Литературная критика

/Сергей Сущий «Доктор Бабиян», М.: Ад Маргинем, 2003/

Сборник рассказов «Доктор Бабиян» неизвестного автора с внушительной
фамилией (или псевдонимом) Сергей Сущий привлек меня,
прежде всего, замечательной обложкой, сработанной матерым А.
Бондаренко. Обложкой, лаконично обыгрывающей еще советский
анекдот про врача и розу — «а это вам, доктор!». Уже интересно.
Кроме того, глаза доктора на обложке сильно напомнили мне
глаза любимого советского актера, режиссера и мастера В.Басова
— и это уже решило выбор в пользу Сущего.

Однако, не все так просто. «Доктор Бабиян» оказался чем-то,
напоминающим первый адмаргинемовский сборник рассказов Елизарова. Не
тем, что сборник, и не тем, что первый, а именно сущностным
своим наполнением. «Бабиян» — это пастиш на провинциальную
— ростовскую — литературу, вернее, даже провинциальную
публицистику. И не важно, существует ли ростовская публицистика
действительно в таком виде. Рассказы Сущего — пастиш на саму
возможность существования такой замаскированной неясно подо
что прозы. Девять рассказов о врачебной практике
вымышленного знаменитого доктора Григория Борисовича Бабияна выглядят
очерками для последней полосы региональной вечерней газеты.
50% реализма и 100% документальности решают дело в пользу
стандартизованного журналистского языка, лишенного эмоций и
всякого рода буйства. Все описания ведутся нейтральным, сухим и
успокоенным слогом, выкладывая необычную и тусклую мозаику
жизни «замечательного земляка». Текста вообще не так уж
много, и в нем читателю не предлагаются эквилибристические
номера с метафизическими безднами, полные пригоршни юмора или
сарказма, аффекты стиля или скромные шаги за грань
табуированного. В авторском предисловии, скупо датированном маем 2036
года, говорится, что антология воспоминаний и реконструкций
сюжетов о Бабияне создана специально для ростовского
краеведческого ежегодника, курируемого Семеном Олеговичем Тугорлыком.
Дальше идут сами рассказы — утомленные собственной
сдержанностью страшилки о фантастических, субнормальных болезнях и
оригинальных методах их диагностики-терапии прославленным
эскулапом южнорусских степей. Все это происходит от наших
сегодняшних дней и до 30-х годов XXI века.

Есть что-то в полуаллегорических придумках автора от литературного
мистицизма Гоголя и Борхеса. Однако, упомянув Гоголя с
Борхесом, я тут же ощущаю в себе острое присутствие святотатства.
Внутренние деревья, экстрасенсорные корни, мифологичские
экспансии в сновидениях, Болезнь Посмертной Славы, убийственные
демоны из африканской шкатулки — все это подано с
похвальным отсутствием «серьезного мистицизма», но и с немалой долей
вербальной анемии. Поэтому читается «Доктор» странно. Записи
из виртуального будущего России выглядят имитацией
советско-соцреалистического стиля, очищенного от идеологической
начинки и оттого прозрачного и невесомого. Мистика заменена
перестроечного толка мутной волной «экстрасенсорной» макулатуры,
длящейся от «диагностик кармы» и до нынешних
электромагнитных апологий феноменов веры. Стоит отдать должное автору, не
угодившему ни в одну из перечисленных социокультурных ниш и
пишущему свою абстракцию на соразмерном, без хромоты и
провалов языке. Но все же, язык этот, повторюсь, настолько
приближен к суконному и казенному, что весь сборник, выдержанный в
подобном ключе, не сияет ни под какими ментальными
софитами.

Некоторые из новелл отдаленно напоминают давние реконструкции
Пелевина («Откровение Крегера» например). Но, если молодой Пелевин
создавал свои провокации, играя в стиль «Науки и религии»,
доходя порой до трансцендентного пафоса, но тут же срываясь
в гомерический стеб, и все это с серьезной
псевдоисследовательской миной, то г-н Сущий, допустим, в рассказе «Интервью»,
практически калькируя пелевинскую манеру тех лет, выглядит
подобно группе «Boney M» на концерте в ростовском цирке, в
2004 г. и абсолютно без публики. То есть, когда при таких вот
издержках еще и транслируются какие-то тривиальности, вроде
тесной взаимосвязи внушаемости человеческой психики и
скрытых физических резервов — становится в общем-то тоскливо.

Фигура доктора Бабияна (про себя я мучительно-постоянно называл и
прочитывал его как Бабаясин), его живой, этакий амосовский
характер, проступают сквозь рассказы достаточно неплохо. Что-то
вроде ростовского Шерлока Холмса на медицинском поприще,
попутно напоминающего читателям, насколько важны и действенны
связи мира видимого и невидимого.

Естественно, от наблюдательного глаза не ускользает и то, что
большинство болезней из сборника так или иначе связаны с языковой
реальностью, с речью-текстом. Это вроде бы должно снабжать
«Доктора Бабияна» определенной актуальностью, но ни языковые
«загадочности», ни учащенное присутствие в рассказах оборота
«бизнес-элита России» не делают книгу модной. В принципе,
это понятно: малороссийская и южнороссийская современная
культура как раз и выглядит аморфной свалкой вторичного сырья
или же, в иную погоду — невнятной бытовой пустыней. В этом
смысле прорыв С. Сущего практически тождественен подвигу, ибо
явлен в стилистически четком и формально спартанском виде. По
завершающим же страницам последнего рассказа «Эпилог»
видно, что автору по плечу насыщенная светотенью, красками и
околонабоковскими ощущениями проза.

Вообще, «Эпилог», хотя и несколько затянут и чуть переигран, это
кардинальная вещь в книге, на финише оправдывающая всю
предыдущую суконность. Пока читаешь рассказы, видишь, что собственно
никакого Ростова в них и не присутствует, хотя автор то
улицу Чехова подкинет, то Северное кладбище, а то и 7-й
стройтрест. Нет города, края, жаргона, особистости, колорита.
Унификацию этой прозы могут объяснить только «иные задачи»
автора. Вот и в «Эпилоге», начинается все замечательной телегой о
бабияновом открытии «психофизического состояния Ростова», на
страницах уж брезжит древний город в его нынешнем печальном
облике, но все быстро уходит в глобализм, и Сущему,
кажется, приятнее размышлять о состоянии здоровья Нью-Йорка, чем
задерживаться в родном краю. «Иные задачи». Однако, повторю,
что финал у сборника высокоэтичен (без перебора), красив
(тоже в меру) и светел.

Занимательная, словом, книга. В том смысле, что, если вам нужно себя
чем-нибудь занять. О морфегуляторах прочитать или о болезни
«Нирвана». Встретить ушлого писателя Пирогова или
соседского мальчонку Славу Курицына (да-да!).

«Но болезнь действительно гнездилась в волосяном покрове.
Самым сложным было найти болезнетворные волосы, которые
располагались не на голове, а на других частях тела. Впрочем,
необходимая для этого аппаратура нашлась даже в Ростове, в
региональном НИИ овцеводства».

«Два крупных периода в спортивной карьере Олега — любительский и
профессиональный — соответствовали республиканскому и
императорскому Риму. Таким образом, Мазаев образца 2003 года по своим
боевым кондициям примерно соответствовал Риму
начала-середины третьего века нашей эры: сила и стабильность при наличии
некоторых проблем. В общем, специалисты оценивали шансы
Мазаева выше».