхность мировые фамилии, торговые марки, политические скандалы,
исторические экскурсы — это отчасти воскресило во мне ощущения
от чтения «В воздухе» Болмата, только с более
акцентированной эстетикой CNN. Вообще же роман очень сильно напомнил мне
своим построением и непредсказуемостью сюжетного плеска
произведения Т. Пинчона, в частности его роман «V». Однако, при
всем моем уважении к таланту Стерлинга, поставить в один ряд
«Дух времени» и «V» у меня не повернется и не поднимется —
соответственно язык и рука.

В «Zeitgeist» есть куски, в которых более-менее подробно разбираются
романы Пелевина, Харуки Мураками, Орхана Памука, воззрения
из трудов Делеза, Гваттари, Лиотара, Бодрийяра, Деррида,
Фуко, Адорно. Это оживляет роман, пока в нем ничего не
происходит, пока не возникает спиритических трипов в Мексике,
хладных трупов на Кипре, левитирующих трапов на Гавайях.

Стерлинг, как всегда, умудряется нагнетать атмосферу тревожности, не
перегибая палку, а всего лишь используя избирательность и
повторяемость приводимых фактов и затрагиваемых тем. Есть в
«Духе времени» пара таинственных эпизодов, претендующих на
глубочайшую метафоричность, — когда некоторые персонажи блюют
денежными купюрами разных стран, патронами различного
калибра и килограммовыми пакетами с героином, — но до сознания,
вследствие недоработанности пост-эффекта, доходит один только
горький гротеск, хоть сцены эти примечательны неожиданным
сюрреализмом. Также хорошо просматривается характерная для
Стерлинга сюжетная основа в виде противостояния двух личностей
(хорошей и — соответственно плохой); противостояния
многофазового, сложносочиненного, фатального для одной из сторон.
Ход традиционен, как проверенный веками маркетинг, но Стерлинг
славен еще и тем, что практически всегда выглядит пишущим
не для денег, а ради «движения». Опыт сказывается.

Сказывается опыт и в том, что когда в «Zeitgeist» случаются сюжетные
заторы или неоправданные прочими частями текста
искусственности, автор прибегает к хитрому приему — вкладывает в уста
героев, чаще всего Старлица, рассуждения о лиотаровском
«главном повествовании», или делезовской «ризоматичности», или
поливалентности современной языковой реальности, или о «боге
из машины». Мол, ребята, спокойно, все это Моя книга, Мой
сюжет. Хорошо то, что Стерлинг делает эти фокусы ловко и
ненавязчиво — сам решает свои проблемы на глазах у усыпленной его
крутизной публики. «Понимаешь, глубокая реальность
соткана из языка. Люди этого не понимают. Даже если они это
говорят, то наверняка не знают, что это значит. А значит это,
что никакой “правды” не существует. Есть только язык. И
“факта” нет. Нет ни правды, ни лжи, есть всего лишь доминантные
процессы, из которых сложена социальная реальность. В мире,
состоящем из языка, ничто другое невозможно».

В романе «Zeitgeist», как и всегда в художественных произведениях
Стерлинга, персонажи, будь они хоть махинаторами, хоть
депутатами, хоть детьми, хоть разбойниками, говорят друг с другом с
исключительно аристократическими интонациями — неспешно,
светски, иронично, умно и изысканно. В общем, диалоги
чрезмерно высокопарны и неисправимо литературны, хотя автор и
старается начинять все это кое-каким юмором. И когда главный герой
Лёха через каждые пять-десять страниц на подобном
рафинированном языке навязчиво грузит всех и вся своей фобией
относительно Y2K, своим страхом миллениума, своими опасениями не
пройти сквозь рубеж веков — это к середине книги начинает
вызывать понятное раздражение. Особенно отсюда, из XXI века.
Позитивно разбавляет своим присутствием все эти минусы и
натяжки необычная героиня по имени Зенобия Боадиция Гипатия
Макмиллен, 11-летнее существо, символизирующее в романе Новый век
и новые этические ценности. Этическим ценностям в романе
Стерлинга уделено немало внимания. Более того — им уделен сам
финал истории.

В целом, «Дух времени» предстает литературной попыткой отразить дух
времени, ухватить отпечаток всего наследия ХХ века, а значит
— и это свойственно Стерлингу — усмотреть тенденции
будущего. Лично мне кажется, что писателю более удалось
воспроизвести неповторимую атмосферу Кипра или мексиканской провинции,
чем охватить истинный Zeitgeist. В чем я не могу не
согласиться со Стерлингом, так это в том, что пресловутый Дух
времени — это запах не из приятных. А книга «Zeitgeist», если не
придираться к сюжету и мелким претензиям автора на
всезнайство — одна из интереснейших в уходящем году среди американских
переводов.

«— Перед тобой завершение подводного этапа героиновой сети.
Торговцы героином имеют теперь свои собственные автобусные
линии, компании грузовых перевозок. В Азербайджане,
Таджикистане, Туркмении на наркотиках выросла новая мафия. От старых
границ ничего не осталось. Торговцы героином очень шустрые,
это совершенно свободный рынок. У них есть даже почтовые
индексы».

«— С «Большой семеркой» я заглянула за угол. Я проехала с гастролями
через половину гребаного исламского мира. Видала я этих
надутых сукиных сынов с их бородами под аятоллу. Я побывала с
ними нос к носу и знаю, что говорю. Они прозябают в
Средневековье. Это орава хреновых первобытных козлов. Для меня и для
них одновременно в мире не хватит места... Их мало долбануть
атомной бомбой, придется лишить их всего, во что они верят.
Я знаю, как они меня ненавидят. Больше всего на свете они
не выносят нахальных сучек. Я сама такая, и у меня есть
против них одно верное средство: раздеться до трусов и усесться
им прямо на морды. Занять голой задницей весь их спутниковый
телеэкран. После Y2K грядет явление Вавилонской Блудницы. И
я приду не с миром. Я — разрывной снаряд!

Старлиц сочувственно покивал».