Проза

Валька Тимофеев по естественному прозвищу Тимоха к своим сорока
годам достиг стабильного материального и общественного
положения, как планировал еще в школе. У него имелись в наличии
собственный домик в пригородном совхозе, жена Зина, державшая
Тимоху в кулаке, сын Пашка, учащийся ПТУ, корова Дашка, рыжая с
белыми пятнами, поросята, огород, энное количество кур,
кошка с собакой, простая работа, не отнимавшая много времени, и
крохотная зарплата. Средств на жизнь хватало еле-еле, но
хватало, следовательно, все было в порядке, грех жаловаться.

По вечерам, после всех трудов праведных, если силы еще оставались,
Тимоха любил мечтать о будущих двадцати или тридцати годах
спокойной, размеренной жизни, о внуках, о новых телевизионных
передачах, которые можно будет просматривать вместе с женой,
удобно устроившись на диване, о праздниках, когда
съезжается родня, пьется вино и льются песни...

В один из таких спокойных осенних вечеров (на улице уже задумчиво
собирались сумерки, но было еще светло) Тимоха услышал рев
автомобильного клаксона. Гудок несся над полями, длинный и
требовательный, он прерывался ненадолго, чтобы тут же
возобновиться, как будто усталый лось переводил дыхание и снова
подавал голос.

— Это откуда? — спросил Тимоха жену, которая тоже внимательно
прислушивалась к гудку.

— С дороги, что ли. И чего гудит? Нехорошо как-то. Будто зовет, в
самом деле... Включи телевизор, сейчас начнутся «Семейные
страсти».

Тимоха включил. Но даже необыкновенные перипетии жизни героев
сериала не смогли отвлечь его от гудка, тем более что тот и не
думал утихать, а все так же требовательно буравил холодеющий
осенний воздух над голыми полями. Тимоха еще некоторое время
пытался смотреть телевизор, но понял, что на месте ему не
усидеть. Он сердито плюнул и стал собираться, всем своим видом
показывая Зинухе, как ему не хочется идти, но вот надо, мало
ли там что... Жена прекрасно знала: ее благоверный умирает
от любопытства и готов бежать хоть босиком, чтоб не терять
времени на обувь. Ладно, пусть сходит, решила она. Надо ведь
узнать, мало ли...

— Смотри, не влопайся там ни во что! — предупредила она его грозно.

— Во что влопываться-то, Зин? — удивился Тимоха.— Я туда и обратно,
пять минут...

— Знаю я твои пять минут,— рыкнула Зина больше для порядку, потому
что Тимоха ее действительно был мужик хоть и не образцовый,
но голову на плечах имел.

Она вновь уставилась в телевизор. Хлопнула входная дверь, потом
калитка на улице. В окно Зина увидела, как ее муж покрутил
головой с высоко задранным носом, пытаясь определить, откуда
точно идет звук, а потом уверенно, словно собака, взявшая след,
припустил в сторону зерносушилки.

Еще по пути туда он сообразил, где именно находится источник
возмущения. Дорога к зерносушилке делилась, словно река, на два
рукава, и один из них вел к ближайшему леску, но, не добежав до
него, вилял в сторону и вскоре опять сливался с близнецом.
Этим отрезком дороги селяне почти не пользовались, он
медленно разрушался сам собой от весенних паводков и летних
дождей, но пока еще по нему можно было проехать. Правда, в одном
месте надо было быть начеку: сразу за крутым поворотом
неожиданно под колеса машин словно бы подстилалась огромная
глубокая лужа, почти болото, и если кто втюхивался в самую ее
середину, без буксира выбраться уже не мог.

Лужа эта существовала здесь давно. Тимоха помнил ее лет пятнадцать,
с тех пор как поселился здесь, переехав из города. За это
время сменилось три председателя колхоза, и каждый, вступая в
должность, обещал первым делом засыпать проклятую болотину,
но ни у кого из них так руки и не дошли, хотя делов-то было
чуть: привезти пяток машин грунта и щебня, и проблема
решалась навеки.

Наверное, решил Тимоха, какой-нибудь ротозей сидит там сейчас и
проклинает все на свете. На ночь глядя застрять в безлюдном
месте, где и не ездит никто — не позавидуешь.

И точно. Длинная черная машина увязла брюхом в жидкой грязи. Сидела
она хорошо, тут даже и нечего было надеяться выбраться
самому. На багажнике машины Тимоха разглядел эмблему «Мерседеса».
Немного посомневался, стоит ли вообще подходить. Вдруг это
крутые какие-нибудь, бандиты или еще что, ну их к Богу в
рай, пусть сами пыхтят. Однако за рулем сидел мужик
обыкновенного вида, чуть постарше Тимохи. Костюм, очки в тонкой оправе,
бородка. На бандита он похож не был, но, по всей видимости,
мог здесь бибикать хоть целую ночь и не давать спать всей
округе. Решив, что опасности нет, Тимоха неторопливо зашагал
к иномарке.

Мужик увидел его, приветливо помахал рукой из окошка.

— Здорово въехали, товарищ, по самые помидоры! — бодро сказал Тимоха
вместо приветствия.

— Это вы очень точно подметили, молодой человек,— сказал мужик
ласково.— Вот прямо не знаю, что и делать...

— Помощь требуется? — утвердительно спросил Тимоха, обходя машину
кругом по берегу лужи и прикидывая в уме возможности
извлечения.

— Ой как требуется. Вы не поможете ли? Я в долгу не останусь,
заплачу моментально.

— Да ни к чему,— отмахнулся Тимоха.— А вот... скажите... это у вас
какой «Мерседес»?

— Шестисотый,— ответил мужик терпеливо.— Но сейчас он, конечно, не
производит впечатления. Думаю, уже начал потихоньку ржаветь.

— Шестисотый,— с уважением повторил Тимоха и, не удержавшись,
спросил.— И как это вы так на нем ездите?

— Как? — удивился мужик.— Да как все.

И он для наглядности покрутил в воздухе руками, изображая руль, хотя
настоящий руль был прямо перед ним. Но насколько туп
вопрос, настолько нелеп и ответ.

— Или, может быть, вас интересует, как часто в меня врезаются
горбато-ушастые «Запорожцы»? Могу успокоить: до сих пор ни единого
случая. Ни единого. Иногда даже хочется, чтобы... но они
почему-то все проезжают мимо.

Тимоха засмеялся:

— Ну вот, считайте, сподобились... Да я просто никогда раньше
«шестисотого» не видел. Только слышал, читал... Вот думал иногда,
кто же на таких ездит — уж больно дорогая машина-то. Не дай
Бог разобьешь — всю жизнь не расплатиться.

Теперь засмеялся мужик.

— Понимаю,— сказал он все так же ласково и терпеливо,— понимаю. Я
тоже никак не думал, что меня занесет сюда, в лужу, в самый
неподходящий момент. Дай, думаю, сверну к лесу, шишек наберу,
детство вспомню. Опять-таки, поля, простор, осень в русской
деревне... Романтики захотелось, тонкости чувств. Вот и
попался. Заманила мать-Россия, да кинула. Здесь, представьте,
даже мобильный телефон не работает, какая-то теневая зона, не
могу вызвать помощь...

— Вот ведь как! — с восторгом сказал Тимоха.— Вам ведь теперь без
трактора не выбраться! А поздно уже, где теперь трактор
найдешь? Вы бы лучше переночевали в деревне, а завтра с утра мы
вашу машинку враз вытащим.

Мужик подумал, подумал... Хотел было вылезать из салона, открыл
дверцу, занес ногу в дорогом сверкающем ботинке над жидкой
грязью, но быстро убрал ее назад.

— Спать я могу и здесь, оружие у меня имеется,— объяснил он.— А
оставлять машину не хочется. Знаете что, молодой человек, а
может, вы все-таки найдете мне трактор? Я заплачу моментально,
сколько скажете.

Тимоха еще раз оглядел автомобиль, почесал в затылке.

— Ждите здесь, никуда не уезжайте. Я пойду попробую что-нибудь
найти. Если получится — ваша удача, а нет — значит, нет.

— Я никуда не уеду,— клятвенно пообещал мужик.— Но вы уж
постарайтесь там, скажите, что все останутся довольны.

— Ладно,— сказал Тимоха.— Постараюсь.

— Вот спасибо.

Тимоха быстро пошел назад, к деревне. Пройдя двадцать шагов,
обернулся. Мужик, лениво развалившись, сидел за рулем и прикуривал
сигарету. Одна его рука рассеянно свешивалась за окно,
пальцы ловко выстукивали по полированному металлу какой-то легкий
мотивчик. Увидев, что Тимоха смотрит на него, мужик махнул
ему рукой: давай действуй, чего встал? Время, время!

И Тимоха побежал.

Трактор он рассчитывал добыть у Сереги Захарова. Серега, чтобы зря
не гонять в совхозный гараж, часто оставлял «Беларусь» на
ночевку под своими окнами. Да и мало ли, трактор в хозяйстве
всегда пригодится. За водкой съездить или там подшабашить...
Если он и сегодня поленился отогнать своего железного коня в
стойло, то все в ажуре.

На подходе к дому Захаровых Тимоха немного притормозил, отдышался.
Все-таки пару километров отмахал без остановки. И, судя по
всему, не зря. Звук работающего двигателя обрадовал его, как
неожиданный подарок. Отлично, садись и поезжай, через десять
минут они будут на месте. А было уже почти темно и холодно.
Надо быстрее вытаскивать мужика да двигать по домам.

В кабине голенастого, с надрывающимся движком «Беларуся» никого не
было. В окнах Захаровых горел свет. Тимоха постучал ногтем в
припотевшее стекло, и почти тотчас же, откинув занавеску,
появилась жена Сереги. Кивком головы спросила: чего тебе?

— Серегу позови! — крикнул Тимоха женщине сквозь стекло.

Она отрицательно покачала головой и щелкнула себя по горлу. Так, ясно.

— Я возьму трактор на полчаса! — крикнул Тимоха, стараясь переорать
двигатель.— Верну на место, в целости и сохранности!

Женщина махнула рукой: бери. Тимоху здесь знали не первый день. До
сих пор он никого не подводил.

Тимоха влез в кабину и весело погнал по дороге трактор, который явно
обрадовался подвернувшейся работенке. Ему давно уже надоело
переводить топливо вхолостую. Хозяин не глушил двигатель
потому, что аккумулятор был плохой, слабый, и иногда
«Беларусь» жег солярку целыми ночами, так и не перевезя ни килограмма
груза и не вспахав борозды.

Тимоха гнал трактор и вспоминал историю своего переселения из города
в эти тихие места.

Все началось после армии. Он только-только женился, уже в планах был
ребенок, и тут грянула перестройка. По телевизору стали
беспрерывно показывать какие-то странные рожи, рожи вещали о
будущих плохих временах, но это было понятно и так. Раз уж
допустили таких на телевидение — пиши пропало. При взгляде на
ораторов Тимоху мутило. Кого-то из них ему хотелось побить,
кого-то отправить на лесоповал, а других — просто утопить в
нужнике.

Тимоха быстро сообразил, что жизнь в городе в смутные времена
опасна. Вырубят тебе электричество, газ, не подвезут
продовольствие в магазины — и все. Хоть людоедством занимайся. А смуту
впереди он чувствовал аж хребтом. Появились какие-то
неформалы, потом люберы. Молодежь сбивалась в банды. На южных
окраинах вдруг ни с того ни с сего возникли националисты, о которых
не слыхивали со времен гражданской войны. В общем, кому
как, а Тимохе было ясно, что страна носит в своем чреве споры
какой-то опасной болезни, и неизвестно, сможет ли
выздороветь. Поэтому Тимоха серьезно поговорил со своей молодой женой и
обрисовал ей перспективы деревенской жизни. Молоко свое,
мясо свое, говорил он, загибая пальцы. На всякий случай
выкопаем колодец. Если нет печи — сложим. Скоро будет ребенок, о
нем надо думать. Хозяйство, огород нам помогут. Обнесем дом
стеной, чтоб никто не лез, посадим на цепь собаку. Купим
ружье. И так будем жить. А если кто сунется... Тут Тимоха сжимал
кулаки и тяжело вздыхал. Что там снаружи — наплевать,
говорил он потом, успокоившись. Каждый сам пусть о себе думает.

Сначала Зина спорила. Она не понимала беспокойство мужа. Наступающие
перемены в стране казались ей несомненным подарком судьбы.
Можно слушать музыку, читать книги и смотреть фильмы, о
которых раньше и не мечтали. Да и как это может быть, чтобы
электричество отключили? Такого просто не бывает. Но всегда
ласковый и покладистый Тимоха тут вдруг проявил упрямство, сумел
переспорить жену. И они поменяли городскую квартиру на
хороший частный дом с большой русской печью. Его бывший хозяин
считал сделку для себя чрезвычайно удачной, и думал, что
Тимоха просто дурак, если уезжает из удобного города в
захолустье. Тимоха проводил его с улыбкой. Можно сказать, остались
друг другом довольны.

Родившийся в городе с душой селянина, Тимоха устремился туда, где
чувствовал себя лучше всего. Впрочем, он, видимо, так и не
стал стопроцентно своим здесь, и город забыть все же не мог.
Перенял кое-какие местные манеры, словечки, ходил в телогрейке
и кирзовых сапогах, а в голове у него зачастую было совсем
другое...

Время показало, что Тимоха был полностью прав. Даже Зина в конце
концов это признала. Она быстро привыкла к деревенской жизни,
хотя иногда для порядку скучала о прошлых временах, когда
можно было ничего не делать, а только лежать на диване и
думать, на что убить свободный вечер. Сейчас забот у нее был полон
рот, но она видела в этих заботах простой необходимый
смысл, и уже, пожалуй, ни за что бы не согласилась поменяться
обратно.

Как и планировал, Тимоха был на месте через десять минут.

Стемнело, сквозь пустоту неба проклюнулись звезды. Иномарка,
освещенная изнутри мягким желтоватым светом, была до странности
уместна здесь, в болоте. Словно всплыла фантастическая
подводная лодка, осмотрелась, прощупала чужое пространство радаром и
готовится в обратный путь.

Мужик открыл дверь и наполовину высунулся, приветственно размахивая
руками. Вот удача, вот повезло. И так быстро! Он готов был
аплодировать.

Тимоха остановил трактор у лужи, легко выпрыгнул из кабины. Зачем-то
стряхнул пыль со штанов. Улыбнулся. Чувствовал себя вроде
как актером на театральной сцене.

— Вот, как обещал. Добыл. Сейчас зацепим — и всего делов!

— Спасибо, дорогой товарищ! Вот не знаю, как вас звать-величать...

— Тимо...феев, Валентин,— сказал Тимоха, слегка запнувшись.

— Просто выручили вы меня, Тимофеев Валентин! Сколько бы я тут без
вас еще куковал...

— Да ничего страшного, все нормально,— улыбался Тимоха. Он был очень
доволен и даже рад, что все так благополучно обернулось.—
За что цеплять-то вашу игрушку?

— Там сзади, внизу должно быть...

Вероятно, мужик и не знал толком, что там у него должно быть сзади
внизу, потому что впервые эту великолепную машину приходилось
выволакивать из грязи. Он все порывался вылезти из салона,
делал вид, что вот сейчас схватит трос голыми руками и это
самое... но почему-то не вылезал. Не хотел. Тимоха это
прекрасно видел, и мужик видел, что он видит, и оба беззлобно и
как-то хорошо посмеивались, так что Тимоха даже с
удовольствием полез в грязь — уж если что-то начал делать, доведи это
сам до конца. Да и жалко ему было обуви мужика, ну а своим-то
убойным говнодавам сорок пятого калибра, знал он, ничего не
сделается.

Конечно, можно стать в позу, подождать на бережку, пока заезжий
богатей будет неумело возиться с ржавым тросом и колоть о него
руки... но зачем? Ненависти к богатым вообще, а тем более
именно к этому, он не испытывал. Этот ему ничего плохого не
сделал. А ненавидеть кого-то — значит медленно убивать себя. В
конце концов, для всех лучше будет, если «мерс» как можно
быстрее уедет отсюда и больше никогда не появится.

Так что очень скоро иномарка задом выползла из болота и, жалкая,
униженная, грязная, застыла на месте. Она готова была сорваться
по первому слову хозяина и бежать прочь, туда, где никто не
видел ее позора, да и мойка ей была необходима. А приобретя
прежний лоск, она будет рассказывать в гаражах и на
подземных стоянках сверкающим надраенным соседям: «Да знаете ли вы,
что такое настоящая-то Россия? Вот со мной однажды был
случай...».

Мужик деловито выскочил, словно чертик из табакерки. Деньги у него
уж были в руке, заготовлены. Быстрее, быстрее... прочь
отсюда. Но еще нужно соблюсти хоть какую-то видимость приличия,
благодарности.

— Э-э... вот, возьмите. Надеюсь, используете с умом. Спасибо,
Валентин. Слава богу, еще попадаются такие люди, как вы. А то нам
приходилось бы совсем трудно.

— Да чего там,— говорил Тимоха стеснительно. Он стоял как перед
начальством, по стойке «смирно», и всем корпусом уклонялся от
денег, которые мужик ему пытался всучить. После нескольких
попыток мужику удалось запихать купюры в нагрудный карман
Тимохи.

И сразу, видно было, почувствовал он себя лучше. Заплатил, значит
как бы купил чужое время и труд, стал их хозяином. Даже
отчасти хозяином человека, потратившего время и сделавшего работу.
В полутьме очки его бешено блеснули. И, наверное,
неожиданно для самого себя стал очкастый чего-то заговаривать с
Тимохой совсем другим тоном, другим языком, каким следовало, по
его понятиям, говорить с простым человеком, много ниже.

— Один живешь-то, Валя? Хозяйка-то, баба есть?

Тимоха забеспокоился. Чего тебе надо? Ехал бы лучше...

— Есть хозяйка. Дома ждет.

— Как зовут? — подмигнул мужик, кривовато улыбаясь.

— Жену-то? А Ленка. Елена, стало быть,— бодро соврал Тимоха,
подстраиваясь, и даже не покраснел. Соврать сейчас в очки прямо
этому жуку было Тимохе не противно.

— Красивая?

— Ну!..

— Любишь?

— А то как же,— Тимоха едва удержался, чтобы не добавить язвительное
«Ваше благородие», но нельзя было — пусть уж дурачок
наиграется, скорее отстанет.

— И часто?

Тимоха усмехнулся, глядя себе под ноги.

В принципе, почти ночь, кругом никого... Он оглянулся по сторонам.
Можно трактором затолкать машину обратно в болото. Никто
ничего не узнает. Ну, пропал человек за городом. Случается.

Мужик вдруг что-то понял, прочитал в полутьме в глазах Тимохи, или в
движениях его на секунду показалось нечто настоящее,
грозное. Как-то сразу подобрал мужичок нависшее через брючный
ремень пузцо, отшатнулся поближе к своей черной подводной лодке.
Ему стало очевидно, что вот прямо здесь он может и остаться
навеки, и никакие деньги не спасут, нет у них сейчас ни
капли силы. Неловко переступил с ноги на ногу, промычал:

— Н-ну...

— До свидания,— смущенно приказал Тимоха.

Мужик все же быстро-быстро похлопал его по плечу (отважился), словно
пыль сбивал, кинулся за руль и укатил, напоследок издав еще
один долгий гудок. Тимоха поднял ему вслед руку, а другую
упер в бок. Немного постоял, посмотрел, как огни машины
исчезают за поворотом.

Ну что, пора домой. Отогнать трактор — и под бок к Зинаиде. Ждет
давно, ей ведь тоже интересно. Рассказать — не поверит.

Деньги вот только были не заработанные, чужие — одно плохо. За
помощь денег вообще не берут. С другой стороны, у этого гуся
пшена не убавится. А Тимохе сейчас копейка ой как была нужна,
позарез. Так что ладно, чего уж. Да ведь э т о т чуть не силой
впихнул. Еще обиделся бы, пожалуй... Тимоха немного хитрил
сам с собой. Ну да ладно. Сделано — сделано.

Через полчаса, грязный, усталый и страшно довольный, он был дома.
Жена встретила его в сенях, кутаясь в платок.

— Ну что, что там было-то?.. О-о, да ты весь увозился, нехристь!
Марш мыться, потом расскажешь.

И еще минут через двадцать Валентин, умытый, с расчесанными волосами
сидел на кухне, обжигаясь, прихлебывал из граненого стакана
чай и торопливо повествовал супруге о недавних
приключениях.

— Я ему говорю: пойдем в деревню, переночуешь по-людски. А он: нет,
машину не брошу. Хотел я уж плюнуть, черт с ним, думаю, да
пожалел.

— Ну и дурак,— сказала Зинаида.— Что он тебе — брат, сват? Вот
такие-то всю жизнь на нас, глупых, и ездят, да знай себе
погоняют. У них денежки в кармане, у нас суп со слезами.

— Да ладно,— сказал Тимоха.— Тоже ведь человек. Потом, он мне даже заплатил...

— Сколько? — оживилась супруга.

— Да не знаю. Я еще и не смотрел, вон там в кармане... Как украл я
эти деньги, что ли.

— Не дури. Ты работал? Работал. Значит, деньги честные. А ну,
посмотрим, сколько он тебе отвалил от своих-то щедрот.

Зинаида обшарила Тимохин пиджак, вытащила купюры и поднесла их
поближе к свету. Надолго замолчала. Тимоха уж решил, что мужик
ему дал совсем мало, или бумаги простой подсунул. Но тут
супруга произнесла чужим голосом:

— Валь...

— Ну?

— Смотри-ка, чем он с тобой расплатился.

И Зина положила на стол перед Тимохой четыре одинаковые зеленые
бумажки. На каждой из них был портрет какого-то неизвестного
деятеля, цифра «50» и надписи на иностранном языке.

— Это чего? — спросил Тимоха, подняв голову и близоруко щурясь на
жену.— Доллары, что ли?

— Доллары,— эхом повторила Зинаида и быстро, со страхом глянула в
окошко.— Валюта.

— Двести долларов? — не поверил Валентин.— За что?

— Надо спрятать. Если настоящие... это ж сколько же в рублях-то
будет? Тысяч пять, поди-ка, или больше. С ума сойти. Валь, а он
не это... не псих какой-нибудь? Еще вернется сейчас, скажет:
украли. Чего делать-то будем?

— Да не похож он на психа. Деньги заранее отсчитал, еще в машине, а
у него там светло,— оторопело припоминал Тимоха.— Используй,
говорит, с умом. Он ведь не знает, где я живу, в каком
доме!.. Ну, надо пока оставить, пусть лежат, если вернется —
отдадим...

— Пусть лежат,— согласилась Зина.— Ну их к черту. Не было никогда и не надо...

Продолжение следует.