Литературная критика

/Брюс Стерлинг «Распад», Екатеринбург: «У-Фактория», 2003/

Типичный представитель своего

бодрого, L-гармоничного народа.

Владимир Сорокин.

«Голубое сало»

Не заладилось – так можно кратко охарактеризовать атмосферу и
содержание книги Брюса Стерлинга «Распад» (оригинальное название
«Distraction», наверное, можно было бы перевести и как «Сумасшествие»
– поскольку сумасшествия в романе едва ли меньше, чем распада).
Не заладилось – это же можно сказать и об исполнении творческого
замысла автором; по крайней мере чтение этого большущего, в 630
страниц толщиной, романа – дело непростое, сродни бегу с препятствиями
по пересеченной местности. Вы бежите (бегло читаете), и они (препятствия)
бегут вместе с вами. То же самое происходит и с главным героем.
То есть, хорошо оформленная внушительная книга из прежней серии
«Киберtime/fiction» и ее уважаемый и вполне стильный автор имеются,
а вот, увы, что-то все же не заладилось – распад какой-то на линии
автор-читатель. Написанный Стерлингом двумя годами позже, в 2000-м,
«Zeitgeist» в два раза тоньше, в два раза динамичнее, в два раза
цельнее и продуманнее «Распада». С писателями-фантастами, кажется,
так бывает гораздо чаще, чем с какими-нибудь искусно маскирующимися
за приемом постмодернистами. «Распад» – это именно фантастика.
Странная стерлинговская фантастика. Поэтому – не все так плохо,
как я иzложил выше.

Действие романа происходит в районе 2050-х годов в сильно изменившихся
(подурневших, обедневших, приунывших) США. Если раньше героями
«отца киберпанка» были аристократы-дипломаты из наиотдаленнейшего
будущего («Схизматрица»), то на этот раз героем стал молодой американский
политик, глава сенаторской предвыборной кампании, гений политического
пиара. Он – сын знаменитого голливудского актера-режиссера, приемный.
А по своей природе он – клон, выращенный в искусственно созданных
маточных тканях в колумбийской нелегальной генной лаборатории.
Оскар Вальпараисо зовут его. У него имеются дыры в ДНК, что и
обусловило ряд его незначительных физических отличий от рядовых
граждан. Основная метафизическая проблема его социальной адаптации
– то что он фактически не был рожден. Всё это, однако, не мешает
ему быть патриотом и искренне желать Америке выбраться из политического
абсурда, экономического краха, социального тупика и экологического
дисбаланса, в которые столь скоро угодило некогда могущественное
государство, «мировой полицейский». В мировом океане прибавилось
воды, а Голландия находится с США в состоянии холодной войны,
вот-вот грозящей подогреться до настоящей. Помимо законодательной,
судебной и исполнительной власти в Штатах правят бал множество
ЧК – Чрезвычайных Комитетов. Армия, в том числе некогда элитные
ВВС вынуждены заниматься вымогательством средств у рядовых граждан,
чтобы как-то кормиться. Дороги и непригодные для нормальной жизни
земли заполнены ордами маргинальных кочевников (в романе они почему-то
называются «пролы») – явившихся не иначе как из фильма «Безумный
Макс». Технологии достаточно развиты, но экономически обесценены
коварными китайцами. Все существуют наполовину в Сети, и жизнь
без лэптопа даже у безработного бродяги – это нонсенс. В некоторых
штатах есть приватные города, не подчиняющиеся законам. Территории
вроде Луизианы и всего, что вокруг нее – сплошь болото. Животных
выращивают уже в основном ученые и преимущественно для богатых
покупателей. СПИД и рак побеждены, но генофонд человечества получил
крепкий удар со стороны генетически модифицированной пищи. В стране
два президента: старый еще не ушел, а новый уже действует. Новый
президент – коренной американец по фамилии Два Пера. Да, и еще
– белых американцев считают отщепенцами и национальным меньшинством.
Добро пожаловать в середину 21 века!

В принципе, Стерлингу не имело смысла расписывать все эти его
футуристические техно-социо-политические прозрения на всю длину
гипертрофированного и почти нескончаемого сюжета. Это выглядит
откровенно скучно, хотя и самоуверенно. Раньше Стерлингу удавалось
в коротеньком рассказе, стилизованном под историко-публицистическую
статью из журнала будущего, с юмором и проницательностью приоткрывать
дверь в будущее, намекая на множество иных дверей в настоящем.
За что, собственно, и был уважаем Стерлинг. Из крупного формата,
отягощенного эпическим сюжетом, верхом его взлета была все-таки
«Схизматрица». Из таких книг при определенной сенситивности можно
и не вернуться. С «Распадом» все сложнее, потому что – не заладилось.

Читается неровно. Вот вроде бы что-то начинает вырисовываться,
но куда-то задвигается и пропадает. Вот читатель только что изрядно
зевал, но вдруг действие рывкообразно дергается на иной уровень.
Вот пафосные политические кульбиты героя уже набили оскомину,
но вдруг автор жестокосердно бросает свою креатуру в экзотичные
объятия новой любви. Все это длится долго. Слог завораживает только
иногда. Кажется, что писалось все это сразу, без предварительных
планов и схем, под спорадический гимн «Машины времени» «Новый
поворот, что он нам несет».

И так же вдруг, уже где-то на пятисотой странице главный герой
в разговоре с неглавным персонажем описывает всё с ним происходящее
(т.е. сюжет романа), все события последнего времени как сверхсимметричную
фрактальную фигуру – практически идеально выстроенную схему самоподобий
разного масштаба, от личной ситуации до глобального мирового контекста
и абстрактных когнитивных структур. В этом месте всё очень загадочным
образом встает на свои места, и на роман еще пару страниц смотришь
иными глазами. Затем распад продолжается. Вялость сюжета снова
чередуется с социо-политическими пророчествами и уже поднадоевшей
манерой диалогов. Фрактальная мета-композиция книги забывается
(и забивается) под гнетом тяжкой повинности продолжить сюжет и
свести хоть какие-то концы с концами. Нет, в романе сотни забавных
научно-популярных мелочей, десятки остроумных метафор и сравнений,
всё фирменно-стерлинговски. Но ощущение тяжеловесности и избыточной
поучительной правдоподобности – неизбывно. Видимо, это тяготило
и самого Стерлинга. Потому в «Zeitgeist» он стал лаконично-ироничен,
загадочно-недосказан, беззаботно-свободен; прелести постструктурализма
стали для него как бы важнее парадоксов кибернетики с генетикой
и элитарных политических «типель-тапелей».

Есть, правда, у романа «Распад» еще одна метафорическая линия.
Это линия Раздела. Схизы. Шизофрении. Мозгораздельного шва. И
здесь, учитывая «фантастический» уклон моих последних рецензий
и вспоминая роман Ф.Дика «Помутнение», можно сказать, что классики
американской фантастики второй половины ХХ века приходят в русские
дома с вестью о шизоидности людской реальности. Ну, не то чтобы
шизоидности тотальной, но – вероятности раздвоения на любом из
уровней рассмотрения мироздания. В «Распаде», в конце концов,
бодрый и позитивный Оскар Вальпараисо, сделавший неплохую для
клона карьеру, сталкивается с новым когнитивным алгоритмом – когда
каждое мозговое полушарие способно работать автономно и самостийно.
На уровне государства американского Схиза имела в основном отрицательные
коннотации, вплоть до того, что краснокожий президент оказался
двойным геополитическим агентом. Но ДНК-измененный главный герой
с присущим ему оптимизмом открывает для себя положительные перспективы
шизоидного сознания. Земля, как водится, становится на пороге
новой эры. Все улыбаются…

Обобщая сказанное в фигуральную сентенцию, замечу: Брюс Стерлинг
в «Распаде» усердно старался, но пара-тройка бесспорных жемчужин
замысла так и не обросла привлекательной литературной оправой.
Так что жемчужины надо бы доставать отдельно, но в литературно-художественном
отношении это будет лоботомии подобно.

«- Я не родился в Америке. Если уж быть совсем точным,
я не родился вообще. Но я работаю на наше правительство, потому
что верю в Америку. Я отношусь к тем, кто верит, что наше общество
– уникально. И у нас особая роль в мире.

Тут он с силой хлопнул ладонью по лабораторному столу.

- Мы изобрели будущее! Мы создали его! И когда другим
удавалось использовать наши достижения или торговать ими намного
лучше, чем нам, то мы изобретали кое-что еще более удивительное.
Нам свойственна предприимчивость, у нас она была всегда. И когда
требовалась смелость, доходящая даже до жестокости, она у нас
была – мы не только сделали атомную бомбу, мы использовали ее!
Мы не какое-то там сборище набожных, распускающих нюни красно-зеленых
европейцев, которые стремятся к безопасности в мире ради их модных
бутиков! Мы не конфуцианцы с их социальной инженерией, которые
готовы любоваться еще две тысячи лет на массы людей, убирающих
хлопок! Мы нация, которая держит руку на пульсе космической механики!»

Я выбрал самый экспрессивный кусок из диалога героя с его возлюбленной
(!). Этакий W.A.S.P.-овский Дугин. Учитывая, что герой – очень
сдержанный малый да еще латиноамериканских кровей, убежден, что
цитата вызовет у сенситивных читателей лютый интерес.

_____________________________________