Онтологические прогулки

Юрий Игоревич Шаповалов по прозвищу Шапа
недавно справедливо упрекал меня в том, что я часто не продавливаю
мысль. Но, знаете, мозг – это сверхпрочное стальное решето, а
мысль – вещество очень хрупкое: когда продавишь, остается лишь
мерзкая кашица, похожая на детское питание из разноцветных баночек.

Зайдя на сайт Романа Неумоева,
я увидел ссылку на Интернет-журнал «Коммунист» и призыв «Хой!
Долой капитализм!». Все-таки удивительно, что есть панки православные,
панки коммунистические; наверное, и либерально-демократические
тоже есть. Да кибер-панки – точно есть. Но, может быть, в том
мире, в котором мы живем, слово «панк» просто стало синонимом
слова «человек». А все остальные, непанки, те, кто неспособны
сказать «Хой!», – те давно уже и не люди, а какие-нибудь биороботы
или зомби. Два года назад парализовало нашу собаку, кавказскую
овчарку Грету. Она лежала с закрытыми глазами и умирала. Я подошел
и позвал ее: «Грета»! Она, не открывая пасти, выдохнула из себя:
«Хой!»

В коммунистическом Интернет-журнале я обнаружил статью
О. Гуриной под заголовком «Духовность и религия». Там я с удивлением
прочел: «Настоящий путь духовного становления бесконечно сложен,
мучителен, полон сомнений, переживаний, страданий. Это скрытая
от других напряженная внутренняя работа, причем для каждого только
своя собственная». Странный какой-то социализм с коммунизмом и
духовным становлением, замурованным в голове каждого отдельно
взятого человечка. В историко-философской традиции под духом принято
понимать идеальное начало мира, ведущее к «всеединству» – к «общему
делу», к общей судьбе, к соборному бытию души. Конечно, для каждого
человека дух открывается в качестве неповторимой формы личностной
самореализации и самоактуализации, но без причастности не только
к измерению Я, но и к измерению МЫ, без причастности к реальности
Абсолютного, Вечного, Целостного бытия какой же может быть дух?

Само понятие «социализм» возникло не как антитеза понятию «капитализм»,
но как антитеза понятию «индивидуализм». Социализм понимался как
такое общество, где человек человеку брат, где силы единения и
любви преобладают над силами эгоизации и греховной вражды. Поэтому,
скажем, М.В. Буташевич-Петрашевский
и считал, что идея социализма во всей ее полноте провозглашена
была Христом. А вот «коммунизм» О. Гуриной, где каждый обречен
переживать, биться и мучиться исключительно над чем-то своим,
явно провозглашен был инстанцией противобожественной.

Европейская философия Нового времени своей магистральной линией
сделала позицию "Я – Оно" и соответствующую ей позицию самодостаточности
субъекта, когда и люди, и Бог, находясь вовне, каким-то внешним
образом влияют на него, но для человека главным является, то,
что он САМ. Субъективная самодостаточность субъекта реализуется
в монологическом освоении реальности, принимающем множество форм.
Это и создание модернизационных политических проектов, и навязывание
их «косному большинству», не осознающему, что для него приготовлено
очередное «светлое будущее», куда это «косное большинство» необходимо
будет гнать силой. Это и антропоморфизация природы, приписывание
ей человеческих смыслов и непонимание ее качественного своеобразия.
Это и антропоморфизация Бога – как непонимание и нечувствование
онтологической бездны между Творцом и тварью. Отсутствие соборности,
диалогичности, любовной взаимности, пребывание в Оно делают сознание
безмерно пластичным, возникает ситуация, когда слова становятся
деталью некоего нечеловеческого механизма. Пребывание в Оно –
это существование, обусловленное низшими инстанциями человеческой
души, которые с детской легкостью программируются: ясный и простой
позитивистский мир с легкостью покоряется иррациональным хтоническим
силам. Названная философская парадигма ведет к паранойе, к невозможности
надеяться на кого-то, кроме самого себя. При абсолютных МОЕ и
САМ не может даже ненароком случиться антропология: человек, ласково
поглаживающий сам себя по голове и, пуская от умиления пузыри,
называющий себя пупом земли и центром бытия, вдруг (любимое слово
писателя Пелевина) убеждается, что он есть лишь дурацкая цепочка
молекул и генетических кодов. Лишь в тот момент, когда человек
вступится за своих друзей и будет выброшен враждебными силами
из окна, когда он заслонит собой амбразуру, когда переедет его
фашистская гусеница танка – только тогда он подумает, если успеет:
«Ё-мое! Я поистине онтологическая ось бытия!». Часто бессознательно
мы выступаем в качестве агентов мировой самости, но среди нас
ходят неузнанные нами партизаны соборности. Причем, часто это
даже и не христиане, а черте-что и сбоку бантик. Однажды, на курсах
экстрасенсорики и йоги, которые мы вели больше десяти лет назад
с Дмитрием Поповым и Андреем Гофлиным, к последнему обратилась
с вопросом председательница рерихианского общества в поселке Мужи,
что находится рядом с Полярным Кругом. Она (вдохновленная не в
последнюю очередь, видимо, аспектом бодхисаттвическим в писаниях
про всякие космические иерархии) спросила: «Андрей Владимирович,
но как же мне быть, если я вижу, что стремительно развиваюсь духовно,
а ближние мои погрязли в материализме. Разве могу я спокойно на
это взирать?». Андрей Владимирович удивленно поднял бровь: «А
че вам другие? О себе думать надо, не о других».

Что такое безысходность? Допустим, я – известный спортивный комментатор;
я сижу со своими друзьями в сауне, пью водку и жру шашлыки, рассказываю
анекдоты про баб и грубо хохочу. И вдруг (!) – о, ужас! Я подавился
куском мяса. Меня хлопают по спине; я кашляю, еще чего-то делаю,
и вдруг (!) понимаю, что всё. Копец! Прыгай, ни прыгай – ничего
не поможет. И вот живешь-живешь сначала при «социализме», а после
при зооморфическом мафиозно-номенклатурном капитализме и вдруг
понимаешь, что все – копец! Что больше ничего не будет, ибо такова
степень нашей взаимности и любви, что придется нам долгие века
жить в обществе, в основе которого лежит животно-примитивный образ
«человека экономического». И не потому, что кто-то кое-где у нас
порой чего-то недопонимает. Потому что я такой человек, что ничего
лучшего и большего я просто недостоин.

Любви на всех не хватает. Мы получаем ее по карточкам. И только
тюменское радио сказало, что «весна вступает в свои бразды правления»,
как суточный запас любви закончился и мы побрели по домам с перекошенными
лицами. О. Гурина сделала себе куколку и, назвав ее «Бог», стала
ее наряжать, требовать от нее ответа и ставить ребром фундаментальные
вопросы. «Спрашивается, зачем же Бог создал человека? Чтобы могущественное
большинство безнаказанно играло судьбами подневольного большинства
с молчаливого согласия того же Бога». Нет, Он его создал для того,
чтобы глупые тетки могли, когда им вздумается, молоть ахинею.
Мы все нуждались в любви, а куколка – в оправдании. А тут еще
в дополнение ко все несчастьям под натиском О. Гуриной рухнула
христианская мораль: автор в результате долгих рассуждений пришел
к выводу: «нельзя отрицать, что не всякое убийство безнравственно
и не всякая кража есть преступление».

Предыдущие публикации:

• Лаборатория бытийной ориентации #34. Любовь как любовная ненависть и ненавистная любовь
• Лаборатория бытийной ориентации #33. Дневник экспедиции
• Лаборатория бытийной ориентации #32. Череда странных лет
• Лаборатория бытийной ориентации #31. Неразговорчивость
• Лаборатория бытийной ориентации #30. Ницше-2002