Поэзия

Несколько текстов

НАЧАЛО ДНЯ 

С утра был воздух влажно-липкий,
Язык ворочался с трудом.
Автомобили, как улитки,
Ползли по улице гуськом.

Я мусор выбросил в контейнер,
Рукою крышку придержав.
Пахнуло сыростью и тленьем,
Как от распада сверхдержав.
[18-19.08.04]

ПОЛИЦЕЙСКИЙ И ВОР 

Полицейский бежит по улице, 
Расталкивая прохожих, 
Лицо красное, 
Фуражка сбилась на затылок. 

Вор бежит по улице, 
Расталкивая прохожих, 
Чуть не сбив велосипедиста, 
Высоко поднимает саквояж с диамантами. 
  
Полицейский Ханс-Кристиан кричит: 
«Стой! Стой! Стрелять буду!» 
Действительно, в его правой руке пистолет, 
В глазах безумие ярости. 
   
Вор Братко Русский не оборачивается, 
Он ловко лавирует между машинами, 
Перебегая дорогу поперек движения, 
Кроме ножа, он ничем не вооружен. 
   
Минуты не прошло, а их уже нет. 
Всполошившиеся прохожие, 
Свидетели этой неожиданной сцены, 
Постепенно приходят в себя. 
[31.01.2004]



ПОЛЕТ ШМЕЛЯ 

В 1990 году 
Вдвоем с Бурым 
Шли мы 
По улице 
В Крыму, 
В Симферополе. 
   
Вдруг кто-то 
Окликнул: 
«Эй, Бурый!» 
Двое парней 
Улыбаясь, 
Догоняли нас. 
В одном из них 
Бурый узнал 
Давнего соученика 
По Рязанскому 
Музучилищу. 
   
Тот отрекомендовал 
Своего спутника: 
«А это Геннадий, 
Первоклассный басист, 
Может на басухе 
Рубить «Полет шмеля» 
В два раза быстрее, 
Чем нужно!» 
   
«Постой, – 
Нахмурился Бурый, – 
А зачем это нужно – 
Играть быстрее, 
Чем нужно?» 
   
Стоял жаркий 
Майский день. 
До распада 
СССР 
Оставалось 
Полтора 
Года. 
[2003-2004]

КОЛЫБЕЛЬНАЯ 

Спят усталые игрушки,
Книжки спят.
Спит в могилке А.С.Пушкин,
Ждет ребят.
«Das ist doch alles, was sie koennen!» -
Spricht der Tod.
Злой бандит, студент влюбленный -
Смертны. Вот.

Нет спасения, ребята,
От червя.
И меня сожрет проклятый,
И тебя.
«That's a realy good idea!» -
The Deadman said.
В землю лечь хотел пойти я -
Места нет.

Тихо на ветру качался
Труп в петле.
Смертный сон туманом стлался
По земле.
Ворон каркнул: «Смерть бессмертна!» -
И подох.
Строго и немного нервно
Улыбался Бог.
[26.09.04]

НА ДНЕ НОЧИ 

Мне снился сон: я брел, слегка шатаясь,
по улице, что загибалась вправо.
Светили фонари, как очи мрака -
Дремал, не закрывая глаз, ночной Берлин.
Я был небрит; торчала из кармана
пальто потертого початая бутылка
с оленем на зеленой этикетке.
Вкус «Егерьмайстера» еще хранил язык.
Я брел вперед, не узнавая местность,
не разбирая, где восток, где запад,
и мыслей не было в гудящей голове.
И щурилась Луна, как око зла,
то пропадала в волокнистых тучах,
то, вновь выныривая, пялилась безвечно,
а я дрожал и трясся под Луной.
Мне было холодно.
Я брел, почти не глядя,
по незнакомой улице ночной,
что постоянно вправо загибалась,
не узнавая этого района,
не помня, почему сюда попал,
а в небе тучи дикие неслися,
переплетались, будто в битве хищник
сошелся с хищником не менее свирепым -
лихая росомаха с резвой рысью.
Я приостановился на мгновенье,
извлек бутыль и крышку отвинтил,
глотнул из горлышка, вздохнул и вновь глотнул.
Никто не попадался мне навстречу -
хоть полицейский или хоть бездомный.
Да все последние попрятались в тепло,
а первые оттуда не вылазят! -
в такую ночь кому охота мерзнуть?
А было холодно...
Нет, «холод» – не то слово.
Мороз грыз кости, что твоя собака!
И воздух влажный жег сухую кожу,
и было дюже зимно...
Я стоял
посередине безымянной штрассе,
и окна темные, ослепшие на время,
таращились упрямо внутрь себя.
И лишь одно окно, как око гнева,
смотрело пристально в кривую неизвестность,
но вдруг – о миг! – погасло и оно.
Собравшись дальше двинуться, шагнул...
И тут откуда-то из близкого далека
раздался звучный колокольный бой,
прорвался через уши прямо в череп,
вонзился в бровь над левым глазом, как осколок.
заныл в зубах, заколотился в сердце...
Я в панике ступил назад,
чуть – чур! – чуть не споткнулся...
И в тот момент ко мне из-за угла
Чудовищная Женщина шагнула.
Ее глаза блестели, как кристалл,
кровь на губах, вскипая, пузырилась,
белело ярко порванное платье,
и голос низкий рвался из груди,
но губы между тем не шевелились,
заледеневшие в морфической улыбке,
и волосы ворочались, как черви,
и взор гипнотизировал меня.
«РЕАЛЬНОСТЬ – ДНОЧЬ!» – она произнесла.
И вот приблизилась, и вот почти прижалась...
От ужаса ни повести рукой
со все еще зажатой в ней бутылкой,
ни слова выговорить я бы не сумел.
Дыханье сперло – ноги провалились -
ах! – вдох – я вздрогнул – выдох – вдруг – проснулся – вдох.
В окне отточенно маячил тонкий месяц.
Я был один. И абсолютно трезв.
«И только в ясные минуты жизни,
когда светло и тихо на душе,
Знакомые и милые виденья
На дне ее отыскиваем мы».
[Февраль 2004]

ПРОДАВЕЦ ЛИЦ 

Посв. <нрзб> 

I

Ты знаешь всех героев всех тусовок,
Ты мастер провокаций и листовок,
Ты в болтовне удачлив, лих и ловок,
Как в поле боя – богатырь-солдат.
Искрятся шутки, сдобренные матом,
Тебе приятно выглядеть солдатом,
И увлеченный собственным плакатом,
Ты на Создателя нароешь компромат.

II

Ты говорил, что в морду бил таксиста,
Что в грязном бизнесе умел все сделать чисто,
Что террористом был под маской журналиста,
Что ты Системы грозный подрывник.
Взяв коньячка, ты в полумраке бара
Клеймил основы либерального кошмара,
Твой идеал – чеченский Че Гевара,
Да ты и сам – почти что Филип Дик.

III

Ты был магнатом книжного подвала,
Тебя Фортуна славою ласкала,
Ты рвался вверх – тебе все было мало! –
Неукротимый, как берсерков полк.
Завесы тайны властный дефлоратор,
Для андеграундных юнцов – крутой куратор,
Среди овец – талантливый оратор,
Не то пастух, не то трусливый волк.

IV

Ты приторговывал когда-то орденами,
Кого кидал, кого слегка динамил,
Ты промышлял дешевыми словами –
Московская резня псевдопилой.
А время шло, как под «Кристалл» – хинкали,
Мы, как Икары, от жары икали,
И к нашим лицам маски прилипали –
За слоем слой, за слоем слой, за слоем слой. 

V

Ты звал вперед с провалом в истеричность,
Пропагандировал «ответственную личность»,
У всех подряд воруя идентичность,
А заодно идеи и подруг.
Твои друзья, как карты, тасовались,
Шестерки, козыри – мы все чередовались,
Вниз головой шуты соревновались,
Привязанные за ноги – без брюк.

VI

Но время шло, сменялись антуражи,
Наш Метрополис стал мощней, угарней, гаже,
И пекарь был измазан в жирной саже,
И трубочист был вывалян в муке.
Тебя с утра водитель вез в контору,
В обед съедал ты фауну и флору,
А вечерами, дань отдав хард-кору,
Ты рэповал в хип-хоповом пике.

VII

Ты был – кумир, альтернативный гуру,
Ты шел в народ – и нес контркультуру,
Толпа тебе рукоплескала сдуру,
Вмиг подхватив сэмплированный бит.
Ну а потом включались спецэффекты,
И на танцполе модные субъекты
Уже не видели, как вновь пускался в бег ты,
Измученный и конченный на вид.
[Октябрь 2004]

УДАЧНАЯ ОХОТА 

Выстрел раздался, и сторож упал... 

I

Вечер в тот вечер был ветреный весь,
Так я хотел бы быть понятым здесь.

Если подумали, что «понятЫм»,
Лучше накрыться вам тазом пустым.

Ветер в тот вечер свирепствовал весь,
Так я хотел бы быть понятым здесь.

В ночь на четвертый апрельский четверг
Пленных пришельцев втоптали мы в снег.

II

В воздухе веяла влажная взвесь,
Так я хотел бы быть понятым здесь.

Если бы бесы блудили в раю,
Кто б не пожертвовал душу свою?

Мордами ткнули их в снежную смесь,
Так я хотел бы быть понятым здесь.

В ночь на четвертый апрельский четверг
Пленных уродов втоптали мы в снег.

III

Сбили с пришельцев их наглую спесь,
Так я хотел бы быть понятым здесь.

Поняли, гады, кто главный в лесу!
Так свою мысль я до вас донесу.

К нам, богоизбранным, лучше не лезь,
Так я хотел бы быть понятым здесь.

В ночь на четвертый апрельский четверг
Пленных чертей затоптали мы в снег.

IV

Европа и Азия – Гитлер капут!
Так я хочу быть воспринятым тут.

Белый арийский рассвет ледяной,
Крики за крепкой кирпичной стеной.

Череп на череп, бензин на мазут,
Так я хочу быть воспринятым тут.

Чудища лезут из тени на свет,
Но упырям избавления нет.

V

Камень на камень, Тюмень на Сургут,
Так я хочу быть воспринятым тут.

Пулю в десяточку метко вложи,
Руку на пульсе чуть-чуть подержи.

Против меня все конкретно зассут,
Так я хочу быть воспринятым тут.

Прут вурдалаки, как мошка на свет,
Но упырям избавления нет.

VI

Вещи в тот вечер теряли свой вес,
Так я хочу быть воспринятым здесь.

Мразь наползает на нас, не таясь.
Мы не пропустим ползучую мразь!

Ты должен жрать, а иначе – сожрут,
Так я хотел бы быть понятым тут.

В рыбный четвертый апрельский четверг
Зверя на снег уложил человек.

VII

Червь точит камень и чувствует резь –
Смерть, умирая, рождается здесь.

Четверть на четверть, кирпич на кирпич.
Выстрел в висок – как анализ на ВИЧ.

Печи, дымите! Дымите черней!
Мы на диету посадим червей.

Гиберборея, морозный рассвет.
Нету спасенья. Спасения нет.
[Сентябрь 2004]

ЧЕРНЫЙ ФОНТАН 

Дырбулщир зачерствел, как и весь новый мир, 
Как звезда в октябре над Невой. 
И бесцветное знамя протерли до дыр, 
И кукует во тьме Снеговик вековой. 
И подносит мне тапки бумажный тапир, 
И молчит Мойдодыр неземной. 
   
Дубодыр с Вурдалаком считают очки, 
На трибунах – пророков гектар. 
И бегут олимпийские злые качки 
Под смурной перебор самостийных гитар. 
На три точки свой чек расчленили торчки. 
Дырокол – вот и весь Божий дар. 
   
Рассыхается мозг, как изъеденный сыр. 
Вместе с мясом слезает загар. 
И замшелая мышь, натянувши мундир, 
Марширует как ангел меж солнечных нар. 
Мне пиарит Икара какой-то сатир, 
И я чувствую серный угар. 
   
И неважно, какие на форме значки, 
Век, год, месяц, день, час, миг какой... 
Мириадами прут на меня Пятачки, 
Чебурашки, Степашки и прочий отстой. 
Буровик ощущает тупые толчки. 
Близок черный фонтан золотой! 
[Ноябрь 2003]