Дневник неписателя #18. Глубоколичное.
Писатель и мой друг Олег Павлов совестил меня как последнего догматика и
невежду:
- Что ты все "Топос-топос"? А ты сходи на другие сайты. На мой, например... Л
юдей хоть посмотри, если себя показать не желаешь. Эх ты - михрютка!
И - ведь прав... Ленив и нелюбопытен. Замшел и консервативен. Работаю в
"Литературке" больше десяти лет, неприлично даже. Пережил трех начальников
отдела, причем третим целых два месяца был в. п. с. Печатаюсь в "Литературке"
и читаю "Литературку". Дружу с Павловым и читаю Павлова. А недавно на премии
"Национальный бестселлер" еще и со Славниковой подружился. Теперь читать
буду.
- Так нельзя! - говорил Павлов. - Где широта кругозора, целостное постижение
мира? И это человек, который держится концепции "мир как целое", а?
Я закручинился, потому что мнение Павлова уважаю почти как свое. И пошел
гулять по сайтам. На сайте Павлова я увидел знакомое лицо того же Павлова и
обрадовался. На других сайтах регулярно набирал в поиске свою фамилию, но
порадоваться мне не удалось... Увы!
Вот Курицын... Фамилия вроде знакомая, можно сказать, близкая, а понять ничего
нельзя. В одном месте пишет о том, какую замечательную рецензию на роман
Н. Кононова "Похороны кузнечика" написал талантливейший критик
П. Басинский и
как жаль, что нет оной в "Коллекции" Курицына. А через несколько дней:
"ублюдочная рецензия", автор ее известный бездарь, но такого, мол, даже от
него я не ожидал. Интересно все-таки, когда Курицын был трезв и когда пьян?
Дмитрий Быков вообще не воспринимает меня как самостоятельную личность, но
лишь как сгусток некой зловредной духовной энергии под названием "реализм".
Что бы он сказал, если бы я его и сейчас по-старинке величал "куртуазным
маньеристом"? Нет, я на него не обижаюсь, я своего прошлого, слава Бога, не
предавал, но все-таки... Давно говорю о кризисе реализма, почти, можно
сказать, похоронил его, за что и удостоился от Олега Павлова остроумной
клички "вдова русского реализма". А Быков - долдонит и долдонит. Я понимаю,
так ему удобнее "с материалом работать".
Борис Кузьминский пишет про меня обычно подчеркнуто уважительно. Но как-то уж
так подчеркнуто, что хочется вытянуться во фрунт и взять под козырек.
Но больше всех поразил мое раненое сердце, как всегда, Александр Агеев.
Пишет: "Басинский прилепился к какому-то тюменскому сайту". "Ну ни хера
себе!" - сказал я вслух первое в своей жизни ругательное слово.
A-propos. Недавно в поезде, направлявшемся в Питер, ехал вместе с писателями,
критиками и издателями, направлявшимися на "Национальный бестселлер". Так вот,
господа. Какого мата я там наслушался, не приведи Господь! Всякое я слышал,
но чтоб тако-о-е! А учился я, между прочим, не в институте для благородных
девиц. Учился, между прочим, в Литературном-таки институте и в такое-таки
время, когда там не одни московские мальчики-девочки учились, а учились там
бывшие геологи, колхозники, лесорубы и даже уголовники.
Но тако-ого мата я там не слышал! Проводница даже дежурный наряд милиции
вызывать не стала. Наверное, опасалась за нравственность молодых милиционеров.
Моя жена по поводу моих сомнений на этот счет заметила: так они на филфаках
абсценную лексику специально изучают. Но хирурги ж просто так людей не режут?
Еще a-propos. Был у нас в тамбуре горячий разговор с Николаем Александровым,
критиком с "Эха Москвы". Очень Николай переживал за Дмитрия Ольшанского. После
той его статьи, говорит, ему приличным человеком не быть. За все, мол,
отвечать, надо. А Ольшанский, мол, произнес такое словечко, за которое надо
отвечать. Слово это Александров даже вымолвить не мог. Но я вымолвлю:
черносотенец.
Николай, говорил я, успокойся! Успокойся, Николай! Николай, успокойся,
успокойся! Ольшанский просто не знал, что это слово означает. Он думал, что
это плохое слово, поэтому и назвал себя им. В анфан-террибля хотел поиграть.
Если б он знал, что это слово как раз хорошее, что "черной сотней" называли
народ, что идеологи ее Никольский, Меньшиков, Садовской, то он непременно
написал бы статью под названием "Как я стал либералом". И вообще в
"черносотенство" Ольшанского я не поверю даже в том случае, если он заявится
в красной рубахе с топором в синагогу. Потому что и топор будет картонный,
и синагога окажется каким-нибудь клубом О. Г. И. Но Александров твердил: нет!
Пропал человек! Ольшанский, то есть, а не Николай Александров...
Продолжаю про Агеева.
Итак, "прилепился к какому-то тюменскому сайту". Да как он вымолвить такое
посмел! Чем его Тюмень-то обидела? Метил, значит, в меня, а попал-то в Россию!
А сам Агеев откуда приехал? Из Гренобля што ль?
Не могу больше писать... Слезы душат, сжимаются кулаки. И хочется, как
Александров, кричать: пропал человек! Бедный, бедный! Кто Тюмень обидит, и
дня не проживет! А если проживет, то об этом пожалеет.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
