Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

• Продолжение.
• Продолжение.
• Продолжение.
• Продолжение.
• Начало.

книга меморуингов

Про холмы

«Run over the hills» — так когда-то называлась моя страничка в
интернете, на geocities, в том его дистрикте, что именовался rain
forest, дождливый лес.
1.Бег через
холмы.
2.Вокруг холмов.
3.В направлении
холмов.
4. Выдуманная страна холмов...
Не помню,
когда и как я оказался там впервые. Скорее всего, еще во
Владивостоке, когда увидел сопки и подумал, что если бы они были не
такими высокими и густо заросшими малопроходимыми
зарослями, то я бы, наверное, ушел туда навсегда.
Чтобы
больше никогда не возвращаться.
Хотя навряд ли в то время
я был способен именно так сформулировать вскользь
мелькнувшую мысль. Даже не мысль: ее смутное, расплывчатое видение,
неясную тень, слабый отсвет, появившееся и моментально
исчезнувшее отражение в старом, почерневшем
зеркале.
Что-то наподобие с невероятно давних пор глубоко запрятанному и
застывшему в душе окаменевшей смолой зачарованному ощущению
от только что прочитанных в потрепанном шпионском романе
странных и совсем ему чуждых строчек:
«Ласковый
тревожный шорох в пурпурных портьерах-шторах
Наполнил
ужасом, полонил меня всего,
И чтоб сердцу легче стало,
встав, я повторил устало:
Это гость лишь запоздалый у
порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога
моего,
Гость, и больше ничего...» 05930
Роман я
взял у приятеля, наверное того, что жил в доме
напротив.
Все это было еще задолго до Владивостока, потому и
зеркало давно почернело.
Даже не помню, как называлось
это чтиво, выпущенное в СССР то ли в конце пятидесятых, то ли
самом начале шестидесятых, а начало знаменитого «Ворона»
Эдгара По цитирую сейчас по памяти, так что строфа, скорее
всего, тоже должна быть записана по-другому, специально не стал
смотреть, тем более, что навряд ли у меня дома есть именно
этот перевод.
Между прочим, то был ключ к шифру. Над
нужными буквами наколоты точки, если пользоваться ими в
определенном порядке, то можно понять смысл посланной
радиограммы.
Естественно, предназначенную вражескому
шпиону.
Книга вроде бы называлась
«ОПЕРАЦИЯ
КОБРА».
А сочетание цифр 05930
совершенно случайно появилось в этом файле, пока я выгуливал сэра
Мартина, сразу после знака
»
в
строчке «Гость, и больше ничего...», я обнаружил это,
вернувшись домой и подойдя к компьютеру, но решил, что пришла
какая-то шифрограмма и не стал ее удалять.
Скорее всего,
послание мне самому из прошлого.
Если удастся его
расшифровать, то написано там должно быть
следующее:
ВОЗЬМИ ЛОПАТУ И ИДИ В ХОЛМЫ!
Лопата понятно,
для чего — копать пещеру.
Рыть ее, выгрызать в
пологом склоне.
Ясно, зачем нужна и
пещера.
Чтобы скрыться, исчезнуть, переместиться в иной, более
симпатичный мир.
По крайней мере, именно так должен поступить
очередной герой моего очередного ненаписанного романа, у
которого есть даже название — «РУФОНЫ», далее идет пояснение,
видимо, для самого себя, чтобы не забыл:
«они
же трансмутанты, они же — люди в измененном состоянии
сознания, от английского сленгового roof on — напившийся. Кто так
их прозвал — уже никто не помнит, но название пристало. То
есть изначально иные, живущие как бы в другом мире, хотя для
них это не «как бы», он для них действительно
другой...»
И перечисление первых пяти
глав:
1.«Пещера»
— Ом-Мане-Падме-Хум... Все есть дерьмо! — Он
привычно взял в руки лопату...
Больше ничего не написано.
Вообще ничего. Но после появления шифровки то ли за номером
05930, то ли с этим криптографическим ключом, многое
становится ясно, кроме, пожалуй, одного: причем здесь
ом-мане-падме-хум, то ли для большей завлекательности, то ли для
дальнейшего психологического портрета героя, орудующего сейчас
лопатой на пологом склоне зеленого и пасторального холма,
увиденного мною впервые много лет назад в той выдуманной стране,
которой просто не может существовать.
Хотя именно в
той стране, судя по всему, и существуют
руфоны.
2.«Развлечения в стиле «hi-tech».
Появляются Дух и
Кенга...
Само название — строчка из какого-то дурацкого
рекламного ролика, услышанного по радио на пути домой: «вас
там ожидают развлечения в стиле «хай-тех»...
Дух же и
Кенга — тоже герои, причем Дух — девица, а Кенга — парень.
Это я точно помню. Дух — мосластая, высокая, плоскогрудая,
коротко стриженная, только вот еще не знаю, блондинка или
брюнетка. Она в кожаных джинсах и такой же кожаной безрукавке,
может быть, что лесбиянка или би. А Кенга — маленький,
толстенький, в очках, напоминающий сына Оззи Осборна, каким его
постоянно показывают в «Семейке Осборнов». Дети виртуального
поколения.
ТОЛЬКО ИХ РОЛЬ ВО ВСЕМ ПРОИСХОДЯЩЕМ
МНЕ АБСОЛЮТНО НЕВЕДОМА!
3.«Черный
амфи»
Это мне сын ¹ подсказал — увидел маленькую карманную щеточку
в прихожей для чистки обуви, производство фирмы «Амфи», цвет
черный...
— Смотри,— сказал он мне, крутой торчак
может получиться, «черный амфи», аж жуть
берет...
Судя по всему, поразвлекавшись в стиле hi-tech, Дух и Кенга
наглотались «черных амфи».
ИЛИ «ЧЕРНОГО
АМФИ».
После чего, скорее всего, у них поехала крыша, и
они оказались в стране холмов, где какой-то придурок роет
пещеру в пологом и зеленом склоне, а в не называемом далеке
бродят руфоны.
4.«Социопатия».
Понятно, что
это про того, который с лопатой.
Смотался от общества
и решил вырыть себе убежище, не глава — очередная история
болезни.
5.«Зачарованные».
А это, скорее
всего, опять про Духа с Кенгой.
Они пришли в себя после
«черного амфи» и попали под власть холмов.
Оказались
ими зачарованы.
Как зачарован ими до сих пор
я.
Хотя они сводят меня с ума, чего никогда не получалось
ни у пустынь, ни у морей.
Потому что холмы — это
действительно
НЕЧТО
НЕВООБРАЗИМОЕ,
край, в котором обитают руфоны.
Руфонов же я придумал
возле маленького фруктово-овощного рыночка, куда отправился
за бананами и картошкой. Моложавая дама, стоящая впереди,
попросила завешать ей лимонов. Так и сказала:
— Мне
лимонов завесьте!
Когда она это сказала, то я
внезапно ослышался.
Произошла абберация слуха.
—
Мне руфонов завесьте!
Тогда и возник этот странный
вопрос:
КТО ТАКИЕ РУФОНЫ?
Наверное,
поэтому я и собрался написать роман, в котором смог бы найти
на это ответ, но вот взялся за меморуинги, за свои
«Полуденные песни тритонов», и напрочь забыл про
руфонов.
Пока не пришла пора вспомнить про холмы.
Потому что
холмы — это то самое место, к которому у меня пожизненная
мистическая тяга. Даже больше.
Я хорошо знаю, что придет
момент, когда меня уже не будет.
Как это ни
грустно, но к тому времени давно уже не будет и моей
собаки.
И вот там-то, в холмах, мы встретимся.
В стране
«Run over the hills».
Мы будем идти навстречу друг
другу, еще не зная, что произойдет через несколько
минут.
Даже не идти — бежать.
Для него это привычно даже
сейчас, хотя ему десятый год, а я вот подзабыл это ощущение
безумной легкости, когда ноги сами сносят тебя по лестнице.
Пусть даже порой мне это снится...
Но там, в стране
холмов, он унюхает меня и залает, а я побегу ему навстречу,
и вот, где-нибудь на перепутье, в ложбине, в распадке, у
подножия очередного холма мы встретимся.
Чтобы больше
никогда не расставаться.
СТРАНА ХОЛМОВ — ЭТО
МЕСТО, ГДЕ МЫ ВСЕ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ...
Там
я опять встречу дедушку с бабушкой, да и отчима, представлю
им сэра Мартина — они ведь никогда не виделись, а потом
попрошу прощения за то, что мы с ним должны отправиться
дальше.
Искать руфонов.
Ведь зачем-то они мне
привиделись еще тогда, при жизни, у маленького фруктово-овощного
рыночка.
А код 05930, обнаруженный случайно в
недописанном файле этого меморуинга, сделал свое дело: связал
воедино некогда существовавшую в интернете страничку,
посвященную выдуманной стране холмов и моей собаке, затем позволил
каким-то странным образом перейти к напрочь выпавшему из памяти
на долгие годы дурацкому советскому шпионскому роману, в
котором один маленький мальчик прочитал поразившие его на всю
жизнь строки гениального американского поэта, потом вдруг
этот код вывел на воспоминания об очередном ненаписанном
романе и заставил задуматься о таких вещах, думать о которых мне
не доставляет никакого удовольствия, хотя я знаю
одно:
все это действительно случится, но потом все мы
встретимся.
Чтобы больше уже никогда не
расставаться!
Но это будет настоящая, а не выдуманная, вот только от
этого еще более загадочная и прекрасная
СТРАНА
ХОЛМОВ.

Про то, как я играл в рок-группе

Если бы не все это безумие, то моя жизнь могла сложиться совершенно
иначе.
То есть, если бы я не услышал
Beatles.
Это — первое.
А второе и более важное: если бы мне
самому не пришла в голову гениальная идея взять в руки
гитару.
Для определенного возраста идея совершенно
нормальная и даже позитивная, если бы не одно
НО:
она хороша только при наличии музыкального
слуха,
КОТОРОГО У МЕНЯ НИКОГДА НЕ
БЫЛО!
Выяснилось это еще в каком-то невероятно младенческом возрасте,
когда матушка подсунула мне книжку «Осуждение Паганини». Я ее
прочитал — под младенчеством тут надо понимать возраст лет
так пяти/семи — и возжелал сам научиться виртуозно порхать
смычком по струнам. Выслушав мои сбивчивые пожелания, матушка
для начала решила проверить мне слух — у нее самой он тоже,
между прочим, напрочь отсутствует — и выяснилось, что я
пошел в нее.
АБСОЛЮТНО!
Ну и ладно,
видимо подумал я, так как сколько-то лет совершенно спокойно
существовал вне всяческого музыкального пространства.
Намного больше меня волновали ползающие и плавающие твари, да еще,
пожалуй, клубящиеся вокруг чуть ли не в воздухе женские
тела.
Твари по тем моим годам были намного доступнее,
поэтому вначале я занимался исключительно хитиновыми
панцирями, а уже во Владивостоке переключился на очаровательный мир
моллюсков: голожаберных, двухстворчатых и даже
головоногих.
Параллельно происходило мое вхождение в
увлекательную одиссею пубертатного периода, а учитывая, что благодаря
своему новому замужеству матушка была занята, в основном,
личными проблемами, то свободного времени у меня было
предостаточно, и я оттягивался, что называется, «в полный
рост».
С моря тогда постоянно дули
ветра.
Или это просто мне так сейчас кажется?
В
зависимости от времени года они были то холодными, то теплыми,
но всегда влажными, а еще — солоноватыми, терпкими, и при
этом какими-то неприкаянными. Они толкали в спину, били в
лицо, иногда просто сбивали с ног и тащили за собой следом по
неказистой брусчатке старой припортовой мостовой, вслед за
дурными дребезжащими трамваями, переваливающимися с сопки на
сопку, пока не оставляли тебя у самой кромки берега, на
которую то и дело обрушивались тяжелые, пенистые
волны.
ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ КАРТИНА МОЕГО ТОГДАШНЕГО
СОСТОЯНИЯ.
В общем, ветра, езда на трамваях,
слушание Beatles и наступивший пубертатный период привели к
тому, что я решил забросить на фиг всех этих моллюсков и начать
играть на бас-гитаре.
Как Пол Маккартини —
отчего-то тогда мне казалось, что внешне я на него был
похож.
Естественно, никакой бас-гитары у меня не было, в
магазинах она тоже не продавалась, поэтому мы с приятелем
отправились в какой-то близлежащий ДК, то есть, Дом
Культуры.
Или дворец — меморуинги не требуют точности.
А там
нам посоветовали записаться в оркестр народных инструментов,
что мы и сделали.
Приятель, у которого был слух,
пошел учиться игре на домре, меня же определили на
бас-балалайку — там можно было просто дергать струны в нужный момент,
хотя для этого надо было выучить ноты.
Ноты мне никак
не давались, так как для того, чтобы их выучить, желательно
заниматься сольфеджио, а заниматься сольфеджио без слуха
нереально.
НО Я ВСЕ РАВНО ДЕЛАЛ
ЭТО!
В перерывах же ходил в школу и предавался с друзьями
всяческой подростковой дури.
Например, один раз мы пили
портвейн, между прочим, для меня это был обряд
инициации.
В другой пошли подглядывать в женский туалет, а потом
нас долго гнали по какой-то узенькой улочке две разъяренные
тетки.
ДО СИХ ПОР НЕ МОГУ ПОНЯТЬ, ЧЕГО ОНИ ТАК
ВЗЪЕЛИСЬ — ВЕДЬ НИЧЕГО НЕ БЫЛО ВИДНО!
Но они
почти догнали нас, вот только потом одна упала, а вторая
принялась ее поднимать, впрочем, нельзя исключить, что все это я
просто сейчас выдумываю.
Как тогда придумывал
всяческие отмазки для матушки и разные фантастические бредни для
приятелей.
Я вообще всегда что-то придумывал,
наверное, это единственное, что у меня получается
хорошо...
Но про сольфеджио и отсутствие слуха — полная
правда.
Как правда и то, что меня выгнали из оркестра
народных инструментов, после чего я поступил в кружок
гитаристов.
Это было как раз незадолго до того, как я
обварил ногу кипятком.
Так как не только я не знал нот,
то нам предложили играть по следующей забавной схеме: на
листке бумаги было расписано, сколько раз, на каком ладу и по
какой струне ты должен нажимать пальцем.
А песня,
которую мы разучивали, называлась «ЛЮБОВЬ НЕ
КУПИШЬ!», проще говоря — CAN’T BUY ME LOVE, сочинение Д.
Леннона/П. Маккартни.
Свою «партию» я учил все то
время, что сидел с забинтованной ногой дома, с самого утра и
до того момента, пока не приходила пора отправиться к
Мальвине смотреть телевизор — в надежде хотя бы еще разок добраться
до ее грудей.
До грудей я больше не добрался, зато
«партия» отскакивала, что называется, «назубок», поэтому в
нужный день и в нужный час меня выпустили на сцену вместе с
еще семью такими же, как и я, придурками.
Я был в
своих единственных «не школьных» брюках, в рубашке и чуть ли не
галстуке.
И мне казалось, что нас не восемь, а
четверо, в руках у меня не простая шестиструнная гитара, а
воксовский бас, и сейчас я начну петь в отсутствующий передо мною
микрофон:
I'll buy you a diamond ring my
friend if it makes you feel alright
I'll get
you anything my friend if it makes you feel
alright
'Cause I don't care too much for money, money
can't buy me love, ну, типа, я куплю тебе колечко с
бриллиантом, мой дружок, если тебе от этого полегчает, и вообще я
достану для тебя все, что угодно, если тебе от этого станет
лучше, потому что мне наплевать на деньги, они не купят мне
твою любовь...
А потом я начинаю раскланиваться, и в
зале все визжат, девицы чуть ли не бросаются мне на шею,
они ведь еще не знают, что играл я хуже всех и из этого
ансамбля меня тоже выгнали — сразу после выступления.
И я
как-то притих.
Доучился до выпускных экзаменов из
восьмого класса, сдал их с грехом пополам, а потом навсегда
покинул город моего отрочества.
И вновь вернулся в
город моего детства.
В СВРДЛ.
Мать
вслед за отчимом уехала в Москву, оставив меня у бабушки с
дедушкой.
Они смотрели на меня и ничего не
понимали.
ВООБЩЕ НИЧЕГО!
Сейчас я
думаю, что именно тогда они решили, что я сумасшедший. Что у меня
крыша съехала. Что я рехнулся. Тронулся умом.
Сбрендил.
Хотя они меня очень любили, а я очень люблю их и
сейчас.
Но они действительно ничего не понимали:
вместо того, чтобы по прежнему заниматься всякими
жуками-пауками-моллюсками и т. п., их внук водил знакомства со всякими
странными личностями и таскался с пластинками.
Вынудил
деда купить ему гитару.
Слушал на кухне маленький
переносный магнитофон, который был куплен для записи птичьих
голосов.
Из динамика раздавались не птичьи голоса, а
всякая тарабарщина.
Наверное, меня уже тогда надо
было показать врачу, но врач был дома, доктор медицинских
наук, невропатолог.
С нервами у меня точно было плохо,
я постоянно взрывался и орал.
Между прочим, такое
бывает и сейчас, но я всегда говорю, что у меня просто не
славянский темперамент. Скорее уж —
средиземноморский.
Почему средиземноморский — не знаю, наверное, мне так
больше нравится.
Когда же я взрывался и орал, то
дед предлагал мне выпить таблеточку.
Я пил
таблеточку и мне становилось лучше.
До сих пор с ненавистью
вспоминаю, что это такое — медикаментозная
зависимость.
От всяческих барбитуратов и прочих
успокоительных.
Хотя мой покойный дел тут не причем, ведь это я был
сумасшедшим, а не он, и никто не заставлял меня впоследствии
глотать таблетки горстями.
Только это — запланированная
тема одного из следующих меморуингов.
Этот же про
то, как я играл в рок-группе, которую сам и создал. Учась в
девятом классе, из таких же оболтусов, как и я. Хотя у них был
слух, один даже мог петь. Я не пел, а играл на соло-гитаре:
на басу мне было слабо, ударение на последний слог. В
группе играло четыре человека и в репертуаре было четыре
песни.
И Я НИ ОДНОЙ ИЗ НИХ СЕЙЧАС НЕ ВСПОМНЮ,
даже по названиям.
Как не вспомню и своих напарников по
музицированию, за исключением, разве что, нашего
ритм-гитариста, будущего чемпиона то ли мира, то ли Европы по
баскетболу Толика Мышкина. Когда сколько-то лет спустя я случайно
увидел, как он вышагивает под кольцом, то подумал, каково ему
было сидеть с гитарой на стуле и бренчать, а стоя играть мы
ему не разрешали — как правило, наш четырехпесенный
репертуар мы исполняли на танцевальных вечерах в школе, перед сценой
было много девушек, девушки, как известно, в определенном
возрасте предпочитают высоких, мы же на его фоне были просто
лилипутами.
Так что все то время, пока существовала
группа, он играл сидя.
Единственное, чего я не могу
уяснить до сих пор — как нас никто не освистал, в основном,
за мои солирующие партии. Наверное, мы просто брали другим:
наглостью и нахрапом, а так же умением играть эти постоянные
четыре песни каждый раз по-другому. В иной тональности и
даже — ином ритме. Поэтому возникало ощущение, что песен
намного больше, может быть, штук десять. Или пятнадцать. Или даже
двадцать.
ХОТЯ ИХ БЫЛО ВСЕГО ЧЕТЫРЕ, и
все те же четыре песни мы сыграли на своем последнем
выступлении — школьном выпускном вечере, хотя к тому времени в моей
жизни опять многое изменилось.
Я даже начал читать
странные книжки.
И писать стихи.
И, наверное,
впервые в жизни понял, что могу не только выигрывать, но и
проигрывать.
По крупному.
Например, в любви.

Продолжение следует.

¹ Когда Денис прочитал, то сказал, что на самом деле это подметил
вовсе не он, а Илья Кормильцев, когда был у нас в гостях.