Комментарий |

Знаки препинания #6. Пятёрка аутсайдеров или в поисках лучшего

Через некоторое время объявят шестёрку лучших книг премии «Национальный
бестселлер». Премия эта странная, какая-то невнятная. Потому что
никто не знает, каким должен быть отечественный бестселлер. Знатоки
составляют прогнозы (которые, как правило, не сбываются). А я
решил пойти от обратного – выискал в длинном списке тексты, которые,
как мне кажется, вот уж точно не выйдут в финал.

Впрочем, вот тут, в данном случае, я всегда готов ошибиться, потому
что хочется, чтобы каждый писатель получил свой маленький кусочек
счастья и славы. За исключением, ну, буквально двух-трёх малоприятных
персонажей. Но о них, кажется, и писать-то не стоит.

Да, в скобках я дал имена номинаторов – тех, кому эти тексты обязаны
появлением в списке «НБ». Страна должна знать своих героев.

1.

Леонид Гиршович,
«Суббота навсегда». Роман. «Чистый лист». Санкт-Петербург, 2001
(номинатор Михаил Берг).

Самое уязвимое место этой книги – объем: «Суббота навсегда» –
кирпич под восемьсот страниц. Теперь так много не пишут: бестселлер
автоматически подразумевает компактность «евроромана» (в формате
которого Гиршович написал свою лучшую вещь – «Обменённые головы»).
Впрочем, и объём, и размашистая космогония «Субботы» оказывается
оправданной: в рамках романа писатель создаёт целый космос, протягивая
сюжетные линии через библейские предания и синкопами, через всю
мировую историю, – до нашего времени. Основательность мифическим
и историческим экскурсам добавляют многочисленные эссеистические
вставки. Поэтому когда добираешься до собственно сюжетной линии,
выстроенной, как всегда у Гиршовича, занимательно, с петельками
и крючочками, любовями, преступлениями и непонятными убийствами
– проходит едва ли не четверть книги.

Впрочем, что там происходит в иронически выстроенных испанских
декорациях, уже не суть важно. Эпическая завязка романа делает
все последующие перипетии лишь складками на поверхности. Даже
если это любовь, или если это даже захватывающее соперничество
из-за любви. Даже если автор рассказывает о своих собственных
предках; все мы – песчинки в космосе. Всех нас ожидает одна ночь.

Тем не менее, в финале все эти странные, разноуровневые линии
сходятся в замысловатую фигуру, пасьянс оказывается сложен: ремеслом
интриги Гиршович владеет действительно мастерски. Именно так и
оказывается понятным, зачем автору понадобился весь извне привлечённый
материал, затягивающий и отсрочивающий действие.

Дело в том, что Гиршович задумал написать не роман, но некое симфоническое
произведение; для этого ему нужны все эти темы и лейтмотивы, прошивающие
«Субботу», создающие необычайную широту и объём, объёмность, наполненность.

И, как это ни парадоксально (при всей историко-мифологической
заданности, на обоснование которой писатель тратит так много своих
и читательских сил), – ощущение полной свободы.

2.

Сергей Миляев, «Петушки-Манхеттен». Роман. Рукопись. (Номинатор
Елена Шубина.)

Содержание и структура романа понятны уже из заголовка – пьяно-похмельный
монолог помятого жизнью русского человека. Оммаж Венечке.
Который, кроме Курского вокзала, ничего не видел. Даже Кремль.
Выездной персонаж Сергея Миляева расширяет пространство киряния
аж до самой Америки.

Широк русский человек – я бы сузил! Богатая фактура, ироничный
матерок, отдельные точные наблюдения, – всё это теряется у Миляева
в мутном, непереваренном вареве: впечатлений слишком много и все
они оказываются для автора важными. От любовницы-собутыльницы,
поэтессы-графоманки – до негра преклонных годов или проститутки
филиппинского происхождения. Просто «Брат-2» какой-то.

С постоянно пьющим человеком всё время должны случаться какие-то
истории, казалось бы, чего проще – взять их и записать. Или выдумать.
Ан нет, водка завсегда мстить станет: книга Миляева напрочь лишена
метафизики. Каждый появляющийся здесь объект – персонаж или место
действия – нужен автору только для того, чтобы продолжать, длить
своё бесконечное, ничем не сдерживающее говорение. Плоские и неинтересные
фигуры речи. Отдельные удачи и находки общего положения не меняют:
вся эта бесконечная эпопея вскоре надоедает. К финалу добираешься
вяло, словно бы пил всю неделю с каким-то неинтересным попутчиком.

Возможно, впечатление это возникает потому, что с персонажем Милева
по ходу движения романа ничего не происходит, все его характеристики
оказываются заданными с самого начала. Именно из-за этого многочисленные
пьянки с точки зрения сюжета буксуют, не приносят никакой психологической
информации. Меняются лишь декорации, суть остаётся неизменной.

Рукопись «Петушки-Манхеттен» заявлена Еленой Шубиной. Значит ли
это, что вскорости книжка Сергея Миляева выйдет в досточтимом
«Вагриусе»?

Ужо ему.

3.

Сергей Гандлевский «НРЗБ».
Роман. Рукопись. (Номинатор – Григорий Чхартишвили)

С тех пор, когда отец родной Бориса Акунина номинировал рукопись
своего бывшего коллеги по журналу «Иностранная литература», «НРЗБ»
успело выйти в журнале «Знамя» и стать событием литературной жизни.

Способен ли текст Гандлевского стать бестселлером? Иными словами,
может ли камерная история про писательский быт (поэтическое подполье
застойных лет, непризнанные гении, посмертная слава, читательские
конференции и писательское тщеславие) увлечь широкие массы? Вряд
ли.

Гандлевский сделал совершенно набоковскую штучку с секретом: ловкую,
остроумную, интересно складывающуюся: так, все события, происходящие
в начале «НРЗБ», постфактум выглядят совершенно по-иному. Любовь
оборачивается предательством, смерть – жизнью, жизнь – литературой,
литература… Литература так литературой и остаётся.

Несмотря на то, что для автора писательская среда – только повод
поговорить о вечном, о самом серьёзном – например, страхе старения,
– для широкого читательского интереса в «НРЗБ» слишком много литературы.
Уже даже не на уровне сюжета – на уровне атмосферы, отбора деталей,
фабульных приключений.

И даже финальный минет, выполненный рассказчику проституткой не
шокирует в этой благостной и размеренной атмосфере культурного,
ну очень культурного текста.

4.

Ирина Денежкина
«Song for lovers». Рассказы. Рукопись (номинатор Станислав Зельвенский).

Два рассказа и небольшая повесть – написанные ярко, сочно, интересно,
из жизни молодёжи и о молодёжи, в духе «исповедальной прозы» 60-х,
да мало ли чего ещё. Никчёмные блуждания в трёх соснах, бесконечные
пьянки и трахи, с любовью и без любви; музыка, много музыки –
только уже не рок-н-ролл, напрягающий жилы на шее, но вялый рокапопс,
такой же фальшивый, как и ценности, окружающие подрастающее поколение.
Земфира вместо Цоя.

Тем не менее, рассказы Денежкиной намеренно светлы и как будто
бы целомудрены. Бессмысленность существования здесь оправдывается
романтикой: в конечном счёте, все эти подростки повзрослеют, одумаются,
станут папами и мамами, почтенными налогоплательщиками.

На этом фоне выделяется срединный текст о жизни в пионерском лагере,
где даются срезы угнетённого сознания пионервожатой Лидии, и подростков,
которые, что бы с ними не случилось, не теряют жизнерадостности
и оптимизма.

Денежкина, по всей видимости, автор начинающий, но, тем не менее,
достаточно умелый. Образы подростков получаются у неё понятными
и объяснимыми, знакомыми. Каждый, вероятно, тяготился внутренней
несвободой и внешними несовершенствами. «Песни для любовников»
вполне тянут на полноценный молодёжный бестселлер – даже появление
пьянки и травы не тянут тут на чернуху, а во всех этих неприкаянных
тинэйджерах при желании можно найти массу очарования.

Другое дело, что потенциальные адресаты этих текстов книжек не
читают – они поют песни, пьют портвейн и т.д. и т.п. (см. выше).

5.

Олег Постнов. «Страх».
Роман. «Амфора», Санкт-Петербург, 2001 (номинатор Вадим Назаров).

Главный редактор питерского издательства «Амфора» изо всех многочисленных
новинок, написанных современными авторами (а прошлый год был расцветом
серии «Наша марка»), выдвинул именно роман Олега Постнова – и
не прогадал.

Изо всей многочисленной продукции «Амфоры» (книги П.
Крусанова
, С.
Носова
, А.
Левкина
, А.
Секацкого
, многих, многих других) – именно «Страх» О. Постнова
ближе всего находится к состоянию идеального бестселлера. Хотя
– не в этой жизни.

Слишком уж культурная книжка этот «Страх», состоящий якобы из
многочисленных аллюзий и реминисценций, сокрытых и открытых цитат.
На самом деле, вся эта повышенная литературоцентричность – игра,
понять смысл и значение которой могут далеко не все.

Постнов рассказал искреннюю и крайне трогательнейшую историю любви.
Три четверги книги – рассказ от лица молодого мужчины, исполненного
романтики. Через всю его жизнь, где бы он ни скитался, проходит
роковая женщина – инфернальница Тоня. Они познакомились и «поженились»
ещё детьми, потом связь их протянулась через Киев и Москву в Америку.
Там неназванный рассказчик, занимающийся недорогими филологическими
штудиями, узнаёт о смерти своей возлюбленной и решает свести счёты
с жизнью сам.

И тогда (последняя четверть книги) начинается рассказ от лица
умершей женщины (приём, позаимствованный виртуозным Постновым
в «Коллекционере»
Д. Фаулза, да мало ли ещё где). Приземлённая, ничем особенно не
привлекательная особа (Тоня) оказывается скопищем пороков и цинизма.

Метаморфоза оказывается разительной: весь смысл первой части искажается
и улетучивается: жизнь восторженного человека оказывается прожитой
совершенно напрасно. Мораль этой истории каждый извлекает свою
собственную. Отмечу, что Постнов замечательно моделирует стиль
классического романа воспитания. И сначала это кажется литературной
игрой, забавой, выдумкой, но приблизительно с середины книги понимаешь,
что киборд автора выстукивал о реальных чувствах и сокрытых под
ворохом цитат трагедиях.

Предыдущие публикации:

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка