Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

книга меморуингов

Про Аркадия Стругацкого

Временами мне в жизни действительно везло и везет. Только вот сам не
знаю, почему.
Может, Тот, Кто Знает Все отчего-то
считает, что при всей странности моего бытия на этой милой
планетке, порою стоит даже такому безумцу, как я, дать
возможность почувствовать себя счастливым.
Правда,
выражается это в каких-то довольно извращенных
формах.
Например, я был безумно счастлив, именно вот так
—
БЕЗУМНО СЧАСТЛИВ! —
когда припершись домой со
встречи на тот момент нового, 1976 года, улегся читать на не
очень свежую, что называется, похмельную голову, «Гадких
лебедей» ¹ братьев Стругацких.
До того вечера я их не
читал, мне лишь пересказывали.
Тот же Сергей, к
примеру.
Про доктора Рэма Квадригу и Голема.
И про
писателя Виктора Банева.
И про Диану.
А еще
— про мокрецов.
Это был мой мир, где все «пьянь,
рвань и дрянь», где постоянно идет дождь, пьют джин, закусывая
миногами, а модный писатель, которым тогда я очень хотел
когда-нибудь стать, иногда — трезвея — думает о том, что вот
как было бы хорошо написать что-нибудь в духе Оруэлла, его
романа «1984».
Лучше же вот так:
«1984».

Сейчас я очень хорошо понимаю, что Тот, Кто
Знает Все, сделал для меня самое благое уже тем, что не
позволил стать модным: мода проходит быстро, мне доводилось
видеть и писателей, и драматургов, и рок-звезд, которые на
какое-то время становились всеобщими любимцами, потом им на смену
приходили другие, а они сходили с ума.
Фигурально,
конечно. Впрямую не рехнулся ни один. А жаль — было бы
интересно посмотреть.
А может, и рехнулся? Не
знаю...
Зато отлично знаю, как прав был Стивен Кинг ², когда в
«Как писать книги; Мемуары о ремесле» написал
правду о том, зачем люди занимаются
писательством:
«Писательство — это не зарабатывание денег,
не добыча славы, женщин или друзей. Это в конечном счете
обогащение жизни тех, кто читает твою работу, и обогащение
собственной жизни тоже. Оно чтобы подняться вверх, достать,
достичь. Стать счастливым, вот что. Стать
счастливым.»
Вот и говорю — я давно уже счастлив!
Что же
касается «Гадких лебедей», то там есть один абзац, о которого
меня до сих пор бросает в дрожь. Вот он:
«Визжал Р.
Квадрига. Он раскорячился перед открытым окном, глядел в
небо и визжал, как баба, было светло, но это не был дневной
свет: на захламленном полу лежали ровные ясные прямоугольники.
Виктор подбежал к окну и выглянул. Это была луна — ледяная,
маленькая, ослепительно яркая. В ней было что-то невыносимо
страшное, Виктор не сразу понял — что. Небо было по-прежнему
затянуто тучами, но в этих тучах кто-то вырезал ровный
аккуратный квадрат, и в центре квадрата была
луна.»
В ТУЧАХ КТО-ТО ВЫРЕЗАЛ РОВНЫЙ АККУРАТНЫЙ КВАДРАТ.
В
ЦЕНТРЕ КВАДРАТА БЫЛА ЛУНА.
Меня до
сих пор от всего этого бросает в дрожь...

Каждый вечер, когда я выгуливаю собаку, то смотрю на небо и
пытаюсь понять, появится сегодня квадрат в тучах ³ или же
нет.
Иногда кажется, будто что-то подобное есть. Но — лишь
подобное.
Значит, надо ждать.
На днях такое
почти случилось, только вот в не очень ровном квадрате был
месяц — лишь пару дней, как народившийся, маленький,
зловеще-красный.
Можно, конечно, спросить о том, когда это
случится, у Того, Кто Знает Все, только я давно уже знаю,
что мне ничего не ответят.
Он вообще не отвечает ни
на какие вопросы, а если что и делает, то все равно не
ясно:
ПОЧЕМУ.
Например, мне до сих пор
не ясно, почему именно я был выбран им то ли осенью, то ли
весной — хотя это тут не существенно — 1981 года, для
встречи с одним из двух братьев, а именно, Аркадием Натановичем,
когда тот приехал в город Сврдл получать премию «Аэлита» за
написанный им вместе с Борисом Натановичем роман «Жук в
муравейнике».
Точнее, встречались то с А. Н. С. многие,
пили/говорили/порядок слов можно поменять, но смысл останется
тем же. А я вот был именно избран — до сих пор в этом
убежден, хотя бы потому, что тот часовой разговор в номере почти
что единственной на тот момент приличной сврдлвской
гостиницы оказался для меня чем-то вроде то ли незапланированного
мистического опыта , то ли общения с сошедшим с горних вершин
гуру, пусть даже на самом деле все это было не так, намного
проще, тривиальнее и приземленней.
Просто я решил
сделать с А. Н. С. интервью, в газетах никаких я тогда уже не
работал, но городская «Вечерка» дала мне добро, узнав,
предварительно в цензуре, насколько допустимо присутствие
высказываний опального писателя ⁴ на страницах пусть и вечерней, но
городской партийной газеты.
Им сказали, что
высказывания переводчика с японского вполне уместны. Дальше мне
оставалось лишь одно: найти возможность для
общения.
Пробиться в номер.
Получить, что называется, допуск к
телу.
И тут мне опять повезло. Мало того, что мой
отец приятельствовал с теми самыми людьми, которые
организовывали «Аэлиту», так еще и я знал их очень хорошо, можно сказать
— с детства. Через матушку.
— Если сделаешь хорошее
интервью — иди! — сказали мне. Но добавили: — Только если
действительно хорошее.
Я пообещал и мне
назначили.
Это было уже после вручения премии. Где-то через
день.
И днем.
Все это время они, что называется,
круто гудели, так что я попал не совсем
вовремя.
Хотя «вовремя» в этой жизни почти не бывает. Или ты всегда
кому-нибудь мешаешь, или мешают уже тебе.
Просто мне до
сих пор кажется, что если что и хотелось в тот день А. Н.
С., то это одного — спокойно продолжать пить портвейн
(отчего-то мне кажется, что это был портвейн), который я умудрился
разглядеть на тумбочке в номере.
Но это было уже
после того, как из второй комнаты — спальни — ко мне выплыл А.
Н. С.
Он был похож на старого моржа.
На самом
деле.
Какая-то обшкуренная голова с большими,
седыми усами. И мощными, серьезными щеками. А одет он был в
вязаную кофту с аккуратно подшитыми налокотниками — видимо, чтобы
скрыть дырки. Я почувствовал, что у меня слабеют
ноги.
Наверное, это было смешно — тот юношеский ⁵ мандраж,
равно, как и желание услышать нечто, что может воистину
перевернуть твою жизнь.
У меня был заготовлен всего лишь один
вопрос. Самое смешное. что сейчас я знаю — какой. Просто
минувшей осенью совершенно случайно я наткнулся на то интервью
в сети ⁶. Меня это не просто поразило — я получил шок. Ведь
это надо было в свое время найти газету, вырезать или
перепечатать текст, сохранить его до иных времен, издать в
какой-то совсем уж малотиражной книжке, а потом и поместить в
интернет, хотя ничего такого особенного в тексте этом нет, просто
мета времени, каких по миру рассыпано великое
множество.
Но зато я говорил с ним и он даже попросил выслать ему
потом все в Москву. Для одобрения.
Дал адрес и
телефон.
У меня где-то должно хранится полученное от А.
Н. С. письмо, точнее, оно есть, но вот где — понятия не
имею.
А еще я с ним разговаривал по телефону.
И
то ли по телефону, то ли в письме, он рассказал мне про
диван.
Ну, почему он не любит ездить — лежишь на диване,
надо встать, выйти из квартиры, сесть в лифт, потом выйти
из подъезда, сесть в автобус, доехать до метро, потом до
аэровокзала, там опять в автобус, но уже в экспресс, приезжаешь
в аэропорт, рейс же откладывают, так что надо все это
разворачивать в обратную сторону, и тогда ты снова оказываешься на
диване, но тогда
ЗАЧЕМ С НЕГО
ВСТАВАТЬ?
Что же касается интервью, то я допустил в нем
абсолютно невинное вольнодумство.
Только вот сейчас оно
невинное. Да даже и не вольнодумство это, а так — просто
начал с цитаты.
Из книги «Гадкие лебеди», чего я,
естественно, не указал.
Но А. Н. С., по всей видимости,
это очень понравилось, и он сказал мне тогда что-то
хорошее.
Ну, типа, парень — ты молодец!
Он ведь
понятия не имел, что парень всерьез считает себя писателем, и
вопрос свой задавал как писатель молодой —
классику.
Потому что А. Н. С. был для меня классиком, да таким и
остается.
Не от прилагательного «классический», а от
схожего, но по сути совсем другого —
классный.
КЛАССНЫЙ ПИСАТЕЛЬ, ТО ЕСТЬ — КРУТОЙ!
Более того, из
всех виденных мною в жизни писателей лишь два поразили меня
тем, что они вот — действительно писатели. Из них это перло.
Без всяких понтов, пижонства, умудренного опытом взгляда,
котором априори тебя ставят на место.
И оба эти
писатели — фантасты.
То есть, как бы и не писатели по
серьезной критической шкале.
Один — это, естественно.
А. Н. С., а другой — Роберт Шекли.
В них совершенно
отсутствовало то, чем так грешат многие пишущие —

СТРЕМЛЕНИЕ СПАСТИ МИР.
Или, по крайней мере,
уверенное знание того, что лишь они знают, как это надо
делать.
Хотя вопрос, который я задал Аркадию
Натановичу, был, как сейчас, понимаю, просто
идиотическим:
В ЧЕМ ОНА, МИССИЯ ПИСАТЕЛЯ В СОВРЕМЕННОМ
МИРЕ?
Но почему-то ответил на него А.Н.С. совершенно
серьезно.
Он сказал, что она — не в нравоучительстве. И что
какие бы идеи, какие бы нравственные и моральные ценности ни
исповедовал писатель, он должен соизмерять их с
действительным миром, с реальными, живыми проблемами.
А потом
началось самое забавное.
А. Н. С. сообщил мне, что
дело писателя– это еще и писать.
И лучше, если
увлекательно.
То есть, не как Пруст — это
Стругацкий подчеркнул особо, видимо, догадавшись, что беседует с
типом, который к этому самому Прусту относится с пиететом.

ХОТЯ Я И СЕЙЧАС ОТНОШУСЬ К ПРУСТУ ТАК ЖЕ, НО
ДАВНО УЖЕ НЕ ПЕРЕЧИТЫВАЮ — НЕТ НИ ВРЕМЕНИ, НИ
ЖЕЛАНИЯ.
А еще А. Н. С. говорил, что писатель – проводник
идей.
И что они — БС по узаконенной ныне аббревиатуре —
просто берут ампулу мысли, покрывают ее шоколадом
увлекательного сюжета, обертывают в золотую или серебряную фольгу
вымысла и – пусть читатель кушает на здоровье. После чего кто-то
получает приятные эмоции, а кто-то вдруг возьмет да и
поставит себя на место того же Руматы Эсторского или Рэдрика
Шухарта. Только вот вывод из ситуации должен будет делать сам,
потому что ответов авторы не дают. Это не их прерогатива –
давать ответы. Писатель будоражит, подстрекает, иногда
увлекает в ловушку, но остальное – дело
читателя...
Наверное, это было для меня самым главным — услышать, что
писатель не дает ответов.
Тогда я про это не знал.
Иногда мне казалось, что все должно быть наоборот.
Тогда,
больше двадцати лет назад.
А сейчас я это прекрасно
знаю.
Писатель не дает ответов, он пишет
книги.
Про что?
Понятное дело:
ПРО
ЖИЗНЬ!
Только вот у каждого она настолько своя...

Продолжение следует.

¹ До сих пор никак не могу привыкнуть к тому, что «Гадких лебедей»
называют повестью. Это один из самых любимых мною когда-либо
читанных романов :-)).

² Я убежден в том, что Кинг — один из самых потрясающих современных
писателей. Не во всех романах, конечно, для этого их у него
слишком много. Но лучшим хочется временами подражать так же,
как Виктору Баневу хотелось написать что-нибудь в духе
Оруэлла. Вот закончу меморуинги и примусь за что-нибудь в духе
Стивена Кинга, типа его «Мизери».

³ Тучи у нас почти круглый год, за редким исключением небо всегда затянуто.

⁴ Об этом периоде жизни братьев Стругацких лучше всего прочитать в
книге Бориса Стругацкого «Комментарии к пройденному», СПб.,
Амфора, 2003.

⁵ Мне тогда было всего 27.

⁶
http://www.rusf.ru/abs/books/publ19.htm