Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

книга меморуингов

Про СэСэСэРэ

И вся эта моя непутевая жизнь проходила в государстве под названием
СэСэСэРэ.
К счастью, его давно уже нет, но все равно
интересно, есть хоть что-то, что мне в нем было бы
жалко?
Чего не жалко — с этим давно все ясно. Пресловутой
колбасы что по 2.20, что по 2.90, вонючих туалетов,
черно-серой массы, заполняющей города утром и вечером, пролетарской
гордости красных флагов, каракулевых воротников и пыжиковых
шапок, пьяных демонстраций, двух телевизионных каналов, как
первого, так и второго, знака качества, лысо-бородатого
вездесущего Ленина с четко подмеченным Набоковым калмыцким
прищуром глаз, а главное — тоски, постоянной, давящей, порою
невыносимой, уж
действительно:
экзистенциальной,
хотя само это слово здесь мало уместно, так как
наделяет смыслом то, в чем НИКАКОГО СМЫСЛА НЕ БЫЛО:
саму сэсэсэровскую жизнь.
Но ведь должно же быть
что-то, о чем приятно вспоминать, и даже хочется, чтобы это
было можно делать. Исходя лишь из одного того факта, что если
бы все свои тридцать шесть лет при коммунистах я умудрился
прожить в ощущении крайнего дискомфорта и полной выгребной
ямы, то из меня получился бы не писатель Матвеев (Катя
Ткаченко, Дал Мартин), а политик Новодворская, от чего Бог, как уже
стало самому давно ясно, все же миловал ¹.
Как
оказалось, чтобы перечислить то, чего мне все-таки жаль, хватит
пальцев и одной руки — не много, но зато честно, я вообще
стараюсь писать эту книгу ЧЕСТНО, ничего не приукрашивая и не
создавая никаких легенд.
Разве что про полуденные
песни тритонов, но кто может мне абсолютно достоверно заявить,
что
ТРИТОНЫ НЕ ПОЮТ!
Может быть,
мы этого просто не слышим, как не слышим пения
бабочек-мутантов, да и вообще до сих пор не можем ответить на вопрос
«есть ли жизнь на Марсе?», все равно когда-нибудь
окажется, ЧТО ЕСТЬ.
ИЛИ
БЫЛА.
ИЛИ БУДЕТ, КОГДА НАШИМ ПОТОМКАМ ПРИДЕТСЯ СВАЛИВАТЬ
НА ЭТУ ПЛАНЕТУ ИЗ-ЗА КАКОЙ-НИБУДЬ БРЕДОВОЙ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ
КАТАСТРОФЫ.
В общем, то, что можно услышать
полуденные песни тритонов для меня столь же ясно, как и то, что
мне до сих пор жалко нескольких моих пальцев, оставшихся в
той долбанутой жизни.
Например,
ЖАЛКО
КРЫМА.
И это совсем не смешно.
Причем —
мне абсолютно все равно, что он ныне принадлежит Украине.
Мой любимый Бодрум ² тоже неоднократно переходил из рук в руки,
но это не мешает ему быть идеальным местом для отдыха. И
таким же был Крым, когда всего остального мира просто не
существовало. То есть, когда не было выбора, куда ехать, то ты
ехал в Крым, на Черное море — другие моря, конечно, тоже были,
но, в основном, лишь на карте.
А Крым был, и можно
было, выстояв какую-то несусветную очередь — скорее же,
прибегнув к помощи знакомых, то есть, по блату,— купить билеты на
самолет, протащиться ранним утром на переполненном
автобусе, сдать багаж, сесть в воняющий резиной и чем-то затхлым
самолет, и через три с половиной часа оказаться в Симферополе,
где было тепло и пахло чем-то приятным, даже рядом с
неказистым по тем временам зданием аэропорта.
Ну а потом
надо было купить билеты на троллейбус и еще почти три часа
катить по трассе, сначала в ожидании перевала, а потом, когда
трасса, петляя, начнет быстро разматываться вниз — моря,
единственного, что пригодно для летнего отдыха не по карте, а,
что называется, наяву, ведь Японское море — далеко, а все
остальные — холодные.
Дальше все ясно, или Ялта, или
Алушта, или Гурзуф. Темные ночи, россыпи звезд, барашки волн,
черные силуэты кипарисов, удушающий аромат роз в Никитском
ботаническом саду, курлыканье горных голубей.
В
Бодруме, между прочим, дикие голуби тоже так курлыкают, и так же
громко верещат цикады. Везде, где есть горы, есть дикие
голуби, и везде, где жарко, есть цикады.
Например, в так
мною любимой Барселоне.
Но вот того
моего Крыма больше нет, и мне его безумно жалко. Пусть даже я
всегда могу купить билет, предъявить на границе загранпаспорт
и дальше все, как и много лет назад: можно и троллейбусом,
смотреть в окно, ожидая перевала, а потом вниз, к морю, что в
Ялту, что в Алушту, что в Гурзуф.
Или уже автобусом
— в Коктебель, Судак, Феодосию.
Только я все равно
этого никогда не сделаю. Из принципа. Да и потом — есть
места, где, как оказалось, мне СЕЙЧАС намного
лучше
А если вернуться к тем самым долбанутым пальцам,
то еще мне ЖАЛКО ДРУЗЕЙ.
Нет, это совсем не
значит, что теперь их вообще нет.
Есть те, кому я
верю, кому я нужен, кто мне близок, дорог и т.п. Есть даже те,
кого иногда хочется назвать этим словом. Но все это —
исключения, потому что я хорошо осознаю: настоящие друзья остались
там, в смутных и скрытых туманом временах сэсэсэровского
бытия, когда мы дружили не по необходимости или из-за того,
что так легли карты, а по велению души, пусть этот оборот и
звучит сейчас, в начале 2004 года, довольно
высокопарно.
И так несовременно, что мне даже хочется его
повторить:
ПО ВЕЛЕНИЮ ДУШИ!
По велению души я
дружил много лет с Аркашей Бурштейном (ныне в Израиле),
Вадиком Барановым ³, который даже стал моим крестным отцом (тоже
в Израиле), Мишей Орловым (совсем спился), Сашей Виленским
(опять же — в Израиле), Мишей Перовым (он стал нотариусом,
это то же самое, что в Израиле), в общем — друзей никогда
много не бывает, но список все равно не полный.
Хотя
иногда они, давно исчезнувшие друзья, выскакивают, как чертики
из коробочки, и ты радуешься, будто восстанавливается
пресловутая связь времен. Так совсем недавно выскочил Женя
Карзанов (ныне в Объединенных Арабских Эмиратах), по прозвищу
«Женя Большой», хотя «Маленького» никогда не было — это был
единственный Женя среди моих друзей, и действительно: ну очень
большой, за метр девяносто и килограммов под девяносто —
сто.
Он так же, как и я, тусовался с рокерами, а еще
писал статейки в подпольные рок-листки под псевдонимом
«Антивалютов».
Сейчас он — дизайнер в замечательном городе
Дубай, у него есть мотоцикл, suzuki hayabusa, на котором
hugoeuge ⁴ гоняет по скоростным эмиратским трассам. Это напоминает
мне одну давнюю картинку, когда на обратном пути с океана
машину, в которой я ехал, обогнал такой же дубайский байкер
на «судзуки», и огонечек его фары еще долго маячил где-то
далеко впереди, хотя ехали мы явно под сто пятьдесят, если не
больше...
Про Женю Большого надо будет обязательно
рассказать в меморуинге про то, как я работал в зоопарке —
один раз он помог мне загнать на место слона.
Он вообще
мне часто помогал, мы вместе ездили к моим старикам в сад,
то чинили теплицу, то чистили колодец, то сажали/выкапывали
картошку.
Это, между прочим, еще один долбанутый
палец.
Мне безумно
ЖАЛКО ТОГО МЕСТА,
КОТОРОЕ БАБУШКА НАЗЫВАЛА САДОМ, А Я — ДАЧЕЙ.
Ведь
именно там я так часто бывал счастлив.
И когда играл
в индейцев.
И когда собирал бабочек.
И когда
ходил с дедом по узкоколейке или на «Графские
развалины».
И когда читал на чердаке книги, в той самой
малюсенькой комнатенке под крышей, в которой потом написал свои
первые два романа — «Историю Лоримура» и «Частное
лицо».
После смерти бабушки я был там всего два раза.
Пока
старики были живы я ездил туда иногда каждую неделю, не
потому, что мне так уж этого хотелось, временами, я ненавидел
этот сад и необходимость чего-то там постоянно сажать, копать,
подправлять, таскать, строить. Но все равно
ездил.
Именно там я в последний раз увидел живым деда. Приехал
ненадолго, за дочкой, которая ночевала с ними. Это было 16-го
июня 1991 года. Перед этим прошла ночная гроза, дорожки были
мокрыми и грязными. Дед попросил помочь подправить доску у
сарая. Я подправил, сказал, что пошел, и мы с Аней
уехали.
А вечером, вернувшись домой, дед принял ванну, лег
спать и умер. Ему было почти восемьдесят три года и он перенес
пять инфарктов. Но тем летом в сад я ездил еще неоднократно —
помогать бабушке.
А после ее смерти
перестал.
В 2000 же году я сжег этот дом в своем романе «Indileto»,
после чего в тот же вечер свалился с приступом
отвратительной головной боли, которая не проходила несколько дней, хотя
все время, что я писал ту книгу, у меня безумно болела
голова, наверное, это был просто синдром
Миллениума.
Героя романа звали Лапидусом. Он вляпался в одну дурацкую
историю, из которой так и не смог выбраться. Или смог? Я не знаю
этого до сих пор.
А когда он поджигает дом, то
бабушки уже много лет, как нет на свете.
«Лапидус
сплюнул под ноги, обернулся, посмотрел на дом, на широко
открытую дверь, на фонарь, который все еще держал в
руках.
— Ну что ты медлишь,— раздался из дома голос
бабушки,— если решил – то действуй, ну,
Лапидус!
Лапидус вобрал в легкие воздух, размахнулся и метнул
фонарь прямо в открытую дверь. Потом повернулся и, не
оборачиваясь, зашагал вперед по тропинке, которая вела прямо от
крыльца.
— Молодец,— крикнула ему вдогонку
бабушка.
Лапидус не выдержал и обернулся.
Дом уже горел, пламя с треском поднималось по стенам к
крыше.
«Надо было взять журнал с собой,—
подумал Лапидус,— интересно, чем там все
закончилось?»
Но потом он вспомнил, что последняя страница тоже
была оторвана.
Раздался сильный грохот —
это обвалилась крыша.
Лапидус убыстрил
шаги.
Потом еще
убыстрил.
Потом побежал.
Как-то необычайно легко,
дыша ровно и спокойно.
Пламя с треском
пожирало остатки дома.
Цветы, если верить
бабушке, назывались «метиолла».
А бабочек
здесь раньше действительно было много.
То
ли пятнадцать, то ли восемнадцать лет
назад.»
Наверное, того дома мне жаль больше всего, даже больше, чем
собственной наивности, которую мне тоже хочется уподобить
одному из долбанутых пальцев, наверное,
последнему.
Вот только
last but not
least...
Хотя наивен я временами до сих пор, а иногда почти так же
доверчив к людям, как много лет назад, в те времена, когда еще
жил в дурацкой стране под названием СэСэСэРэ, исчезновения
которой с карты мира мне совсем не жаль, а о том, чего мне
действительно жаль, я уже только что написал, разве что
остается добавить еще пару фраз про ту давнюю, давнюю
жизнь:
ОНА БЫЛА ОЧЕНЬ СТРАННАЯ.
КАК В
КИНО.

Про кино

Я давно уже не хожу в кино.
Смотреть — смотрю.
Дома,
по видео или же по ТВ.
Но ходить — не
хожу.
Единственный раз, когда я выбрался с семьей собственно в
кинозал, был несколько лет назад, когда в прокат вышел первый
эпизод лукасовских «Звездных войн», «Скрытая
угроза».
Я — фанат «Звездных войн», только вот фанатею как-то
тихо.
Я вообще сейчас очень многое делаю тихо, поэтому
смотреть в том же кинозале очередные серии «Властелина колец»
мне бессмысленно, я могу сделать это и дома, лежа на диване,
чтобы мне не говорили про качество звука и масштабность
изображения.
Могу и вообще не смотреть: лучше взять с
полки книгу и перечитать, особенно первый том,
«Хранители».
Иногда мне кажется, что если бы Д.Р.Р.Т. написал
только его, то он создал бы не культовую сагу, а величайшее в
мире литературное произведение — ведь в нем была бы та
недосказанность, которая «включала» бы и мою
фантазию:
А ЧТО ТАМ БУДЕТ ДАЛЬШЕ?
Но есть второй и
третий тома, поэтому я знаю, что будет дальше и чем все
закончится, а это уже не интересно, фантазия засыпает, остается
простое любопытство.
Может, в этом и заключен ответ,
отчего я уже много лет не хожу в кино — мне не
интересно.
Меня это грузит, заставляет выключать собственный
мир.
И очень редко случается так, что чужой оказывается
созвучен моему.
Правда, отчего-то это происходит с
некоторыми фильмами, которые я могу не просто смотреть, но и
пересматривать.
По самым разным
причинам.
Например, с «Рэмбо: первая кровь», часть первая. Я всегда жду
того момента, когда Сталлоне в конце буквально выблевывает свой
финальный монолог.
А еще — «Пес-призрак. Путь
самурая.» Мне давно не интересно смотреть то, о чем снято это
кино, но до сих пор изумляет, КАК это
сделано.
Недавно же меня просто заставили посмотреть «Мир
призраков» Терри Зиенгоффа, говоря, что это —
ну вообще
просто гениально!
Это действительно оказалось
просто гениально и я до сих пор бережно ношу в себе
какие-то кусочки этого кино, например, старого дяденьку, ожидающего
автобуса, который, судя по всему, никогда не
придет.
Оказывается, что он приходит, надо только
дождаться.
АВТОБУС ПРИХОДИТ НЕ ПО РАСПИСАНИЮ!
В
общем — атмосфера, вот что заставляет меня пусть дома, но
смотреть киношки.
Атмосфера и всяческие необъяснимые
штуковины, с ней связанные. Имеющие отношение не столько к
кино или литературе, сколько к жизни. Когда ты видишь отдельную
деталь и понимаешь, что с тобой происходило такое же, пусть
в других обстоятельствах и — соответственно — совсем, вроде
бы, не так, но схоже.
Какая-то знакомая/незнакомая
жизнь, как в фильмах по сценариям Пола Остера. ⁵
А
вот в стране под названием СэСэСэРэ я в кино ходил постоянно.
Можно сказать, что я вообще жил в кино. То есть, все
просмотренные мною фильмы каким-то образом становились частью меня,
и я предпочитал существовать внутри них, а не в окружающей
меня реальности.
Я даже помню некоторые из этих
лент, что-то только по названиям, что-то более
подробно.
Так, в самом далеком детстве моим любимым фильмом было
нечто под названием «Кер-оглы» ⁶. Это про азербайджанского борца
за свободу порабощенного трудового народа во временам
Ширван-шахов. Причем, я вспомнил об этом лишь тогда, когда
оказался в Баку и нас повели на экскурсию в тот самый дворец
Ширван-шахов, где героя фильма то ли мучили/истязали, то ли
истязали/мучили. Когда же нам показали колодец, в котором некогда
жили злые полосатые тигры, то я даже вроде бы заново увидел,
как герой моего детства вручную побеждает огромного хищного
зверя.
Только не исключено, что все это мне
приснилось.
Потом появился «Человек-амфибия»,
ну, с этим все ясно.
Затем — выстояв долгую, чуть ли
не часовую очередь на морозе — я купил за пятьдесят копеек
билет на «Три мушкетера» с Жаном Маре в роли д’Артаньяна
⁷ .
Тогда я понятия не имел, что этот д’Артаньян —
гомосексуалист.
Равно как и то, что он —
великий актер.
Но несколько лет я старался
не пропустить ни одного фильма с ним, тем более, что появился
«Фантомас», который вскоре разбушевался, а затем начал
бороться против Скотланд-Ярда.
Между прочим, в том
самом кинотеатре — он носил имя великого пролетарского
поэта В.В. Маяковского, был расположен в одноименном парке
культуры и отдыха и был разрушен по причине старости и ветхости
еще до нашего всеобщего переселения из СэСэСэРэ в Россию —
где я смотрел «Три мушкетера», первого «Фантомаса» ⁸ и еще много
чего, я один раз попал на очень странное кино, которое, как
сейчас понимаю, перевернуло меня всего.
Чтобы
купить билет, мне даже не пришлось стоять в очереди. Просто
подошел к окошечку кассы и приобрел.
А потом зашел в зал
и уткнулся в экран.
Кино оказалось двухсерийным и
документальным.
И называлось оно «Обыкновенный
фашизм».
Наверное, я поперся на него думая, что там — про
войнушку.
Отчасти я оказался прав, но только
отчасти.
Но когда сейчас я попытался составить список
фильмов, которые потрясли меня в ТОЙ моей жизни, то
«Обыкновенный фашизм» опередил даже «Трех мушкетеров», по
крайней мере, я точно помню, что несколько ночей плохо спал и мне
хотелось плакать.
Еще в списке можно найти
«Айболит-66», «Большой приз» и «Белое солнце пустыни».
После
чего совершенно внезапно я начал смотреть совершенно другое
кино.
Поехала крыша и я стал записным
киноманом.
Это было уже после школы, в школе я был
нормальным.
Нормальные не смотрят по пять раз «Андрея Рублева» и
по столько же — «Конформист».
«Профессию: репортер» и
«Амаркорд».
«АМАРКОРД».
«Я
ВСПОМИНАЮ».
Рекорд по просмотрам принадлежит
«Зеркалу» Тарковского — я умудрился посмотреть его
восемь раз.
Хотя это тогда была
такая игра — ты смотрел «Зеркало» и пытался найти в нем что-то
такое, чего не подметил до тебя никто. Потом вы собирались
и начинали все это обсуждать и сравнивать. Что он хотел
сказать? А почему это именно так? А вот это было
зачем?
ДА ПРОСТО ТАК!
КИНО И ВСЕ
ТУТ!
Но тогда именно так я просто не мог
ответить...
На Тарковском и закончилась моя сэсэсэровская
киномания. Душным летним вечером я отправился на «Сталкер», а выйдя
из зала понял, что больше в кино ходить не хочу. Наверное,
потому что такого больше не увижу. Мы шли обратно пешком,
стемнело, от асфальта несло томящей дневной жарой. Рэдрик Шухарт
все еще был там, в Зоне, совсем не похожей на то, что было
придумано братьями Стругацкими в «Пикнике на обочине», хотя
говорить о том, что всем прекрасно известно, нет никакого
смысла.
Смысл — в другом.
Я шел по улице
домой, и этой улица была Зоной.
До меня внезапно доперло,
что я — сталкер в этом бредовом мире, ждать от которого не
стоит ничего хорошего, хотя очень хочется, чтобы счастье
было у всех и чтобы никто не был обижен.
Дома по
обочинам кривлялись и хихикали.
Внезапно громыхнуло где-то
сзади и разразился сильный, типично летний ливень. Было
поздно, все уже было закрыто, мы втроем залезли в ближайшую
телефонную будку и я до сих пор помню, как по грязноватому
стеклу стекали потоки воды.
Вода заливала тротуар,
асфальт проезжей части, вода была везде.
И так же
внезапно дождь закончился.
На том вечере список фильмов
можно было бы остановить, если бы не еще одно
кино.
Просто по времени это случилось раньше, но мне совершенно
неохота переделывать уже почти готовый меморуинг.
Осенью
1976 года, после двух месяцев военных лагерей, я оказался на
дипломной практике в Хабаровске, в газете «Тихоокеанская
звезда».
Сентябрь и часть октября были в тот год и в
тех местах сказочными, если не сказать — божественными. Я жил
в странной гостинице «Рыбак», неподалеку от набережной
Амура, приглушенное осеннее солнце, кучи листьев, возле
магазинов торговали ананасами, которых в городе Сврдл отродясь не
бывало, сюда же их привозили из «братского» Вьетнама и они
были навалены горами, как картошка.
Гостиница
располагалась в жилом доме, на третьем этаже. Мы с однокурсником жили
в дальней комнате двухкомнатной квартиры, в комнатушке
перед нами обретались две странные личности, которые обожали
покупать на рынке куриц, а затем опаливать их в ванной — запах
стоял не для слабонервных.
Рабочая неделя, как и
положено, была с понедельника по пятницу, на выходные сокурсник
уезжал к своим местным родственникам, а я торчал в
номере.
И ходил в кино.
То это был «Зорро», то еще
какая-то подобная фигня.
А забытым уже напрочь
уик-эндом я выбрался на дневной сеанс фильма с ничего не говорящим
мне названием:
«ДЕТИ РАЙКА». ⁹

Просто больше смотреть было нечего.
Я не помню сейчас
ничего, что можно было бы рассказать об этом
фильме.
Разве что:
а).он был черно-белым,
б.)в нем
играл Жан-Луи Барро.
Но до сих пор я помню
оглушающее ощущение печали и счастья, переполнившие меня после того,
как фильм закончился и я вышел из почти пустого зала на
предвечернюю хабаровскую улицу.
Я вдруг понял, что
совершенно случайно стал намного богаче, чем был еще несколько
часов назад.
Хотя что, собственно,
произошло?
Мне рассказали историю, и рассказали ее так, что я умудрился
забыть про ее нереальность, пусть даже
это
БЫЛО ВСЕГО ЛИШЬ КИНО...
Мимо проходили какие-то
непонятные люди, я бесцельно шел по улице, затем повернул
куда-то налево и вдруг понял, что иду в сторону того места, где
Амур сливается с Уссури.
Надо было лишь дойти до
лестницы и спуститься вниз, к берегу.
Пляжи были
пустыми — купальный сезон давно кончился.
Я нашел на
песке какой-то брошенный бочонок, сел на него и достал
сигареты.
Прямо передо мной в сторону берега разворачивался
небольшой катер.
Я курил и думал, отчего иногда
бывает так безумно грустно, когда хорошее кино внезапно
подходит к концу.

Продолжение следует.

¹ При всей моей ненависти к коммунистам и определенном уважении к упомянутой даме.

² Город Бодрум, бывший Галикарнас, находится, соответственно, на
Бодрумском же полуострове, что на эгейском побережье Турции. А
раньше все это было Грецией. Когда-то очень давно.

³ Я очень веселился, когда он уезжал. Внезапно оказалось, что у моего
крестного обе бабушки, и по отцу, и по матери — еврейки, а
значит и сам он стопроцентный еврей. По фамилии Баранов.

⁴ Имя его e-mail’a, заодно и странный англоязычный каламбур. Hugе —
большой, Eugene — Юджин, то бишь, Женя. А hugo — он, как
известно, Босс. В общем, Женя Большой.

⁵ «Дым» и «С унынием на лице».

⁶ «
Героический эпос народов Ближнего Востока и Ср. Азии. В основе
сюжета — подвиги богатыря, борца за народное счастье и
справедливость Кер-оглы (Сын слепого — по западным версиям) или
Героглы (Сын могилы — по среднеазиатским версиям). Сложился
ок. 17 в.»

⁷ На самом деле Жан Маре не играл в той версии «Трех мушкетеров», это,
что называется, уже полная амнезия. Наверное, памяти просто
захотелось, чтобы он был в ней д’Артаньяном так же, как был
им потом, в «Железной Маске», как был графом Монте-Кристо,
героем «Парижских тайн» и т.д. Об этом мне написал, прочтя
главку, один из друзей. В начале я не поверил и полез в
интернет. Все правильно, можете сами посмотреть в фильмографии Ж.
Маре по
ссылке. Изменять же что-то в тексте я не
стал.

⁸ Остальные два — уже во Владивостоке.

⁹ «
«Дети райка». Драма. Франция. 1945; 3,15; Режиссер: Марсель
Карне. В ролях: Арлетти , Жан-Луи Барро. «Тот, кто смог
устоять перед его ярким очерованием, не заслуживает того, чтобы
увидеть Париж»,— написал критик Эндрю Саррис о «Детях
райка». Этот фильм называли ответом Франции на «Унесенные ветром»,
величайшим французским фильмом во все времена и...
затянутой скучищей... Фильм, действие которого происходит в Париже
20-30-х годов прошлого века — обширный рассказ о безответной
любви, тайных романах, ревности и страсти в мире театра,
преступности и аристократии. «Дети райка» — это бедняки,
занимающие галерку театров в «Бульвар Дю Темпль». Они становятся
свидетелями истории любви театрального мима Баптиста (Барро)
и его обожаемой Гаранс (Арлетти). По ходу действия мы видим
великолепные театральные номера, дуэли, любовь под проливным
дождем и непонимание с трагическими последствиями. Фильм
снят режиссером Карне в намеренно театральной манере с большой
любовью — поражает внимание к деталям, острота глаза. Даже
если Барро сыграл бы только эту роль, его можно было бы
назвать одним из величайших актеров столетия.»