Искусство

9

В 1924 году Красин, составитель всех отчетов Комиссии по созданию Мавзолея, писал о рассмотренных им с товарищами 405 рисунках, картинах и фотографиях Ленина. Из этого числа 26 оказались забракованными. В соответствии с постановлением ЦИК оригиналы одобренных работ направлялись в Институт Ленина, а отклонённые произведения запрещались для общественного показа. Среди поданных к рассмотрению изображений Ленина выделялись работы Филонова и Малевича. Часть из них осталась в ряду официально принятых, большинство же оказалась под запретом. Объявленные апокрифическими, они не канули в Лету, их невидимая широкому кругу жизнь продолжалась в Спецотделе ОГПУ Глеба Бокия и была полна значительности.

Разумеется, у двух художников имелись разногласия относительно художественной концепции Мавзолея и в целом культа Ленина. На этой почве возникали интриги, идущие не только от художников, но и от третьих, по-своему заинтересованных лиц. А в итоге – обоих отстранили от работы в комиссии. Наверно, по старинной «архитектурной» традиции избавляться от мастеров, закончивших свое дело. Малевича и Филонова не ослепили, как легендарных Барму и Постника, но вполне достоверно, что они, активно поддерживаемые большевиками, по выходе из Комиссии лишились своих активов.

На творце беспредметного мира опала поначалу никак не отразилась. В августе 1924 г. он писал из подмосковной Немчиновки своим зарубежным корреспондентам: «Я избран в преподаватели Института Гражданских инженеров, по конкурсу прошел. Начну медлительную работу в области борьбы со старой классикой. Сделал 15 проектов слепых беспредметных сооружений». Однако через некоторое время последовал арест, а до того – разгром созданного Малевичем Института художественной культуры – ИНХУКа.

10

Из списка портретов Ленина, утвержденных ЦИКом к распространению, исчезли и те несколько изображений, сделанных Филоновым, которые были ранее приняты Красиным. И в осуществленный проект Мавзолея также не вошли фрески по эскизам Филонова, с основными этапами мировой революции и ведущей ролью Ленина в ней. В качестве декора комиссия решила рекомендовать к использованию супрематические орнаменты Малевича. Доработки сделали уже без участия автора. Его композиции, ленточные орнаменты должны были наподобие египетских иероглифов возвестить человеку будущего сокровенные послания – энергию чистых возбуждений.

Некоторые считают время четвертым измерением; действовать в нем, не оглядываясь на трехмерную ось координат, подчиняя его своей воле – вот о чем мечтали многие неугомонные натуры, жаждавшие переделать мир. Большевики прямо заявили: мы покоряем пространство и время. И не оказалось в России ни одного ученого или деятеля культуры, чьи искания они бы не рассматривали с точки зрения использования в своем глобальном эксперименте со временем. Филонов и Малевич давно заявили себя энтузиастами-экспериментаторами, а потому сразу же оказались в центре большевистских процессов овладения временем.

Работа по созданию культа Ленина и ленинского Мавзолея стала для большевиков важнейшим проектом двадцатых годов. Оба художника посвятили ему немало сил, их вклад неоценим. Любопытны также открытия, сделанные ими попутно. Отдел безопасности, курирующий ленинский проект, заметил расширение поля деятельности обоих художников, действующих автономно друг от друга, и, не ожидая начала неминуемых взаимных консультаций, результаты которых могли быть непредсказуемы, положил конец их работе по Мавзолею. Ускорил свертывание исследований художников тот самый человек, чьё изображение случайно, конечно же, оказалось наглядным пособием в демонстрации Наппельбаумом эффекта ретикуляции. Фотографу подвернулся под руку негатив портрета именно Глеба Бокия. Наппельбауму приходилось неоднократно портретировать выдающегося специалиста по шифрам и тайнописи, признанного эксперта ВЧК-ОГПУ по оккультным организациям. Понимание ячеек и вообще каких бы то ни было сетей у Глеба Бокия кардинально отличалось от того, что подразумевали Филонов и Малевич. Невидимые сети Бокия предназначались для улавливания человеков, но с целью обратной апостолов беспредметности и незримости.

11

Деятельность в составе Комиссии по Мавзолею не прошла для художников даром. Павлу Николаевичу, работая с мозгом вождя, удалось сделать несколько полезных наблюдений, обогативших его теорию о мировом расцвете. Осторожные консультации с Владимиром Михайловичем Бехтеревым, с немецким нейрохирургом Фогтом и биологом Александром Васильевичем Барченко подтвердили его мысли о том, что графика мозговой поверхности является своего рода картой умственных способностей человека.

В 1924 году научные разработки Барченко, связанные с телепатическими волнами, в ОГПУ признали имеющими оборонное значение и засекретили. Филонов присутствовал при опыте Барченко по фиксации мысли. В специальном черном кабинете, в полной темноте, находился участник эксперимента, ему предлагалось вообразить ряд геометрических фигур: круг, квадрат, прямоугольник. С помощью особой фототехники производилась съёмка пространства над головой, и на фотографиях возникали круги, квадраты и прямоугольники.

– Так наука подтверждает, что человек может видеть невидимое, – сказал тогда Филонов Барченко. – Идеи, образы теснятся в голове художника, только он не всегда им доверяет, испорченный ложной школой. Но они не уходят – образы держит мозговой экран. Запустить этот кинематограф может новый союз художника и ученого. Начинать приходится, и это правильно в корне, с исследования мозга Ленина.

Малевич присутствовал при другом эксперименте Барченко. Ученый показал художнику в присутствии сотрудников ОГПУ несколько опытов по обезвешиванию дубового стола. Участники эксперимента сели вокруг стола, сцепив руки, подобно тому, как это делается во время спиритических сеансов. И вдруг стол, оторвавшись от пола, повис в воздухе. Малевичу предложили рассмотреть вариант использования этого эффекта в Мавзолее. Красин поделился с художником идеей Бонч-Бруевича: висящий в воздухе – обезвешенный – гроб с телом вождя – свидетельство его сверхчеловеческой сущности.

– Может быть, Казимир Северинович, для этого сконструировать специальный саркофаг, который поставили бы на некотором расстоянии от пола гробницы? Вот где явится настоящий, полнобъёмный супрематический эффект!

– Это возможно, – ответил Малевич. – Супрематизм приводит в движение вещь сгустком мысли. Или дает возможность раскрыться реальной силе, что уже находится в самой вещи. Но супрематизм может преобразовать вещь и путём открытия в ней дополнительной функции или какого-то иного воплощения в пространстве, удаляя из сознания привычную целостность вещи. Я буду думать.

И художники думали. Каждый о своем.

Филонов вывел следующее: частично рисунок «мозговой силы» проявляется и в характерных морщинках, складках, образующихся в районе лба и глаз человека. Он сделал несколько записей по поводу возникшей у него теории «выразительности нового человека под влиянием единиц действия» и развивал её, согласно плану Ленинской комиссии.

– Дал себе постановку: проработать тип лица мирового расцветателя, двигающегося к двойному натурализму, – гудел голос художника, периодически отчитывающегося Красину и его заместителям о ходе работы. – Хочу проверить действие мозгового усилия для выработки единиц ума, сохраняющих на лице выражение расцвета. Упорно тренирую каждую клетку мозгового здания. Точно ввожу в неё прорабатываемый цвет, чтобы он туда въедался и давал нужное тепло кожному покрову, чтобы мышцы приняли нужную форму. Лицо тогда выявит вовне биологический рост – рождение расцветателя.

Ему молча внимали. Подозревая растущее сомнение большинства ответственных членов комиссии, Филонов ещё более укреплялся в своей правоте:

– Я научу людей носить лицо расцвета.

– Опыт работы в Ленинской комиссии поможет Филонову творчески развить и одновременно законсервировать свой аналитический метод, – делился Красин мыслями с Бонч-Бруевичем, – чтобы в один прекрасный момент взорвать, рассыпать мельчайшими атомами глыбу академизма, с его намерением еще тысячу лет противостоять всеочищающему варварству нового искусства.

– При этом Филонов должен быть гонимым, тогда внимание к нему будет возрастать с небывалой силой.

– Разумеется. И со временем он сыграет свою роль. Она схожа с американским способом добычи мрамора. Помните, когда-то каррарский мрамор добывали, используя минимум механизмов: его пилили и блоками извлекали из каменоломен. Американцы решили увеличить добычу мрамора и ускорить ее взрывным методом. Мрамора стало больше, как и трещин, – они сплошной мелкой сетью покрывали блоки снаружи и изнутри…

Разговор двух комиссаров о Филонове в один из первых дней 1925 года продолжался пока они перемещались от автомобиля до дверей здания Совета Народных Комиссаров. Возможно, и этого времени хватило напитать воздух соображениями относительно Филонова. Они оказались столь естественными и очевидными, что дополнительного объяснения ответственным работникам культурной политики не потребовалось. Стоило повести носом – и ответ на вопрос, как реагировать на повороты событий вокруг школы аналитического искусства, рождался мгновенно. Обычное явление в практике пользования сводом неписаных правил.

С годами искусство социалистического реализма, действительно, стало походить на мраморную глыбу, добытую американским способом. Оно все состояло из мельчайших «филоновских» трещин-кракелюр. Жизнь показала: уготованная Филонову роль подрывника академизма оправдала себя – глыба раскололась-таки на части.

(Продолжение следует)