Проза

фрагмент романа «Лучший способ защиты»

Странную роль играют сны в моей жизни. Нечасто, но бывают они
вещими. Или просто в руку. Или приснится сон – вроде бы непонятно
к чему, а пройдет какое-то время, и уж поймешь все.

Показывают мне их без всякой системы. Бывают ночи полностью темные,
когда спать тяжело и скучно. Одно только и утешает тогда – что
спишь. Отдыхаешь как бы. А иногда вдруг закружит и понесет черт-те
куда, сорвавшись с цепи...

Накануне того дня, точно помню, видел сон с продолжением.

Убегали втроем по грязному, перевороченному осеннему полю от преследователей.
Кто были эти преследователи, понятия не имею – может, менты, может,
духи, а то и просто немецкофашисты. Главное – враги, и я от них
утекал, только ветер выл в ушах.

А началось все с того, что у нас взялись проверять документы и
обыскивать. Почему, зачем, с какой стати? Неизвестно. Сон. Так
вот, у меня-то ничего такого не было (чего?), а те двое, с которыми
вместе меня задержали, сначала долго отнекивались и кричали, что
у них тоже ничего нет; но когда их все же обыскали, офицер злобно-иронически
спросил: «Значит, ничего? А это что такое?» – и ткнул одному пальцем
за пазуху.

Тот понурил голову, но сейчас же вскинулся и стал врать, что э
т о не его, он э т о только что нашел в кустах... Офицер, не слушая,
отмахнулся, и нас затолкали в комнату на втором этаже какого-то
просторного здания. Дверь захлопнулась, тот, у кого нашли нечто
противозаконное, сразу начал ощупывать оконные рамы. Решеток на
них почему-то не было. «Бежать!» – вымолвил он одними губами.

Я воспротивился. Тогда он с жаром стал убеждать меня, что бежать
придется, ничего хорошего нас здесь не ожидает, что вещь, найденная
у него, изобличает нас полностью и наказание будет одно для всех,
а какое – понятно. Разбираться никто долго не станет, не те времена.

Я выглянул в окно. Пусто. Ни единого охранника. Мы спустились
по наспех сооруженному из штор канату, один за другим, и скрылись
в зарослях шиповника. В это время из окна раздался крик, злобная
ругань, затем оттуда по пояс высунулся давешний эсэсовский офицер
и выпалил из огромного маузера, как показалось, мне прямо в лоб.
В следующую секунду я летел, стараясь не упустить из виду спины
своих товарищей. Они мелькали впереди, среди листьев и веток.
Потом началось поле.

Тут я ненадолго проснулся. Было еще рано, я полежал немного с
закрытыми глазами и опять уснул, повернувшись на другой бок. Тогда
началось продолжение, снова возникло перепаханное голое осеннее
поле. Мы по-прежнему убегали.

Спустилась ночь. Висела сырая кисея тумана, под ногами чавкало.
Тусклый свет фонарей, редко стоявших вдоль близкой дороги, иногда
выхватывал из тьмы оскаленные рты уставших людей. «Стойте!» –
крикнул я. Мы враз остановились, тяжело дыша и кивая головами,
как загнанные лошади. Над городом, оставшимся позади, полыхало
зарево и слышалась стрельба.

«Нужно остановить машину и уехать подальше отсюда!» – сказал я.
Этот план показался моим товарищам гениальным. Странно, что раньше
никто из нас не догадался. Но пока мы шли к дороге, я вдруг подумал:
«Что я делаю? Ведь о н и наверняка сообщили о нас по радио, и
все машины обязательно будут проверять!». Я не успел высказать
это вслух, потому что услышал треск подъезжавшего автомобиля,
по нам чиркнул луч прожектора. «Ложись!!!» – шепнул я, сорвав
глотку. Мы упали в канаву и затаились.

Машина встала. Луч пошарил в поле и убрался. «Ничего нет, показалось!»
– услышали мы. «Посмотри вон в той канаве.» Я сделал знак, чтобы
ребята ползли за мной – успел заметить, канава эта впадала в какую-то
более обширную канаву (речку?), там можно было спрятаться как-нибудь.

Едва мы исчезли из пределов видимости, как солдат подошел туда,
где мы только что лежали, поправил круглые очки, осмотрелся, хотел
зажечь спичку, сломал ее, чертыхнулся и пошел назад, перекидывая
автомат за спину.

Он остановился у дверцы фургона. «Темнотища, не видать ни зги».
– «Черт с ним, поехали. Поймают и без нас. Деваться им некуда,
везде заставы». Лежа по горло в ледяной воде, я выслушал этот
диалог и заполз на берег, повыше. В тумане глухо клацнула дверь,
взревел мотор, и автомобиль умчался дальше по дороге. Тогда из
воды выползли и мои ребята – мокрые, озябшие, жалкие.

Здесь сон кончился. А дальше происходило вот что.

В понедельник меня уволили из конторы, как самого низкоквалифицированного
работника. Они вполне могли, как стало ясно (да и давно было ясно),
обойтись без меня. Ну, держали, пока с деньгами все было нормально,
а вот пошли неплатежи, тут и лафа разом кончилась. Рынок, он диктует
свои законы. Выживает сильнейший, и тэ дэ. Словом, человек человеку
не друг, не товарищ и никоим образом не брат. Если только не брат.

Устроиться в другое место я не смог. У меня только и было за плечами,
что детдом, несколько лет гульбы, случайных заработков, потом
армия, война, и еще несколько лет, которые я провел, вечерами
занимаясь спортом, а днем изображая подсобника в разных полусонных,
засиженных мухами конторах. Вот из одной такой меня и вышибли
– правильно, в общем-то, сделали, только денег теперь не стало,
а кушать привычка сохранилась, дурная, знаю, но мы же все рабы
дурных привычек: кто курит, кто в носу ковыряется...

В охрану идти я не хотел, не знаю почему. Подозревал, наверное,
что все эти расплодившиеся частные агентства есть не что иное
как филиалы мафии. В общем, так оно и было чаще всего. Я валялся
на диване и ждал своего времени, как куколка ждет того момента,
когда у нее вырастут крылья и можно будет летать, свободно и счастливо,
посылая всех уродов подальше со своих блистающих высот.

Мне по душе вот что: большое физическое усилие за короткий промежуток
времени. Короче говоря, что-то вроде подвига. Если же дело затягивается,
пропадает интерес. Идеальный вариант такой: сделал дело – тут
же получи за это деньги. Долго и скучно работать и работать за
некие смутные блага, обещанные тебе в далеком будущем, да и то
лишь при определенных обстоятельствах... я в это просто не верю.
Подвиг предпочтительнее. Подвиг, творчество, воспарение духа.
Как раз этого сейчас нигде нет. Сейчас нет ничего, кроме пустых
обещаний и надежд...

Значит, надо идти на биржу, там платят какие-никакие, но деньги,
с голоду помереть не дадут первое время. И я уже совсем было собрался
идти стоять в эту очередь, но тут ко мне подвалил вербовщик. Подгадал,
гад, выбрал момент. Приди он месяцем раньше, я бы и слушать не
стал, на хрен оно мне нужно все снова начинать...

Но он пришел вовремя.

Сначала я думал, он агитирует меня во французский Иностранный
легион, в Африку или еще в какое-нибудь подобное теплое местечко.
Я сразу решил отбрыкаться от вербовщика, сколько бы он ни предложил,
но все оказалось гораздо проще и одновременно сложнее.

Он представлял здесь интересы организации, набиравшей бывших спецназовцев
для участия в проекте, который для краткости назывался у них «Мировая
война 2,5». Я сходу не въехал, в чем же тут хитрость и подвох,
но, прочитав несколько рекламных буклетов, разобрался. Вот их
примерное краткое содержание.

Современная война – странная штука. Наиболее удивителен в ней
азарт, с которым люди друг друга уничтожают. И это главное.

Раньше все было несколько иначе. Классическая война – грязные
обледеневшие окопы, кровавые бинты, вши, плохая пища и необходимость
каждый день и каждую ночь, двадцать четыре часа в сутки, спасать
свою жизнь. Внезапность нападений, вероломство, реки крови и столько
горя, что этого никто не в силах даже представить себе.

Но время не стоит на месте, прогресс движется вперед семимильными
шагами. Мир изменился. Он стал более просвещенным, цивилизованным
и гуманным. Напринимали разных мирных обязательств, заключили
договора, и уже ни один диктатор не смеет пальцем шевельнуть без
того, чтобы соседи не заинтересовались и не начали предъявлять
свои претензии.

Когда-то все было проще. Захотел воевать, объявил об этом (или
не объявил, какая разница?), ну и применяй тактику и стратегию,
насколько позволяют таланты. Нынче же войны практически запрещены
законом. Имеются в виду крупные войны. Войны между достаточно
большими государствами. Малые-то всегда были, и еще долго сохранятся.
А, например, между Россией и Америкой. Нам долго рассказывали
про ядерный паритет, что только из-за него войны не было, а то
бы мы им показали кузькину мать. Они, наверное, думали так же
– если бы не бомба, не угроза погибнуть всем миром, давно бы завоевали
этих дикарей, и делу конец.

Но драться никто не хотел по причине невероятной дороговизны войны.
Никто не хотел терять достигнутый материальный уровень, они –
высокий, мы – низкий, а потому еще более дорогой. Человечество
узнало, что такое жизнь в относительном комфорте, и не пожелало
сменить ее на пещерное существование. Правда, сохранилась опасность
большой религиозной войны, способной откинуть нас в те времена,
когда даже пещер еще не изобрели.

Сегодня, однако, не запрещено иметь вооруженные силы, и вот поэтому
войны до сих пор продолжаются, вспыхивая время от времени даже
там, где никто их уже не предполагал, как в самом центре Европы,
в той же Югославии, например. А может, не исчезли они по какой-то
другой причине. Возможно, просто таков уж человек по природе своей,
что он иногда должен за кем-то погнаться и придушить. Нечто вроде
нервной разрядки.

Современная большая война отличалась бы от предыдущих тем, что
воевали бы не за новые территории, новых рабов, новые ресурсы
и рынки сбыта, не для того, чтобы получить контрибуцию. Воевали
бы для того, чтобы противника просто больше не было на земле вовеки
веков, и воевали бы до конца. Мир, который, казалось, вот-вот
должен был объединиться, вдруг погряз во взаимной ненависти и
нетерпимости. Темные животные инстинкты вылезли из-под улыбчивой
маски.

И вот потому несколько обеспокоенных крупных стран, объединившись,
провели специальные исследования и создали фонд, который нанял
людей, составивших группу мозгового штурма, и группа выдала схему
возможного решения проблемы.

В течение нескольких последних лет ее начали испытывать.

Значит, схема следующая. Солдаты двух или более противоборствующих
сторон развлекаются дома, в своих бардаках, а правительства их
в это время заключают договор с какой-нибудь Монголией, чтобы
та предоставила им на несколько дней пустыню Гоби. Даются, конечно,
гарантии того, что не произойдет радиоактивного и прочего гнусного
заражения. Используется лишь «обычное» оружие. Хотя оно теперь
даже гнуснее ядерного.

Итак, договор подписан. Трубит труба, самолетами производится
переброска войск в шанхайские отели, и до утра город гудит в предвкушении
завтрашних игр. Будущие противники гуляют по улочкам, посещают
рестораны и прочие заведения, пьют на брудершафт. Все прекрасно.

Утром их забрасывают в пустыню, и там они начинают охотиться друг
за другом, применяя всю мощь современной техники нападения и защиты.
А она так разнообразна...

Вечером снова гремит труба, оружие убрано в чехлы, солдаты возвращаются
в отели, отмываются, отсыпаются. Те, кто ранен, могут прекратить
или продолжать игру. Те, кто убит, уже ничего не могут. Друзья
пьют за их упокой за одним столом с теми, кто их угробил. Игра
есть игра.

Завтра все повторится. Этот контраст так соблазнителен! Днем ты
убиваешь и обливаешься потом, а вечером гуляешь в полной безопасности.
Это не война, но и не игра. Именно то, что нужно сегодня. Золотая
середина.

И все довольны. Правительства испытывают новое оружие. Ребята
самоутверждаются и экстремально круто проводят время. Китаянки
любят героев за хорошие деньги. Редкоусые монголы собирают в пустыне
металлолом и имеют с этого неплохой навар. Владельцы отелей и
ночных баров наживаются сверх всякой меры. Семьи убитых получают
компенсацию.

Так что все в порядке – войны нет, а цели достигнуты. Если сумел
доказать свое превосходство в этой игре, считай, что победил в
Европе. Отличный выход для всех. И главное – как соответствует
гуманному, прогрессивному духу времени! Вместо того чтобы тратить
на войну бесконечные деньги и скудные людские ресурсы, расходуется
лишь ограниченное количество денег и... добровольцев, опять-таки
за деньги подписавших контракт. То есть война происходит не в
области массовой психологии, а в конкретной экономической плоскости,
как было и всегда, в добрые старые времена.

Хочешь мира – готовься к войне. Доверяй, но проверяй.

У правительств была еще затаенная мысль с помощью этого проекта
«спускать пар», заманивать туда деньгами и бешеной рекламой в
основном людей неблагонадежных, вышедших из тюрьмы рецидивистов,
осатаневших ура-патриотов, смутьянов, не знающих, куда девать
накопленную злость. Пусть выплескивают ее с пользой – а не вернутся,
так еще и лучше. Но все это чуть позже, когда дело хорошенько
раскрутится.

Планировали даже, в случае успеха проекта, сделать войну чем-то
вроде спорта, где были бы свои герои, любимые команды, сборные
разных стран и, разумеется, мировые чемпионаты. Кое-кто замахивался
уже, чтобы организовать Боевые Олимпийские игры, как бы дико это
ни звучало. Кого заинтересуют прыжки с шестом, когда по другой
программе транслируют рукопашную схватку двух рот суперпрофессионалов-коммандос?

Гладиаторские бои на законном основании! это сулило такие деньги,
что инвесторы уже заранее выстроились в очередь.

О спорт, ты мир!

Но пока еще лекарство рано было запускать в массы. Шло его тщательное
тестирование. Как всегда, понадобились много добровольцев.

Эти микровойны широко не рекламировались, хотя происходили уже
в течение нескольких последних лет. Параллельно шли и войны настоящие,
но это лишь подчеркивало разницу между ними. Наблюдатели, побыв
некоторое время, допустим, в боснийских окопах, приезжали на микровойну
и впадали в нирвану, видя портативные переносные нужники в каждом
взводе, строго ограниченный четырехчасовой боевой день (два часа
утром и два вечером, больше – за оплату в тройном размере), и
в то же время жестокие штрафы за каждую брошенную тряпку или бумажку.
Для того чтобы вывезти раненых, боевые действия прекращались,
и все вместе – «синие» и «зеленые» – помогали друг другу, спасали
своих товарищей.

В череде экономических кризисов последнего времени наше государство
или не смогло или посчитало лишним финансировать свою часть этого
проекта, хотя все уже было организовано и реально работало, и
его выкупила (а может, просто приватизировала) некая частная структура.

Я клюнул на эту приманку, потому что мне показалось – вот оно,
место для подвига! Вот вновь ожившие правила благородных рыцарских
турниров во всей своей красе! Вот суровая мужская работа, имеющая
глубокий изначальный смысл и в то же время не лишенная занимательности
великолепной игры, щекочущей нервы! Вот дело, дающее возможность
заработать хорошие деньги. Вот способ сделать наш мир лучше и
безопаснее.

Я клюнул на это. У меня не возникло и тени сомнения – соглашаться
ли. Что ждало меня здесь? Жалкие гроши пособия или бессмысленная,
никому не нужная работа, к которой испытываешь только отвращение.
И я согласился. А через месяц уже сидел в тех самых окопах.

Я провел там около трех недель, убедился, что романтическая белиберда
– это всего лишь шелуха на поверхности, но получил свои деньги,
вернулся и основал заначку на черный день. Потом сделал еще одну
ходку, вернулся и пополнил заначку. А третий раз оказался не таким
удачным.

На бруствере не было травы – ее всю посрезало пулями. Бой здесь
шел сильный. Внизу, на дне, лежал человек с ладонями, выпачканными
землей, и открытым ртом. Во лбу его краснела дыра, вокруг которой
неторопливо ползали мухи.

Я спрыгнул вниз, разогнав мух, и принял из рук Николая ручной
пулемет. Он тоже спустился. Вдвоем с ним, поднатужившись, мы подняли
труп и уложили на другую сторону окопа. Теперь этот окоп будет
служить совсем не тем, кто его вырыл. Теперь он наш. Оборона развернулась
на сто восемьдесят градусов. И бывший хозяин станет нам дополнительной
защитой.

Мы проделали все это молча, а потом, усевшись внизу, присыпали
землей еще не засохшее кровавое пятно и расставили поудобнее свои
припасы. В ожидании контратаки заговорили.

– Прямо в середину лба,– сказал Коля. В его голосе я уловил некоторое
даже восхищение – дескать, вот как бывает.– Ловко это у тебя получилось.

– А ты думал, я грудью на амбразуру лягу?

– Нет, не думал,– сказал Коля.– Я же знаю, что ты хороший снайпер.

– Этому повезло,– заметил я.– Он даже ничего не успел почувствовать.

– Теперь в него будут стрелять свои,– сказал Коля.

– Ну, целиться-то они будут в нас.

– Не попадут.

Он выставил перископ и стал наблюдать. Я связался по рации с командиром
роты. Тот был зол – его все время дергали из штаба батальона.
Я доложил обстановку на нашем участке. Ротный велел дождаться
контратаки, пострелять немного и отходить, потому что планы переменились.
Я сказал, что с превеликим удовольствием. К тому же скоро обед.

– Про обед забудь,– сказал ротный.– Для тебя есть одно особое
дело... Как только вернешься – в штаб. Так что лучше похавай сейчас,
пока не началось. Все.

– А вдруг вообще не начнется?– спросил я у замолкшего микрофона.

– Куда оно денется?– ответил мне Коля.– Давай-ка, правда, пожрем,
а то неизвестно, что это за задание такое он придумал. Не пришлось
бы ночь не поспать.

– Хорошо еще, что у нас нарядов никаких нет,– заметил я.– Ни тебе
столовой, ни караулов. Вот, помню, в восемьдесят восьмом году
в Афгане...

– И не говори,– поддержал он, одновременно прекращая поток моих
ностальгических воспоминаний.– А то бы я сюда не поехал.

Сам он в свое время охотился в чеченских горах за боевиками, но
рассказывать об этом не любил.

Я снял ботинки, чтобы ноги проветрились. Климат здесь вплотную
приближался к тропическому, а последние полтора часа мы только
и делали, что ползали, бегали да стреляли.

Мы с Колей оказались на самом острие клина. Тактика действий в
этой операции отводила главную роль мелким ударным группам – двойкам,
таким, как наша. Противник только что бежал отсюда, понеся потери,
и сейчас, видимо, собирал силы, чтобы отбить свои позиции. Коля
тщательно наблюдал за происходящим. Хуже всего было то, что нас
могли взять в клещи и отрезать от своих – мы слишком далеко влезли
в чужую оборону.

Над близкими вражескими окопами стояло ничем не замутненное солнце,
и это мешало нам. Хорошо, что у нас оптика не дает отблеска –
могли легко засечь и вдарить как следует. Но вроде бы никаких
особых передвижений там не наблюдалось. Пока все было спокойно.

Коля вскрыл ножом две банки тушенки.

– Давай по очереди. Сначала ты, а я постерегу.

Он без лишних слов начал есть. Я забрал у него перископ.

Солдаты противника мало-помалу собирались. Как я заметил, с тыла
к ним начало прибывать подкрепление. И весьма мощное.

– Готовятся,– сказал я.

– Это хорошо,– облизав ложку, заметил Коля.– Раньше начнут – раньше
мы вернемся. Давай жуй, я посмотрю.

– Только аккуратно, не высовывайся...

– Ладно, ладно, знаю.

Я отдал ему перископ, сел на рюкзак, устроился помягче и съел
всю тушенку дочиста. Война, как я заметил, хорошо влияет на аппетит.
Приучаешься жрать все подряд без разбора. Я запил тушенку водой
из фляги. Вода нагрелась и отдавала железом, но все-таки это была
вода в жаркий день, после тяжелой работы.

– Ну как там?– спросил я Колю.

– Идут,– спокойно ответил он.

– Что же сразу не сказал?

– Это еще не повод, чтобы ты остался голодным.

Я посмотрел. В нашу сторону двигалась небольшая группа, человек
семь. Разведка. Вполне возможно, что она превратится в разведку
боем. Хотят посмотреть, что тут у нас и как.

До них было еще далеко. Я сменил магазин автомата на полный. Коля
уже выцеливал кого-то.

– Думаю, там офицер,– сказал он.

– Попадешь?

– Надо попробовать. Деньги не лишние.

Тому, кто выведет из строя офицера, полагалась хорошая премия.
Но и офицеры здесь получали – дай Бог, так что охотники не переводились.

Я поднял к глазам бинокль. Коля выстрелил. Офицер упал. Словно
фигурка в тире.

– С тебя полбанки,– сказал я.

Разведчики попрятались. Впрочем, они и раньше не очень-то высовывались,
Коле просто повезло заметить их вовремя. Их не было видно минуты
две, потом, укрываясь за чем придется, они двинулись в нашу сторону
короткими перебежками. Наверное, дождались картинки со спутника
и засекли, где мы сидим. Значит, пора отсюда уходить. Если у них
есть где-нибудь поблизости хоть один миномет...

Я дал очередь, не целясь. Знал, что не попаду. Нужно было просто
задержать их.

По рации нам приказали отходить.

– Все, уматываем,– сказал я Коле.

– Надень ботинки,– кинул он мне через плечо, снова целясь в кого-то.

Я чертыхнулся и стал натягивать ботинки. Совсем забыл про них.
В спешке даже перепутал.

Нас засекли уже точно и больше не давали высовываться. Отвечали
мы теперь редко.

– Я вот думаю,– сказал Коля,– что где-нибудь там один хороший
парень сейчас наводит миномет по компьютерной карте. Много нам
не понадобится – всего одна маленькая хвостатая минка.

Я и сам давно думал о том же. Схватил автомат, рюкзак и скомандовал:

– Назад!

Коля вылез из окопа и спрятался за остовом сгоревшего грузовика.
В это время я длинной очередью заставил разведчиков прижаться
к земле и замолчать. Потом Коля выставил свой автомат и выпустил
из него полную обойму, пока я выбирался из окопа. И мы побежали
к своим.

Послышался нарастающий свист, я крикнул: «Ложись!» Мы с разбегу
бухнулись носами в пыль. Подняв голову и оглянувшись, я увидел,
как из кабины грузовика выпучивается небольшой черно-красный гриб.
Гриб лопнул, засыпая все вокруг своими смертельными спорами.

Вовремя мы убрались.

Усиленно работая локтями и коленями, мы поползли дальше. Разведчики
теперь должны быть уже в окопе, а мы у них как на ладони. До ближайшего
укрытия было еще метров двадцать. Пустое пространство. Зона смерти.
Я чувствовал, как мою спину жжет перекрестье прицела.

Не успеваем.

Сзади раздался еще один взрыв. В окопе. Но свиста мины на этот
раз я не слышал.

– Что за ерунда?

– Да я под тем мужиком гранату оставил,– пояснил Коля, сплевывая
черную от пыли слюну.– Вот и сработал мой капкан. Не думал, что
они окажутся так беспечны, болваны. Ну, чем их меньше, тем нас
больше. Война.

– Какая война?– сказал я с досадой.– Люди деньги зарабатывают...

И подумал: да, всю эту мерзость придумали очень неглупые люди.
Пусть лучше это происходит здесь, под контролем и легально, чем
там, в Большом мире.

– Здесь так не принято,– объяснил я Коле. Я прибыл сюда несколько
раньше и потому был для него кем-то вроде наставника.– Это не
по правилам. Больше так не делай.

– Какие еще правила?– удивился он.– Есть мы, есть они... а правил
никаких нет. Все инструкции я знаю наизусть. И они говорят мне:
у тебя одна цель – уничтожить врага. Именно этим я и занимаюсь.
Какие еще правила? Они нас точно так же убивают, а я хочу вернуться
домой живым и здоровым. Лучше не говори мне о жалости и сострадании
к ближнему.

– При чем здесь жалость?– удивился в свою очередь я.– Речь идет
о чести. Минировать трупы – это запрещенный прием. Это, по здешним
понятиям, большая подлость. Ведь мы не враги, когда сидим вместе
в баре. А ты... как будто на общей кухне плюнул в чужой борщ.
В коммуналках жить не приходилось?

– Только там и жил,– мрачно ответил Коля.

– Ну вот, должен понимать...

– Ладно,– сказал он.– Учту.

Мы поползли дальше. Нас начали обстреливать. Пули ложились очень
плотно. Не знаю, как нам удалось проскочить без единой царапины.
Коля ворчал, что надо было заложить не гранату, а мину помощнее,
решив тем самым сразу все проблемы.

Я не стал объяснять ему, что если бы он не заминировал труп, нам
вслед сейчас, возможно, никто не стрелял бы. Объяснения, видимо,
доходят до него плохо. Ничего, сам поймет когда-нибудь. Если будет
жив к тому времени.