Литературная критика

Год спустя.

"Аполлон-2001": взгляд изнутри

Недавний розыгрыш пятого «Аполлона» (в финал вышли Андрей
Дмитриев, Ольга Славникова и Леонид Зорин) породил массу недовольств.
Вся сила и слабость каждой премии – в её жюри. В «Аполлоне» жюри
складывается случайно, вот и ждите от такого случайного решения
неслучайного варианта, не дождётесь!

В прошлом году в жюри выпало быть и мне. Четвёртый розыгрыш,
самой большой в денежном исчислении литературной премии (25 тысяч
долларов получает главный персонаж и по 2,5 – два остальных, вышедших
в финал), присуждаемой Академией Современной Российской Литературы
(АРС), куда входят ведущие критики России, оказался, на взгляд
многих, самым взвешенным и точным: поэзия Веры Павловой обогнала
прозу Николая Кононова и Алана Черчесова. Поскольку я был в жюри,
то знаю ситуацию изнутри, и теперь, год спустя, могу, что называется,
раскрыть все карты. Типа, как это было.

Дело в том, что когда жюри премии имени Аполлона Григорьева окончательно
остановилось на кандидатуре Веры Павловой, председательствующая
Алла Николаевна Латынина предложила выработать формулировку. За
что мы её, собственно говоря, увенчиваем венком из 25 тысяч зелёных.
Евгений Ермолин произнёс нечто о новом религиозном чувстве, и
понеслось…

Члены жюри долго перекатывали карамельки затертых слов, пока не
выскочило простое, но важное: «за утверждение традиционных
ценностей» – то есть радостей семейной жизни, продолжения
рода и т.д. На фоне декадентского шалмана и масскультового шабаша
современной литры подобное утверждение выглядело как нельзя кстати.
Жалко, что Алла Николаевна сочла подобную формулировку глумливой,
и в протокол записали ни к чему не обязывающее про расширение
диапазона лирического языка. Что-то в этом духе.

До начала решающего заседания у Павловой было меньше всего шансов
эту премию получить: каждое уважающее себя жюри мечтает увенчать
лаврами какой-нибудь объёмный том добротной прозы. Предварительно
мы сговорились разделить главный приз между поэзией и прозой,
но Президент Академии современной российской словесности Наталья
Иванова была непреклонна: «Банк нас не поймёт». Тогда подумалось:
ну, да, теперь уж точно большая проза…

Тем более, что в финалистах «Аполлона-2000» числился такой роман
– Алан Черчесов
«Венок на могилу ветра». Присудить премию ему означало выказать
себя в высшей степени политкорректными. Во-первых, Черчесов –
не столичная штучка. Провинция. Духовность. Во-вторых, писатель
живёт на Кавказе. Империя. Державность. В-третьих, как к этому
многопудовому кирпичу не относись, всё ж таки в наличие эпический
накал, экзистенциальный простор-напор, связь с народом и вера
в будущее. Чиладзе. Немзер. Сам финалист потом в интервью скажет,
что вообще-то нечитаемым его роман сочли ленивые критики. А вот
так называемые простые читатели расхватывают издание «Лимбуса»
как горячие пирожки, Маринина и Доценко отдыхают. Знал бы, где
проживают столь трепетные почитатели ритуально-орнаментальной
прозы – бросил захлебнувшуюся в бездуховности Челябу и поехал
бы погреться в лучах чужого ренессанса.

Присудить премию избыточно изящному прозаическому жесту Николая
Кононова («Похороны кузнечика») жюри тоже не смогло. Его отвели
в сторону мгновенно, точно так же, как Болмата на предыдущей стадии обсуждения, после обнародования
шорт-листа. После зело депрессивного «Взятия Измаила» и великосветской «Коронации» премиальное
движение зашло в тупик, исчерпав лимиты для своевольных и избыточных
решений. Пришлось просто спасать положение! К тому же, жюри «Аполлона-2000»
смутило прохождение текста Кононова по всем ранее существовавшим
спискам всех ранее присужденных премий. Кто-то из заседавших произнёс
закланье «отыгранный сюжет», и «Похороны» растаяли в ауре родины
трёх революций.

Мне-то как раз текст этот нравится. В критике нашей отчего-то
установилось мнение о том, что роман Николая Кононова похож на
эпопею Марселя Пруста: боярышник, мадленка, извивы памяти… А мне
на ум приходит иной прообраз: «Camera lucida» Ролана Барта. На
неё намекает уже обложка, изданной «Инапрессом» книжки: воспроизведена
фотография бабушки автора, точно также как в основу Бартовского
кружения мысли (и, соответственно, на обложку отдельного издания)
ложится фотография умершей матери. Особенно «Похороны» становятся
похожими на семиотические выкладки Барта в своей финальной части,
когда скорбь и непосредственность чувства уступают место отчуждённой
рефлексии. К тому же прав Черчесов, книжка Кононова маленькая
и совершенно ненавязчивая.

Кононову можно было бы дать премию, чтобы лишний раз подчеркнуть
первоочередную для Академии современной российской словесности
важность художественных достоинств. Синклит критиков – организация
априори эзотерическая; какими резонами и приоритетами руководствуются
знатоки всё равно никому не понятно: постмодернизм, турбореализм,
пелевин – дикие слова, ласкающие слух, увы, немногим. Тут бы и
карты в руки…

Но логика развития литпроцесса и логика данной, конкретной премии
(игры, шоу) – две большие разницы. Глупо смешивать. Выбрать Черчесова
– значит выдать ещё одно решение ещё одного жюри; значит посадить
и без того сверхреспектабельную премию ещё ниже, в жижу ничего
не выражающей респектабельности. Выбрать Кононова – отдаться на
откуп малохольным эстетам, что для российского либерального сознания
ещё больше, чем отстой. Кроме этого, не следует стесняться того,
что член жюри – посредник между читателем и писателем, и (как
любой посредник) просто обязан взять себе некий процент символического
капитала. Нужен если не скандал (кого и чем сейчас удивишь?),
то хотя бы нестандартный ход. Читатель ждёт уж рифмы «роза»? Так
на, возьми её скорей. Так и возникает «Четвёртый сон».

Главные недостатки сборника Веры
Павловой «Четвёртый сон» как кандидата на увенчание – московская
прописка («тусовочная фигура») и жанр – лирика ведь. Выходит,
что три из четырёх розыгрышей «Аполлона» выпадают на стихи. И
нет никакой уверенности, что решения последующих коллегий, увы-увы,
не срифмуются с нынешним. Но, как сказал при обсуждении Андрей
Василевский, выбираем-то мы всё равно руководствуясь иррациональными
и безотчетными побуждениями.

Точно! Впрочем, у нынешнего решения есть, на мой взгляд, серьёзное
отличие от предыдущих: его актуальность. Кажется, впервые премией
имени Григорьева наградили не имя, заслужившее место в пантеоне
бессмертных, но вполне современную книжку. Между прочим, продающуюся
на лотках. Прошлые премии, несмотря на конкретность поводов всё-таки
выдавали по совокупности заслуг. Веру наградили тоже, разумеется,
– не столько за «Четвёртый сон», сколько вообще за свежесть и
остроумие. Тем не менее, нынешнее жюри подставлялось, отмечая
литератора с неустоявшейся репутацией. Латынина предсказала: «Так
и вижу заголовки в газетах: победила сексуальная контрреволюционерка»,
и оказалась совершенно, до последней буквы права.

Но последние сомнения скептиков рассеялись после церемонии награждения
и тщательно отработанного экспромта, который Вера Павлова произнесла
без бумажки. Тут даже Дима Бак, самый несгибаемый
сторонник постфолкнеровской прозы и рецензент обоих (!) романов
Алана Черчесова сдался.

Плюс, конечно, своё сыграла пропаганда дорогим поэтом традиционных
ценностей, что в условиях нынешнего нашего демографического кошмара
– проблема первостатейной и, можно сказать, государственной важности.

• Премия Аполлона Григорьева 2002: Масленичная ночь, или утопленица. И.Куликов и Л.Пирогов в Экслибрисе о некрофилии и премии А.П.
• Грани.ру о том, что такое есть премия А.П.
• Русс.ру о премии Аполлона Григорьева 2001