Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

Текст содержит ненормативную лексику.

Пришёл прораб с друзьями в рюмочную «Второе дыхание» водку попить.
Ну там после работы опрокинуть, чтобы потом домой на трамвае
не так тоскливо было ехать. А там выпили по сто. Ну и взяли
ещё по сто. Потом ещё выпили по сто. Потом ещё взяли по сто.
А потом понеслось: выпили по сто, взяли по сто, выпили по
сто, взяли по сто, выпили по сто, взяли по сто...

Потом прораб глаза от стакана поднимает — а вокруг золото, гарсоны
навытяжку, зажигалка возле носа, друзья в смокингах,
перстнями машут, ржут, а один склоняется к прорабу и говорит:

— Анатолий Сергеевич, я, конечно, уважаю вашу логику, но вы поймите:
этот транш целиком перекрывает нашу трубу, не говоря уже
про франчайзинг и гематому банковской системы! Вы не проссыте
этот вопрос заминать, да?

Смотрит прораб в глаза своему корешу, а у того там такой ужас
нечеловеческий, что ежу понятно — не от того что все в смокингах с
сигарами, и не от произносимых слов, а от того, что ему
приходится прорабу ЭТО ГОВОРИТЬ.

Ну прораб пальцами щёлкает — гарсона подзывает, а тот уж рысью
летит. Выпили по сто, взяли по сто. Полегчало. Выпили по сто,
взяли по сто, выпили по сто, взяли по сто, выпили по сто, взяли
по сто, выпили по сто, взяли по сто, выпили по сто, взяли
по сто.

Сидят такие на необитаемом острове. Не, хуйня какая-то, думают, ну его нахуй.

Выпили по сто, взяли по сто, выпили по сто, взяли по сто, выпили по
сто, взяли по сто, выпи

А прораб орёт:

— Говорил я, братцы, надо было пять бутылок брать и идти в женское
депо! Говорил! Теперь мы вовек...

Тут они все, как водится, исчезли, вместе с дорогим рестораном,
островом и ещё миллионом «остановок по требованию».

А рюмочная та сделала за день двадцать месячных оборотов по водке.
Это потому что они неразменную сотку им наливали. Есть такое
поверье — если выпьешь стограмм в одной тайной рюмочной, то
потом уже не остановишься. А «Второе дыхание» в этот раз
оказалась той, тайной рюмочной: в ней и красное кресло было, и
обои синие, и лакей у входа стоял — в зелёных перчатках. А в
руках у него были бабушкины глаза.

Только не заметили этих тревожных знаков рабочие. А впрочем, их
никто никогда не замечает, пока не провалится вместе со своей
«жизнью» туда, где себя не помнишь.