Литературная критика

 

 

Тонкая книга стихов Бориса Краснова – концентрированная подборка чувств и мыслей о многообразии теней под солнцем жизни. Словно в продолжение тютчевскому завету – «молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты свои» − поэт изрекает:

 

 

Книга называется «Лёгкий бред существованья», и эхом в нём − название романа Кундеры «Невыносимая лёгкость бытия». Но что – эхо? Да, собственно, всё − эхо. И даже поэзия: «Это ведь что-то мнимое – из слов выпорхнуло, в словах же и скрылось». Легко – до боли. До боли знакома жизнь в «городе серого ампира, проводнике крылатой тьмы». А всё-таки каждый раз мы то нехотя плетёмся, а то очертя голову, бросаемся вслед вновь отважившемуся поэту «бродить вдоль улиц шумных» или − поперёк времени. Вот и Борис Краснов – Вергилий, увлекающий читателя в путешествие по совершенно неевклидовым параллелям и перпендикулярам улиц города «в центре мира», а на самом деле зовущий в совместное блуждание по лабиринту жизни. Наскоро собравшись, скоро и понимаешь: в аптечке проводника много горьких трав, вызывающих «картинок хоровод», отворяющих «мир без оболочек, отразившийся в душе», но нет обезболивающего. Вероятно, он полагает, что читатель способен разделить его убеждение – «я существую, и значит, есть ещё во мне то, что способно болеть». Когда боль становится невыносимой, человек начинает бредить. Но и в бреду – куда же деться! – те же мысли:

 

 

Человек в болезни бредит, но и здоровый, «каждый день, выпадая из вагонного чрева» в пути между тьмой и тьмой, снова и снова оказываясь в заколдованном месте «на перекрёстке чёрных дней», бредёт неведомо куда. Врачи говорят: нет здоровых людей, есть не дообследованные. Возможно, в этой шутке парадоксальным образом кроется, как цинизм, то есть холодный взгляд правде в глаза, так и теплота милосердия. Ещё вчера поэт, этот, не нашедший дороги к правде святой, безумец, навевал человечеству золотой сон, сегодня же поэт, читая историю болезни человечества, пришёл к выводу, что золотой сон оказался бредом, временно обманувшим хроническую бессонницу тоскующей души.

 

 

Проходные дворы, дворы колодцы… Который век петербургские поэты бредут в замкнутом пространстве города закольцованных дум, не желая замечать, что «время кончилось вчера»? И если так − что тогда думать? «Много думать – любви не видать».

Борис Краснов – поэт думающий, и это его осознанная позиция, надёжная ли, обречённая ли, читателю вольно гадать. При этом поэт не пытается отнять хлеб у философа, решающего вечный вопрос отношения сознания к бытию. «Пока свои считаю вздохи, увы, меняются эпохи», − говорит он. И, стало быть, всякое отношение относительно, и об одном и том же, хочешь, говори: детство, отрочество, юность, а хочешь – аптека, улица, фонарь. Впрочем, как повезёт. Безотносительна − тайна единственной жизни.

 

 

Не дело поэта разгадывать тайны переплетений лжи и правды, его искусство – напоминать о тайнах, сказать о несказанном. Набраться смелости − сказать.

 

 

Восхитительной тайной страсти вырываются наружу «Письма к Лесбии», фантастический финал симфонии книги «Лёгкий бред существованья». В них высокое мастерство Бориса Краснова подано в смешении обычаев, нравов, что называется, показано мастерство на все времена.

 

Но это уже дань автора собственно поэзии, явный знак, подношение бессмертной классике. В этом признании − сила поэта, который, − что удивительно! – неожиданно творчески воспринял завет Тютчева о молчании, и слова нужны ему не только сами по себе, но ещё и как проводники невыразимого.