Онтологические прогулки

Книга петербургского философа профессора Александра Казина «Русская
красота. Основы национального эстезиса» ¹ — серьезное
продолжение важной темы, предполагающей взгляд на отечественное
искусство, как на явление, способное помочь нам разобраться,
что же такое русская красота и что такое красивость. Их
образцы мы нередко путаем, до поры радуясь самообману.

Понятно разумное внимание А. Казина к советскому периоду истории
России, может быть, оно в дальнейшем будет еще более
пристальным. Без честного взгляда на «Русь советскую» слова
«национальное самосознание» останутся всего лишь термином, не имеющим
наполнения, а мы — наедине со своей удивительной легкостью
по части презрения к собственным историческим «детству,
отрочеству и юности». Не разбирая, где было действительно детство
и болезни роста, а где мы юродствовали, бесстыдно
молодящаяся нация. А. Казин коснулся этой темы, вглядываясь в героиню
фильма Г. Панфилова «Прошу слова», в частности, общего
места, такого трудно выводимого вируса в общественном сознании
российского общества — одного лукавого утверждения, будто
коммунистические идеалы это ничто иное, как очищенные принципы
христианства. Очищенные от Бога? А. Казин увидел их
воплощение в героине фильма Е. Уваровой (актриса И. Чурикова),
человеке самоотверженном, и попытался разобраться, благодатна ли
природа этой самоотверженности.

Думая об этой героине, по фильму человеке государственном, почему-то
вспомнились слова, принадлежащие поэту маргинальному, почти
юродивому, Олегу Григорьеву:

Случайно я жил в этом веке,
Случайно, однако, отчаянно.
Потому что кругом человеки
Жили тут не случайно.

Вспоминаются вот почему. Элемент случайности, как он соотносится с
волей Божьей и с нашими тайными и явными желаниями?

По признанию большевиков, того же А.В. Луначарского, в первые дни
они не знали, что им делать с властью, свалившейся на них
внезапно. Ведь Ленин был буквально принужден Троцким решиться
«взять курс на вооруженное восстание»,— сам он, верный теории
о революционной ситуации, намеривался ждать от «верхов и
низов» входа в определенную пропорцию возможностей
невозможного.

Можно сказать, власть у большевиков оказалась случайно. Так же по
воле случая они и выпустили ее из рук. Иначе трудно объяснить
загадочную капитуляцию КПСС 1991 года, когда рук этих было
18 млн. пар,— не чета 1000 боевикам, приехавшим с Троцким в
Петроград из США. Впрочем, та тысяча была не
чета этим миллионам особей мужского пола,
с нелепой идеологией, части которой, странные сами по себе
(«надо накормить народ» и «лишь бы не было войны»), в
разъединении стали попросту убийственными.

Просуществовав 74 года партией власти (период равный средней
продолжительности жизни человека в Советском Союзе), КПСС умерла.
Исчез «случайный человек», дитя русской истории.

Жил «случайный человек» воистину отчаянно.

Персонально он воплотился и в героине панфиловского фильма, и в
«Коммунисте» Габриловича, и в «Как закалялась сталь» (надо
смотреть оба фильма, с Павкой — В. Лановым и с В. Конкиным).
«Гвозди бы делать из этих людей»... И делали. Люди-гвозди шли на
стройки, и на ежедневное распятие Бога живого... В фильме
«Прошу слова» героиня, мэр, благоустраивающий свой город,
собирается построить мост. А. Казин замечает об аскетизме и
самоотверженности Е. Уваровой: и это ради моста?

Что-то знакомое. Такое чувство, будто смотришь на некое лицо и
узнаешь в нем родственные черты, но чьи, не можешь вспомнить.

Мост?..

«...потом через эту реку начал строиться у него мост, потом
огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть
даже Москву, и там пить вечером чай на открытом воздухе и
рассуждать о каких-то приятных предметах».

Так это же гоголевский Манилов!

Похоже, следует поискать истоки русского коммунизма не только в снах
Веры Павловны, пересказанных Чернышевским или в
путеводителе путешествующего меж столиц России, написанного в жанре
триллера Радищевым, но и в грезах помещика Манилова.

Кто бы мог подумать, что дремота грезы оборачивается ожесточенным
бодрствованием, видом невроза, да таким, которому подивились
бы и самые железные пуритане джеклондоновской закалки. Мост в
«Прошу слова», гвозди в «Коммунисте» — все это вещи нужные,
на них с пониманием посмотрел бы и герой Дж. Лондона,
сутками напролет гнавший упряжку собак, груженную яйцами, которые
должны были оказаться в нужном месте в нужное время, для
того чтобы сам он получил сверхприбыль на дефиците товара, а
потребитель не разочаровался бы в идее высокого жизненного
стандарта здесь и сейчас. В то же время, легко представить
этот рассказ знаменитого американского писателя, как сценарий
для фильма «Коммунист-2»: фигура склонившегося над корзиной с
протухшими яйцами коммуниста в исполнении Е. Урбанского
могла бы поднять на действительно трагедийную высоту проблему
неудачного начала (ab ovo — с яйца) русского коммунизма.

Самоотверженность протестанта и коммуниста — одного порядка. Но и
мечтатель Манилов здесь не чужак. Отчаянное упорство
большевиков в итоге их существования заместилось — на все воля Божья?
— беззаботностью. Когда и почему это произошло, в этом еще
предстоит разбираться, и, вероятно, А. Казин, в дальнейшем
на каком-либо кинематографическом или
литературно-художественном примере рассмотрит и эту тему.

Отчаянное упорство, этот удивительный конгломерат протестантских и
наших, незаимных ересей случайно просуществовал целую
человеческую жизнь. Случайный человек отчаянно жил среди людей
неслучайных — крестьянина, помещика и священника, проверяя на
крепость их неслучайность.

И вот он ушел...

Кто отпоет его, кто предаст земле? Или суждено ему, русскому
коммунизму, оставаться живым трупом, вечным символом дурной
случайности, эдакой исторической акциденцией?

Вечное и случайное. Красота и красивость. «Деспотизм формы» и
бесовское формотворчество — бесформие. Об этом
книга А. Казина.

Мост градоначальницы Е. Уваровой ведет в страну вечной «Сильвы»,
показывая, что и сам большевизм есть мост в опереточный рай, в
мир маниловской мечты. Мост, раскачивающийся над бездной.
Важнейшее из искусств, из которого большевики хотели сделать
фабрику маниловских грез, оказалось удивительно емким и
неоднозначным, благодаря талантливым советским кинематографистам,
режиссерам, операторам, актерам. Собственно, говорит книга
А. Казина, они и подводят нас к вопросу, в чем мы можем
ощутить и увидеть очищение этой трагедийной стройки мостов к
земному раю. В ней содержится мысль о том, что наряду со
всевозможными «мостостроительными» проектами, исходами в светлое
будущее (отчаянное хождение народа по пустыне в поисках
гвоздей для лучшей жизни) в советской России существовал образ
восхождения к миру горнему. Условно говоря, каждый двадцать
пятый кинокадр советского кинематографа подспудно выстраивал
своеобразную лествицу с обозначенными ступенями, высотами,
достигнутыми русскими людьми, явившимися в полноте
«взаимопроникновения мерного и безмерного».

Читая «Русскую красоту», задумываешься не только о природе основ
национального эстезиса, но и о том, что же такое русская
красота в искусстве сегодня, на какой ступени духовной лествицы
она по сравнению со ступенями А. Пушкина или Г. Свиридова?
Хотелось бы сравнить свои ответы с мыслями А. Казина.

Похоже, придется ему еще изрядно понаблюдать уже нового русского
человека в искусстве на rendez-vous с ... все теми же
вопросами, которые ступень за ступенью извечно искусство ставит перед
художником.

¹ Казин А. Л. Русская красота. Основы национального эстезиса. СПб:
Российский институт истории искусства, Санкт-Петербургский
институт кино и телевидения.— 2003.— 144 с.