Жизнь как есть

Любите ли вы бомжей? — Разумеется, нет. От них воняет мочой и
водкой; они, падлы, занимают целое сиденье в метро, на которое вы
хотите опустить свою изнеженную задницу, измождённую
непосильной работой в офисе. Правда, в последнее время их тут у нас
стало несколько меньше: то ли их мороз истребил, то ли
дедушка Лужков, наш добрый и сострадательный градоначальник,
произвёл очередную зачистку. Потому что нехорошо. Некультурно.
Столичный город. Иностранцы ходЮт. От людей стыдно. Кое-где
даже открывают приюты для бомжей, пытаются обращаться с ними
по-человечески (потому что ведь так-то… они,
разумеется, не человеки: это всем понятно). Но вот только они,
неблагодарные, не ценят этих филантропических усилий
московского правительства: помоются, потрескают муниципальную
баланду, отоспятся — и снова на улицу. А ведь Юрий Михайлович,
благодетель, так старался, так старался: пошил для них,
окаянных, оранжевые жилеты — в надежде, что они станут
сознательными членами общества, будут работать дорожными рабочими. А
они вон какие — некультурные. Неблагодарные. И Юрий Михайлович
обиделся.

А вот я бомжей люблю. Я сама такая. У меня, конечно, есть крыша над
головой. Регистрация в первопрестольной. Кусок хлеба
(иногда, правда, один на весь день, но это уже детали.) И всё
равно, я — бомж. Я никогда не надену «оранжевого жилета», если
понимать его как символ, как знак причастности к
«созидательному труду» буржуазного общества. И тут я скорее пойму Марину
Цветаеву, которая в голодной послереволюционной Москве пошла
работать в какую-то контору, переписывать на карточки
никому не нужную информацию, но вскоре уволилась, написав: “Ушла,
не смогла. Лучше повеситься”.

Вот именно, повеситься. Всякий труд должен быть созидателен. Человек
должен знать, что, как говорится, его труд вливается в труд
его республики. А у нас тут ничего никуда не вливается. А
если и вливается, то пустое — в порожнее. «Избранные» делают
деньги из воздуха, остальные этот процесс своими усилиями
обеспечивают.

А они — не хотят. И я их понимаю. Да нет, понятное дело: реальных
причин, по которым люди становятся бомжами, бывает множество:
у кого-то мошенники отняли квартиру, кого-то жена из дома
выгнала, кто-то приехал из разорённой провинции, попытался
здесь устроиться — не получилось. Да, естественно. Но не это
главное. Потому что это всё — привходящие факторы, поскольку,
как правило, люди, оказываясь даже в самых тягостных
ситуациях, всё равно пытаются найти из них выход. А они — не хотят.
«Гори всё синим огнём». «Пропади всё пропадом». Ну и что,
разве не так? Смысл-то какой?

Так что, в широком смысле, бомжевание — это современная
разновидность того, что в прежние времена именовалось странничеством.
Странники ходили пешком, «стопочками апостольскими», по святым
местам, «града небесного взыскуя». Ну, а теперь они где,
святые места? – Мне кажется, что совсем не там, где они
«схвачены» паломнической службой общества «Радонеж», а… везде. И
иногда святости больше всего там, где, с виду-то, больше
всего грязи. И фимиам можно чаще всего учуять не в запахе
ладана, а среди вони. Так и куда ходить-то? Как говорится, «зачем
в Персию ходить, если дома — Вавилон?»

Собственно говоря, одним из первых и одним из самых прославленных
бомжей был Алексий человек Божий. По большому счёту, и умом не
понять, и аршином общим не измерить. Ну и чего ему,
казалось бы, не хватало? — Дом — полная чаша; жена — красавица,
живи и радуйся. А он почему-то не стал радоваться, но
опечалился и ушёл из дому. Потому что мир во зле лежит; плохо в нём,
неуютно… чему тут радоваться-то? Родители беглеца посылали
за ним ходоков по всем городам, жена дни и ночи напролёт
сидела у окна, ждала, а богатый наследник где-то бомжевал. Потом
вернулся в родной дом и там, при дворе, жил всё тем же
бомжом, питался объедками — и ни родители, ни жена его так и не
узнали.

Вот такая история.

Это я к тому, что не надо морщить нос и возмущаться при виде
вонючего и недвижного тела, занимающего всю скамейку в метро. Не
докучайте этим людям ни своим неуместным возмущением, ни своей
ещё более неуместной филантропией. Бомжи — не нищие. Они у
вас ничего не просят. Просто они живут так, как хотелось бы
жить вам, — свободно.

Хотя, конечно, не дай Бог.

Ну так и не всякому дано.