Литературная критика

Я болен Одиссеей давно. Можно ли вообще принадлежать современной,
растущей из греческой античности (опустим ислам и индобуддийский
Восток) текстовой культуре, и не болеть Одиссеей хоть в малой
степени, я не знаю. Заболел Одиссеей я в раннем детстве — ещё
до прочтения самой Одиссеи или хотя бы куновских пересказов. Я
подхватил этот вирус у Луговского. «Как
человек плыл с Одиссеем». Это вообще, видимо, беда (?) постсовременности
— начинать знакомство с истоками с поздних интерпретаций. Например,
я уже несколько лет знал «Аквариум», когда впервые услышал «Пинк
Флойд». Многое показалось мне знакомым... Но я не о музыке. Я
понятия тогда не имел, что такое Троя, кто такая Елена, почему
рассказчик так уверен, что Одиссей вернётся, а все остальные умрут,
и вообще многого тогда не понимал и не знал, но стихотворение
меня захватило. Я не просто перечитывал его раз за разом — нет
— я плыл с человеком, который плыл с Одиссеем. Могучий поэтический
слог Луговского делал это плавание не просто реальным — он делал
его сакральным, истинным, важным. У нас дома тогда было не слишком
много словарей, и я, хоть и узнал о Троянской Войне, но только
лишь пару слов. Одиссей возвращался, а я, восхищённый им, страдал
от недостатка информации и раз за разом погибал вместе с человеком,
который плыл с Одиссеем.

Через некоторое время, на вечере самодеятельности на работе у
родителей, посвящённом празднованию 8 марта, я услышал ещё одно
имя из этой истории и какой-то намёк на её начало. Это было так.
Хор женщин на сцене вопрошал:

— Ты куда, Одиссей? От жены? От детей?

А мужской хор забавными басами отвечал:

— Ох, шла бы домой, Пенелопа.

Картина начинала более-менее вырисовываться: типа, «Вьётся в тесной
печурке огонь...». А тут подоспела и САМА Одиссея вместе с Илиадой
— сперва в сокращении, в какой-то доисторической сталинской хрестоматии,
а потом и во вполне приличном издании, с комментариями, сносками,
примечаниями и прочими простыми удовольствиями книжного ребёнка.
Как ни странно, именно сама Одиссея облегчила протекание болезни,
т. е. на какое-то время весь этот набор образов вылетел из моей
оперативной памяти, прочно, тем не менее, угнездившись где-то
в глубине ПЗУ головного мозга.

Однако время от времени болезнь радует рецидивами.

Первый курс филфака, предмет «Античная литература», «Филоктет»,
заучиванье списка кораблей, отзывающегося эхом в «Слове о полку
Игореве», неуклюжие попытки вывести пан/монотеизм Апулея с его
апологией Великой Богини из гомеровской строчки «Быть незнакомы
друг другу не могут бессмертные боги», Борхес с его четырьмя сюжетами
— это всё было понятно, ожидаемо и легко, без вживания,
штудии, хорошо.

Самый тяжёлый и важный же рецидив случился во время моей службы
в армии. Я служил по контракту в Санкт-Петербурге. Для меня, уроженца
захолустного Ставрополя, это были сразу и Троя, и Эя, и Эфиопия,
и Аид. Не было там недостатка ни в циклопах, ни в Сциллах с Харибдами,
ни в Навсикаях с Цирцеями. А из Ставрополя, ставшего вдруг моей
личной Итакой, мне писали мои Пенелопы. Серьёзным осложнением
стало и то, что именно тогда же я прочёл джойсовского «Улисса»
и несколько книжек о Кришне. История Кришны и Радхи, конечно,
древнее, чем история об Одиссее и Пенелопе, но, как я уже говорил,
важно появление текстов в личной истории человека. Для меня хитрый
Кришна стал лишь отражением хитроумного царя Итаки. Самых прямых
параллелей при самом небольшом желании можно найти вагоны. Не
знаю, занимался ли кто этим всерьёз, фиксируя в буквах находки
— я тогда просто родил стихотворение:

Когда я вернусь в Итаку,
Никто не споёт мне «Харе!»,
Никто не воскликнет «Слава!»,
Никто не зажжёт костров.
Облают меня собаки,
И будет коситься стража:
Пополнилась, мол, орава
Поэтов, бродяг, воров...
Патриций, соратник древний,
Надвинув на брови шляпу,
Промчится на рикше мимо,
Куря на ходу гашиш...
Тихонько открою двери...
Гомеры, заткнитесь кляпом!
Диван, мечта пилигрима,
И ты на диване спишь.
Очаг сей хранила Гера.
Я меч свой на полку брошу,
Повешу на стул кольчугу
И на крючок — пальто,
Раздвину рывком портьеры.
Спросонья ослепнув, спросишь:
«Кто там?» — заморгав с испугу.
И я улыбнусь: «Никто».

Ещё я довольно долго и серьёзно собирался тогда нарисовать по
мотивам Одиссеи страшно серьёзный и полный всяких намёков комикс,
но, в силу природной лени или других причин (сейчас уж не помню),
так и не собрался. Ну, наверное, оно и к лучшему. Художник из
меня никакой.

Почему армейский свой рецидив Одиссеи считаю я самым важным? Потому
что после него меня никогда уже полностью не отпускало.

Вернувшись из армии, я вскоре прочёл роман нобелевского лауреата
Эйвинда Юнсона «Прибой
и берега». Это, знаете, такая Одиссея, в которой нет Героев
с классической большой буквы. Т.е. та же фабула, но все — слишком
люди, сликом человечны, обычны. Этот роман я перечитал два или
три раза подряд. Надо отметить, что со мной такого не было со
времён «Трёх Мушкетёров» и «Приключений Гекльберри Финна» в начальной
школе. Вернувшись в свою крохотную Итаку со своей персональной
троянской войны, я перестал быть Одиссеем, потому что не
бывает Одиссея, который живёт на Итаке. Одиссей — это
тот, кто на Итаку возвращается. И
теперь я снова более или менее плыл с ним. И, разглядывая изменившимися
уже глазами Ставрополь и перечитывая несколько раз подряд Юнсона,
я всё больше сомневался в том, что Одиссей хочет
вернуться, что он может это сделать. Мозги в
конце концов превратили эти раздумья в рассказ «Нигде»,
в котором Одиссей нигде не был и никуда не вернулся и не возвращался.

Различные интерпретации гомеровского сюжета сыпались на меня,
как из мелджского бесплатного производителя. Одиссей-Язон
Лема, разыскивающий золотое руно гениев первого класса, меня
порадовал и заставил с удовольствием пошевелить извилинами серой
головной каши. Голливудский Одиссей Кончаловского удивил неприятно...
Знаете, тогда телевизор всё жужжал, что это, мол, на данный момент
самый дорогой проект в истории Голливуда, а мне хотелось спросить:
«Где деньги? Что за дохлый пожарный шланг душит Лаокоона?» если
на то пошло, то «Побег из Шоушенка» — больше Одиссея, чем это
прилизанное пластмассовое убожество.

В конце прошлого года у меня была особенная радость: журнал «Октябрь»
опубликовал повесть В. Хазина «Каталоги
Телегона». Хазин добавил к Одиссею Эдипа, перемешал и приправил
изрядным количеством Борхеса. Пища вышла привычная, но вкусная
(да, а стали бы мы привыкать к дряни какой). Хороший язык. А то,
что она от первого до последнего слова составлена из абсолютно
узнаваемых элементов, лишь добавляет радости: используя только
самые лучшие комплектующие, отличная совместная работа которых
заверена самой Культурой, трудно собрать какое-нибудь говно. ТеЛЕГОн.
Ага.

А буквально на днях по Сети пробежала ссылка на стишок Ники Батхен
«Баллада
Эллады»:

Одиссей в Одессе провел неделю -
Семь кругов платанов, притонов, трюмов.
Рыбаки и шлюхи, дивясь, глядели
Как он ел руками, не пил из рюмок,
Золотой катал по столу угрюмо,
На цветастых женщин свистел с прищура,
И любая Розочка или Фрума
Понимала враз, что халда и дура.
Рыбаки хотели затеять бучу,
Но Язон Везунчик сказал ребятам:
«Он бросает ножик, как буря — тучу.
В этой драке лучше остаться рядом».
Одиссей допил свой кагор и вышел.
Мостовая кладка скребла мозоли.
Вслед за ним тянулся до самой крыши
Резкий запах весел, овец и соли.
...Не по-детски Одесса мутила воду.
Он базарил с псами вокруг Привоза,
Обошел сто лавок шитья «под моду»
И казались рыжи любые косы,
Остальное — серое, неживое.
Как твердил напев скрипача Арона:
«Уходить грешно, возвращаться — вдвое»... <...>

И вот ведь какое дело... Основной кайф одиссеевского мифа, конечно,
в том, что он древний, но при этом живой и, как бы это точнее
сказать... непрерывный и непрерывно свой. Одиссей
придумывал «троянского коня», обманывал Полифема и возвращался
в свою Итаку, когда Христа не было ещё и в проекте, когда о Кришне
в Европе никто не знал, а неизбежность тотального распространения
Windows на планете едва наклёвывалась. И все эти тысячелетия он
продолжал это делать. И продоложает сейчас, как и тогда. Гомеровским
текстам вообще повезло. Их интерпретацией занялись ещё древние
греки, продолжили римляне, а за ними — вся греко-римо-иудео-христианская
цивилизация Запада. Кстати, ведь и миф Христа можно представить
одной из таких интерпретаций: одно только схождение во Ад чего
стоит! «Богу Богово, а кесарю кесарево» — хитрость; «в своём глазу
бревна не замечаешь» — ослеплённый Полифем; въезд на осле в Иерусалим
— троянский конь; искушения в пустыне — песнь сирен. И т. п. Герои
и события великих поэм
Гомера узнаваемы везде и всегда. И это понятно: вся известная
нам цивилизация выросла из этих поэм, а яблоко от яблоньки, как
известно, недалеко падает. Куда ни повернётся современный человек
— узрит фамильные черты Лаэртида. Когда-то мы с А.
Б. Козловым сочиняли филологический кроссворд. В нём была
такая формулировка: «Классик ваще. Пять букв». Без вариантов,
ага.

Но почему именно Одиссея так много? Почему не Агамемнона, не Менелая?
Почему от Ахиллеса остались только пята, гнев да гипотетическое
состязание с черепахой? Ну, во-первых, Одиссей умён, хитёр, изобретателен,
рационален, а разумность — основная доблесть
текстовой культуры, внутри которой плодятся интерпретации и живут
идеи. Во-вторых, не зря же именно ему одна из мегапоэм посвящена
целиком, притом, что и в другой он тоже занимает далеко не последнее
место. Ну, и в-тетьих, концепт невероятно трудного и долгого возвращения
— что вообще может быть роднее человеку? Человек всё время пытается
и никак не может вернуться — к земле, к простоте, в детство, в
декабрь прошлого года, к первой любви, в околоплодные воды. А
если он вдруг куда и возвращается, он видит, что он сам изменился
так, что вернулся уже не он. Он вообще не может куда-то вернуться.
Вернуться вообще нельзя. А хочется. Вот потому и Одиссей сплошной
кругом. И это, наверное, хорошо. Культура, выросшая из Одиссеи,
не оставляет нас надолго без столь любимого возвращения
— вот, сейчас я с нетерпением жду, когда до ближайших к моему
дому видеопрокатов докатятся DVD с фильмом «Троя». Чего и вам,
собственно, искреннейше желаю.

И ещё тексты:

• http://library.ferghana.ru/kavafis/proze3.htm#_ftn1
• http://magazines.russ.ru/slo/2001/2/ikoval.html
• http://www.livejournal.com/community/ru_poetry/7619.html
• http://www.livejournal.com/users/marishia/288654.html
• http://www.russ.ru/krug/kniga/20001011.html
• http://suicide.lenin.ru/poetry/mihaylov.html
• http://www.stihi.ru/poems/2004/05/14-316.html